Тридцатого января в девять часов сорок пять минут гроб, накрытый «Юнион Джеком», поверх которого лежала черная бархатная подушка с регалиями ордена Подвязки, был вынесен из Вестминстерского зала. Биг-Бен пробил четверть и замолчал до утра следующего дня. На всем пути следования процессии собралось свыше полумиллиона человек; люди занимали места с ночи. Многие наблюдали за церемонией у экранов телевизоров. Подсчеты показали, что за прямой трансляцией следили триста пятьдесят миллионов телезрителей, одна десятая населения планеты.
Для регулирования дорожного движения был разработан специальный документ на 59 страницах под названием «Операционное распоряжение № 801». В церемонии были задействованы свыше семи тысяч военных. Первыми траурный катафалк приняли уланы 21-го полка, в составе которого лейтенант Черчилль шел в атаку в битве при Омдурмане в 1898 году. Они передали гроб гренадерам, с которыми покойный сражался в окопах Первой мировой войны. Гренадеры поставили гроб на специальный лафет, использовавшийся еще при похоронах королевы Виктории в 1901 году. Все замерли в ожидании, пока главный церемониймейстер граф-маршал Англии взмахнет жезлом. После того как взмах был сделан, процессия тронулась в сторону Трафальгарской площади.
Траурное шествие возглавил оркестр британских вооруженных сил. За ним шла сотня матросов Королевского ВМФ в сопровождении почти сотни гвардейцев в меховых киверах, которые медленно везли лафет с гробом. За лафетом следовали члены семьи покойного — супруга, дети, внуки и Кристофер Соамс. Мужчины шли пешком, женщины ехали в карете, запряженной шестеркой лошадей, предоставленных лично королевой. Далее шли кавалеристы конной гвардии, кавалерийский оркестр, королевские морские пехотинцы, офицеры ВВС и сотрудники лондонской полиции. Когда процессия поравнялась с Кенотафом — памятником жертвам Первой мировой войны, расположенным в центре Уайтхолла, представители французского движения Сопротивления замахали триколорами. Неподалеку от французов находились норвежцы и датчане, которые также приехали почтить память великого британца. В Сент-Джеймском саду прозвучали первые из девяноста пушечных выстрелов — по одному выстрелу на каждой год жизни покойного.
Достигнув Трафальгарской площади, траурная процессия, растянувшаяся к тому времени на полтора километра, повернула на восток и сначала по Стрэнд, а затем по Флит-стрит направилась в сторону собора Святого Павла. У входа процессию ждали лорд-мэр Лондонского Сити, фельдмаршалы Александер, Слим, Темплер, адмирал флота Маунтбэттен, маршал авиации Портал, экс-премьеры Эттли, Иден, Макмиллан, Мензис генерал Исмей, экс-секретари кабинета Бриджес и Н. Брук, которым во время церемонии предстояло держать концы гробового покрывала. Когда гвардейцы Гренадерского полка с гробом на плечах поднялись по первой группе ступенек, ведущих в собор, встречающие направились им на встречу. В этот момент гренадеры, идущие впереди, немного замешкались, в результате чего центр тяжести гроба сместился назад, увеличив нагрузку на двух последних гвардейцев. Несмотря на неприятный инцидент, они смогли удержать тяжелую ношу (вес гроба составлял четверть тонны) и продолжить движение. В 10:49 гроб был внесен в собор и помещен на постамент под куполом. Когда в ходе церемонии во время исполнения «Боевого гимна Республики» тучи рассеялись и яркий луч солнца, пробившись через купол, осветил гроб, у присутствующих мурашки пробежали по спине от неожиданного знамения.
Черчиллю была оказана особая честь — на его отпевании присутствовала Елизавета II. Во время похорон Веллингтона и Гладстона королева не была на отпевании, а в случае с Гладстоном статус государственных похорон был определен парламентом и навязан августейшей особе. Помимо членов королевской семьи и первых лиц государства в соборе также присутствовали около трех тысяч человек из ста двенадцати стран. Среди приглашенных были генерал де Голль и генерал Эйзенхауэр, четыре короля и одна королева, три президента и два вице-президента, одиннадцать премьер-министров и два канцлера, а также шестнадцать министров иностранных дел. СССР представлял рыцарь-командор ордена Бани маршал Иван Степанович Конев (1897–1973).
Из собора Святого Павла траурный кортеж направился в Тауэр, где его встретили шеренги солдат шотландского полка и бифитеры, одетые в парадные красно-золотые мундиры. На Тауэрской пристани гроб под звуки волынок был установлен на катер «Хейвенгор»[172], с тем чтобы доставить тело усопшего на пирс у Королевского фестивального зала, а оттуда — на вокзал Ватерлоо. Когда катер под звуки «Правь, Британия!» стал подниматься вверх по Темзе, крановщики Хэйской верфи склонили к реке стрелы кранов, почтя память великого соотечественника. Над катером пролетели четыре звена реактивных истребителей, напомнив своим ревом о суровых днях Битвы за Британию. Пока «Хейвенгор» следовал по Темзе, Эйзенхауэр выступил с трогательной речью для телевизионной трансляции Би-би-си.
