Несмотря на свое несвоевременное появление, книга была благожелательно встречена друзьями и коллегами автора. По мнению Дж. М. Тревельяна, придет время, когда люди перестанут читать «нас, профессиональных историков, но они продолжат читать» книги Черчилля. Особенно Тревельян отметил предисловие — этот «благородный образец» хорошего вкуса. Из отдельных эпизодов ему понравилось рассмотрение автором одиозной личности Ричарда III. «Про этого короля написано столько вздора», в то время как линия повествования Черчилля отличается последовательностью и четкостью[222].
Сам Черчилль не благоволил к Ричарду, считая его «злодеем»[223], но на его примере он показал ненадежность исторических работ, зависящих от предрассудков времени, авторских амбиций, а порой и просто являющихся результатом политического заказа. В своем произведении он часто обращается к работе Томаса Мора (1478–1535) «История Ричарда III». Характеризуя это сочинение, он отмечает, что в его основу были положены факты, «предоставленные в распоряжение новой и уже значительно укрепившейся властью»[150]. При этом основной целью, которую преследовал Мор, было «не столько изложение фактов, сколько создание моралистической драмы» с представлением Ричарда III в качестве «воплощения зла», а Генриха Тюдора — «освободителя королевства, самого добра и света». Черчилль не без иронии смотрит на Мора, который, обращаясь к преувеличению и глумлению над объектом своего исследования, стремится угодить власти и написать в высшей степени политкорректное сочинение. «Мор приписывает Ричарду не только все возможные преступления, но и кое-какие невозможные, а также представляет его физическим чудовищем, сухоруким и кривым», — с ухмылкой замечает Черчилль, добавляя также, что едва династия Тюдоров «сошла со сцены, защитники Ричарда взялись за работу, которая не завершена до сих пор»[224]. После этого верь историкам.
Черчилль же, не только читавший и создававший, но также и писавший историю, продолжил свое начинание. Еще до публикации первого тома он активно занялся продолжением. В конце января 1956 года он сообщал Дикину с юга Франции, что «напряженно работает над третьим томом». Он хочет сделать главы о Мальборо «еще более интересными»[225]. В начале марта автор уже занялся последним томом, решив лично описать события, произошедшие с 1870 года. При этом он планировал опираться на собственный опыт, а также знания, полученные во время работы над двухтомной биографией отца[226].
Черчилль и раньше придерживался хаотичного стиля работы, берясь то за один, то за другой кусок, которые нередко не были связаны между собой в тематическом и временном плане. Так и теперь. Только он задумался погрузиться в период последней трети XIX столетия, как уже в августе в очередной раз начал корректировать главы о Гражданской войне в США. «Прежде чем что-то надиктовать, я прочитал четыре или пять книг по этой теме», — заметит он лорду Морану[227]. Затем последовала очередная доработка викторианского периода. «Я сейчас много читаю про Дизраэли», — писал Черчилль Клементине 11 августа[228]. Наибольшая активность в этой части пришлась на сентябрь-октябрь 1956 года.
Осень 1956 года Черчилль, как обычно, провел на юге Франции — на вилле Ривза Ля Пауза. Большая часть времени уходила на работу над книгой. О последних новостях и успехах отставной политик сообщал в письмах супруге, которая осталась в Лондоне. Двадцатого октября их переписка прервалась. У Черчилля произошел пятый инсульт. Один из самых сильных. Он потерял сознание на двадцать минут. Парализованной оказалась правая нога, рука и левая часть лица. Несмотря на тяжелые последствия, пациент в очередной раз удивил наблюдавших его эскулапов. Уже через пять дней лечивший его доктор Джон Робертс констатировал, что Черчилль «быстро восстанавливается». Еще через три дня он настолько окреп, что смог вернуться в Британию[229].
Тридцатого ноября Черчилль отметил свой восемьдесят второй день рождения. За четыре дня до этого знаменательного события в свет вышел второй том — «Новый мир», повествующий о правлении Тюдоров и Стюартов и рассказывающий о становлении централизованного государства, пожаре гражданской войны и развитии конституционной монархии. Объясняя выбранное название, Черчилль указывал, что в два столетия (с 1485 по 1688 год), которым посвящен этот том, человеческому духу «открылись иные, неизведанные ранее миры в областях мышления и веры, поэзии и искусства»[230]. Тираж Cassell&Со. Ltd. составил сто пятьдесят тысяч экземпляров. В течение следующих десяти лет британское издание имело четыре допечатки общим объемом почти сорок пять тысяч экземпляров. Восемь допечаток также было сделано на территории США и Канады. «Второй том мне понравился даже больше, чем первый», — восторженно писал автору Тревельян[231].
