[357]. Впоследствии на рабочем столе в Чартвелле появится мраморная копия знаменитого бюста 1806 года работы французского скульптора Шоде Антуана Дени (1763–1810).
Черчилль не делал секрета из своей симпатии к французскому императору, что не шло на пользу его репутации государственного деятеля. Прав был Джон Морли, когда замечал, что «было бы лучше, если бы Уинстон изучал биографии неприметных героев». По мнению пожилого политика, «соразмерять себя с Наполеоном, значит, наживать себе много врагов»[358]. Но Черчилль не внял предупреждениям. И, как предсказывал его старший друг, тут же попал под огонь глумливой критики, едва представился соответствующий случай.
Вскоре после начала Первой мировой войны, поздним вечером 23 августа, Черчилль беседовал с военным министром, фельдмаршалом Горацио Гербертом Китченером (1850–1916). Министр был мрачен. К западу от Мааса плотный массив германской армии готовился окружить левый фланг англо-французских войск. Китченер стал рассуждать о стремительной контратаке, которая смогла бы разрушить планы противника. «Никто не знает пределов того, на что способна отлично дисциплинированная армия, но если бы французы сумели бы вклиниться вот здесь, — фельдмаршал решительно прочертил стрелку к северо-западу от Намюра, — то Германия вполне может получить собственный Седан, только еще крупнее». Слушая своего коллегу, Черчилль мечтательно представил Аустерлиц: «Австрийцы устремляются вперед, их левый фланг продвигается все дальше, к деревням Тельницы и Сокольницы, а Наполеон готовитудар на Праценские высоты». Было время! «Но где он, нынешний Наполеон? — спросит про себя Черчилль. — Девяносто девять лет назад первый дошел до Шарлеруа. Найдется ли у сегодняшней Франции другой»?[359]
Насчет Франции сказать трудно, но в Британии кандидат на бессмертную славу Бонапарта имелся. Несмотря на занимаемый пост первого лорда Адмиралтейства, Черчилль принял участие в обороне Антверпена. Он настолько увлекся этим действом, что попросил премьер-министра Асквита снять его с Военно-морского ведомства, произвести в генералы и назначить ответственным за оборону бельгийского порта. Как и следовало ожидать, просьба не будет удовлетворена, а Антверпен все равно падет. Хотя ради справедливости следует отметить, что продержавшийся несколько дней город блокировал значительное количество немецких войск, оказав существенную помощь всему фронту. Но к этому выводу придут историки уже после того, как дым на полях сражений рассеется. Осенью же 1914 года импульсивные предложения главы британского ВМФ не вызывали у общественности ничего, кроме критики. Morning Post, с которой Черчилль сотрудничал во время англо-бурской войны и которая всегда отличалась хорошим расположением к неугомонному политику, выступила с осуждениями странного поведения, а также выразила надежду, что «мистер Черчилль усвоит урок» и уяснит себе, что «он не Наполеон, а министр Его Величества, у которого нет времени организовывать и вести войска в бой»[560].
Затем будут Дарданеллы, отставка и первый период безвластия. Надо будет смениться премьер-министру (в декабре 1916 года Дэвид Ллойд Джордж перехватит эстафету у Герберта Асквита), надо будет пройти еще некоторому времени, прежде чем на Даунинг-стрит снова захотят увидеть Черчилля в составе правительства. Да и то, даже у импонировавшего Черчиллю нового главы кабинета были свои опасения. В мае 1917 года личный секретарь, любовница, а впоследствии супруга Ллойд Джорджа Фрэнсис Стивенсон (1888–1972) запишет в своем дневнике: «Не знаю, неужели Дэвид серьезно думает над тем, чтобы взять Черчилля, ведь он настолько хорошо знает его недостатки и осознает его тщеславие». «Уинстон разрушил себя чтением книг о Наполеоне», — заметит Ллойд Джордж своей пассии[361].
У Черчилля действительно скопилось множество книг об узнике острова Святой Елены. Судя по архивным записям, он начал собирать их в 1909 году и продолжил приобретать биографии, мемуары, исследования о жизни полководца на протяжении следующих двадцати лет, сформировав внушительную библиотеку на английском и французском языках. Сегодня эта библиотека с ее главным сокровищем — автографом рукописи самого Наполеона находится в колледже Черчилля в Кембридже.
Основательность, с которой Черчилль подходил к приобретению книг о французском императоре, недвусмысленно говорит о том, что он планировал взяться за написание биографии. В 1932 году он обсуждал с автором одной из работ о Наполеоне — Робертом Баллоном — подготовку предисловия для книги указанного автора объемом в пять тысяч слов. При этом Черчилль собирался оставить за собой право дальнейшего использования некоторых идей и даже фраз уже в своем произведении, которое «собирался написать о предмете исследования»[362].