На вокзале Ватерлоо траурный кортеж был встречен Королевским ирландским гусарским полком Ее Величества, объединившим в себе 4-й гусарский (в котором сэр Уинстон начинал свою службу) и 8-й королевский ирландский гусарский полк. Гроб был помещен в специальный состав с локомотивом класса «Уинстон Черчилль» № 34051 и шестью пульмановскими вагонами. В 13:28 поезд двинулся с платформы № 11 в сторону станции Лонг Хэндбороу. Время в пути заняло сто двадцать пять минут. На пути следования поезд встречали тысячей людей. С целью облегчить подступ к железнодорожным перронам для свободного входа были открыты двадцать одна станция. Личный секретарь Черчилля в годы Второй мировой войны Лесли Роуэн, сопровождавший гроб с телом покойного, вспоминал, что после шумного Лондона две одинокие фигуры стали для него олицетворением того, что на самом деле значил Черчилль для обычных людей. Сначала он увидел на плоской крыше дома мужчину в форме военно-воздушных сил. Незнакомец внимательно всматривался в железную дорогу. Увидев поезд, он поднес ладонь к фуражке, замер по стойке «смирно» и отдал честь. Дальше по ходу следования Роуэн обратил внимание на фермера, который, заметив состав, приостановил свою работу, снял кепку и низко поклонился[92].
От станции кортеж проследовал в Бледон, где его встретили местные мальчишки, каждый из которых нес большую свечу. Погребение состоялось в узком кругу близких родственников и друзей.
Великий Цезарь! Ты лежишь во прахе?
Ужели слава всех побед, триумфов
Здесь уместилась? Так покойся с миром.[173]
После захоронения на могилу были возложены два венка: «Моему дорогому Уинстону, Клемми» и «От благодарной Родины и Содружества наций, Елизавета Р».
Жизненный путь Черчилля подошел к концу. Чего нельзя сказать о влиянии его поступков и его творчестве. В 1965 году, разбирая архив отца, Рандольф нашел текст с необычным заголовком «Частная статья». Он начал читать и вспомнил, как в ноябре 1947 года во время одного из обедов в Чартвелле Сара спросила отца, указав на пустой стул за столом: «Если бы ты мог сделать так, чтобы на этом стуле появился любой человек, которого бы ты только пожелал увидеть, кого бы ты выбрал»? Черчилль и сам задавался аналогичным вопросом. Примерно в это же время, беседуя со своим лечащим врачом, он сказал: «Я бы хотел, чтобы некоторые люди дожили и увидели последние годы войны». Затем, немного подумав, добавил: «Немногие: мой отец, мать, Ф. Э., Бальфур и Санни[174]. Мы были с Санни, как братья»[93]. Теперь, отвечая на вопрос дочери, у Черчилля была возможность назвать только одно имя. Сара думала, что ее отец назовет кого-то вроде Юлия Цезаря или Наполеона, но он, вздохнув, ответил: «Конечно, моего отца». Несмотря на все достигнутые успехи и пережитые события, несмотря на общение со многими выдающимися современниками и уважение к героям прошлого, лорд Рандольф навсегда остался для Черчилля главным кумиром. Согласно его указанию, бумаги отца в случае пожара нужно было спасать в первую очередь[94].
Что произошло, если бы Черчилль действительно смог встретиться с отцом? Чему была бы посвящена их беседа? Черчилль не был чужд подобным фантазиям, и однажды он рассказал детям, как во время работы в студии ему явился призрак отца. Это звучало настолько необычно, свежо и увлекательно, что Сара и Рандольф в один голос попросили отца записать историю. Разговор вскоре забылся, и вот спустя восемнадцать лет обнаружился текст, подтверждающий, что Черчилль серьезно отнесся к идее написания рассказа.
Произведение, ставшее известным под названием «Сон», настолько поразило Рандольфа, что он не преминул придать его огласке. Первая публикация состоялась в номере Sunday Telegraph от 30 января 1966 года. В 1987 году «Сон» был издан в виде отдельной книги лимитированным тиражом пятьсот экземпляров, из которых двадцать относились к эксклюзивному изданию для королевы Елизаветы II, президента США Рональда Рейгана и президента Франции Франсуа Миттерана[95]. По словам Маргарет Тэтчер, рассказ, способен многое поведать об «Уинстоне, как о человеке, и как о сыне»[96]. Железной леди вторит профессор Поль Элкон, который считает «Сон» «самой короткой и трогательной историей» британского автора[97].
Чем же привлекательно это произведение? Начнем с названия. Не придуманное лично автором, оно оказалось очень точным. Тема сна занимала особое место в творчестве Черчилля. Взять, к примеру, последний абзац первого тома «Второй мировой войны», описывающий состояние политика после назначения на пост премьер-министра: «…когда я около трех часов утра лег спать, я испытал чувство большого облегчения. Наконец-то я получил право отдавать указания по всем вопросам.