Хвалебные отзывы превалировали. Но были и критические оценки, а также указания на ошибки. В январе 1957 года Черчилль получил письмо от некой Джоан Рональд, указавшей на несостыковки. «На странице 50 вы упоминаете, что Джейн Сеймур было двадцать пять лет (1533 год), а на странице 56 вы говорите „и когда она умерла, всего двадцати двух лет от роду…“ (1537 год). Мой супруг и я считаем, что она (так же, как и вы!) обладала секретом неувядающей молодости!»[151][232].
Пока читатели искали неточности в его книгах, сам Черчилль задумался над тем, что рано или поздно ждет всех творческих личностей — завершение карьеры. Еще в июне 1956 года он решил, что его «История» закончится первыми годами XX столетия. Он слишком долго жил в этом страшном веке, слишком многим ужасам был свидетелем и слишком много размышлял о причинах произошедших катастроф, чтобы еще раз погружаться в мутные воды двух мировых войн. «Нет, нет, я закончу на правлении королевы Виктории, — сказал он своему врачу. — Я не могу писать о скорби и несчастьях текущего столетия. Мы прошли все испытания, но они оказались бесполезными»[233].
В свое время, в конце января 1901 года, когда королева Виктория скончалась на острове Уайт, молодой и амбициозный Уинстон Черчилль, недавно избранный в парламент, находился в Канаде. Он с оптимизмом смотрел в новый век, готовя себя к великому будущему. Тогда он не знал ни истинного размера этого будущего, ни того, что этот момент начала политической карьеры станет конечным портом, где бросит якорь потрепанный под ветрами времени дредноут его творчества. Но завершение литературной деятельности совпало не только с началом деятельности политической. Датой, когда Черчилль отложил навсегда перо в сторону, стало 10 февраля 1957 года. Именно в этот день по странному стечению обстоятельств он одновременно завершил эпилог для однотомного издания «Второй мировой войны» и предисловие к последнему тому «Истории». Более шестидесяти лет миновало с тех пор, как он начал свой творческий путь с военных обзоров на Кубе. Затем были военные отчеты с северо-западной границы Индии, посвященные подавлению восстания местных племен. Далее выход первой книги — «История Малакандской действующей армии», содержащей воспоминания и размышления молодого субалтерна о колониальном конфликте в последние годы Викторианской эпохи. Теперь Черчилль вновь вернулся в это время. Став, по словам профессора Манфреда Вайдхорна, похожим на мистического змея, пожирающего собственный хвост[234]. Возможно, это чересчур образное сравнение. Но Черчилль и в самом деле закольцевал свое творчество.
Несмотря на то что наш герой завершил карьеру писателя, созданное им продолжало издаваться. В середине октября 1957 года вышел третий том «Истории» — «Эпоха революций», описывающий напряженный период, в начале и конце которого автор решил поместить двух выдающихся полководцев: 1 — го герцога Мальборо и Наполеона. Первый тираж Cassell & Со. Ltd. составил сто пятьдесят тысяч экземпляров, выдержав еще две допечатки в марте 1965 и январе 1966 года общим объемом почти девять тысяч экземпляров.
Черчилль был одним из первых, получивших экземпляр нового тома. Сделавший ему этот подарок Десмонд Флауэр поинтересовался у маститого автора, какое название он хочет выбрать для следующего тома, завершающего все произведение. Рабочий титул «Девятнадцатый век» казался издателю банальным, и он предложил «Великие демократии». К его удивлению, Черчилль не стал спорить, заметив, что предложенное название лучше предыдущего, хотя ему, ушедшему на покой, уже не стоит думать над подобными вопросами[235].
Последний том, посвященный истории Великобритании и США в XIX веке, вышел в середине марта 1958 года, тем же тиражом, что и два его британских предшественника, — сто пятьдесят тысяч экземпляров. Черчилль получил поздравительные письма от родственников и коллег, а также, следуя старой привычке, подготовил к отправке все тома последнего произведения близким друзьям. Не обошлось без курьезов. В комплекте для лорда Маунт-бэттена волнистый попугайчик Черчилля по кличке Тоби откусил небольшой кусок от второго тома. В таком виде посылка была направлена адресату, который не обиделся. Наоборот, он даже увидел в этом хороший знак, заметив автору, что укус попугая добавит «историческую ценность» памятному подарку