В августе 1934 года, находясь во французском городе Аваллон, где 16 марта 1815 года на пути своего возвращения с острова Эльбы остановился Наполеон, Стэнли Болдуин отправил Черчиллю открытку с упоминанием этого исторического факта. «Прочитай ниже и завидуй, что в этом я превзошел тебя. Тебе следует провести здесь ночь, прежде чем ты начнешь писать его биографию», — хвастался лидер тори[363]. В том же августе 1934 года, после автомобильного путешествия со своим сыном и профессором Линдеманом по недавно построенной трассе из Канн в Гренобль, проходившей по тому же пути, по которому Наполеон возвращался с острова Эльбы, Черчилль признался своей супруге: «Я и в самом деле должен написать о Наполеоне, до того как умру»[364].
В этих планах политика поддерживал Дж. М. Тревельян, считавший, что после завершения монументальной биографии о Мальборо Черчилль обязательно должен взяться за написание двухтомника («больше не надо», считал историк) о великом французе[365]. Тревельян был не единственный, кто надеялся, что после рассказа о жизни победителя при Бленхейме Черчилль посвятит себя истории другого полководца. «Что ты собираешься делать после Мальборо? — спрашивал его в октябре 1937 года вице-король Индии Виктор Александр Хоуп, 2-й маркиз Линлитгоу (1887–1952). — Можно ли надеяться, что ты возьмешься за Наполеона»[366]. Вряд ли. «Слишком много работы накопилось, поэтому я не знаю, хватит ли мне времени и сил» на осуществление этого замысла, — жаловался Черчилль[367].
К сожалению, времени не хватило. Черчилль так и не создаст панегирик своему кумиру. По словам Мориса Эшли, книга о Наполеоне является «самой великой ненаписанной биографией нашего времени»[368]. И тем не менее, Черчилль нашел способ выразить свою точку зрения. Причем не только в четырехтомнике об англоязычных народах. Наиболее громко его голос в отношении Наполеона прозвучал в статье, написанной при весьма необычных обстоятельствах.
Четвертого февраля 1936 года на сцене театра Old Vic была представлена пьеса драматурга Роберта Кедрика Шериффа (1896–1975) и актрисы Жанны де Касалис (1897–1966) «Святая Елена». Главные роли исполнили: Наполеон — Кеннет Кент (1892–1963), генерал граф Шарль-Тристан де Монтолон (1783–1853), адъютант Наполеона — Лео Джон Генн (1905–1978), личный слуга Наполеона Луи Этьен Сен-Денис (1788–1856) — Джон Энтони Куэйл (1913–1989) и двенадцатилетняя Глинис Джонс (род. 1923) в роли Гортензии Бертранд (1810–1889).
На следующий день в Evening Standard появилась рецензия Дадли Баркера (1910–1980), в которой хотя и отмечалась работа авторов по написанию «старательного и эрудированного» текста, сама пьеса и постановка были названы «невыразимо скучными». Информация о «депрессивном отзыве» через заядлого театрала и активного покровителя искусств Эдварда Марша дошла до Черчилля. Политик решил лично посетить спектакль, хотя и признал, что «наблюдение за смертельной агонией личности, о которой я думаю так много, причинит мне боль»[369]. Пьеса Черчиллю понравилась. И он — «ненасытный читатель литературы про Наполеона» — решил обратиться с открытым письмом в The Times. В своем обращении он заявил, что постановка в Old Vic представляет собой «произведение искусства высокого порядка». По его словам, речь идет о «замечательной пьесе», которая способна «завладеть вниманием зрителей», и которая предлагает рассказ о конце «самого изумительного и потрясающего путешествия, совершенного когда-либо смертным»[370].
На момент публикации Черчилль уже семь лет как не занимал никакого официального поста за исключением места в палате общин. Но реакция общественности на заметку в The Times наглядно демонстрирует, что благодаря своей активной литературной деятельности, а также постоянным выступлениям в парламенте и на различных площадках потомок герцога Мальборо продолжал оставаться значимой и влиятельной фигурой. Если до прикосновения Черчилля в зал, рассчитанный на тысячу мест, приходило всего шестьдесят зрителей, то через день после выхода номера The Times их количество возросло до пяти сотен, а следующее представление прошло при аншлаге. В кассу начали выстраиваться длинные очереди, а сам спектакль пришлось переносить в более просторное помещение[371].
Черчилль не ограничился лишь заметкой, он также написал рецензию на постановку, которая вышла в 1936 году в одном из апрельских номеров