[56], и попросил его в пяти строчках сформулировать основные положения «Промышленной хартии». Когда Модлинг выполнил поручение, Черчилль прочитал заготовку и воскликнул:
— Я не согласен ни с единым словом.
— Что ж, сэр, но это именно то, что приняли делегаты конференции.
— Ладно, тогда оставьте.
Черчилль включил подготовленный текст в свое выступление, прочитав его холодно и без эмоций[79].
Экс-премьер концентрировал свои главные усилия на внешнеполитическом фронте, строя основную политическую программу тори вокруг «глобальной роли» Британии в сплочении англоязычного мира и Западной Европы. Он выступал за «восстановление экономической независимости страны, полной личной свободы наших граждан и их предпринимательской инициативы»[80]. По словам Г. Макмиллана, лидер консерваторов «не любил вникать в детали социально-экономической политики, поэтому сторонники реформ получили значительную свободу действий»[81]. Эта свобода позволяла развиваться передовым членам партии, предлагая новые идеи, но без поддержки сверху появлялся существенный риск, что реформы так и останутся на бумаге. По иронии судьбы, Черчилль, всегда ратовавший за перемены и инновации и при этом никогда не считавшийся настоящим тори, теперь стал одновременно главным козырем партии в парламентских выборах и главным тормозом ее дальнейшего развития. «Нам оставалось только ждать, ждать и смотреть, кто прекратит свое существование первым: Уинстон или Консервативная партия», — сокрушался Р. Батлер[82]. В кулуарах все чаще стали перешептываться: «Возможно, было бы лучше, если бы Уинстон оставил свой пост, а его место занял бы Иден»[83].
С Черчиллем действительно было непросто. Погруженный в работу над мемуарами, а также постоянно выступающий в Европе и США с глобальными речами[57] он нечасто появлялся на скучных партийных собраниях и практически не занимался обычными, но неизбежными рутинными партийными вопросами. Если же говорить о его выступлениях, то хотя они и привлекали внимание, и даже способны были вызвать общественный резонанс, это были выступления одиночки. Черчилль редко согласовывал свою позицию с линией партии и еще реже обсуждал свои дальнейшие действия с однопартийцами.
Лучше всего тактика британского политика может быть описана его собственными словами. В 1937 году в одной из статей для Collier’s он указывал, что «основная обязанность оппозиции состоит в том, чтобы критиковать каждое предложение правительства, каждый предлагаемый им для обсуждения административный акт»[84]. Именно эта критика и легла в основу его выступлений. Черчилль направил свою риторику против лейбористов, социализма и национализации. Он заявил, что «социализм противоречит человеческой природе» и является «философией неудачников, символом веры невежд и евангелием для завистников»[85].
При этом лидер тори не утверждал, что капитализм лишен недостатков. Сравнивая две политические системы, он считал, что «врожденным пороком капитализма является неравное распределение богатств», а «врожденным пороком социализма — равное распределение нищеты»[86]. Это заявление относится к октябрю 1945 года. Во время избирательной кампании в октябре 1951 года он использовал другое образное сравнение: «Различие между нашим взглядом и взглядом социалистов аналогичны различиям между лестницей и очередью. Мы — за лестницу. Пусть каждый проявит свои лучшие качества в карабканье наверх. Социалисты же — за очередь. Пусть каждый ждет своей очереди». Тем же, кто, возражая Черчиллю, напоминал, что на лестницу можно не только взобраться, но с нее также можно легко упасть, он отвечал: «Мы создадим социальную страховочную сеть, самую лучшую в мире»[87].
Черчилля часто обвиняли в оппортунизме и непоследовательности. Но пример с социализмом — яркое подтверждение несостоятельности этих утверждений. В своей послевоенной риторике, направленной против левых элементов политического спектра, политик придерживался тех же приемов и того же слога, которые использовал до начала Второй мировой войны. Вот, к примеру, как он отзывается о лейбористах в одной из своих статей в Evening Standard в июле 1957 года: «Партия, которая исповедует абсурдные в теории и разрушительные при их практическом применении доктрины»[88]. В послевоенных речах добавилась лишь специфика нового времени. В том числе и в отношении новых имен: «Лидер лейбористов очень скромен, и у него на это есть все основания»; или: «Эттли сродни клопу, который, питаясь кровью короля, думает, что в нем самом течет королевская кровь»[89]. В истории остались и другие хлесткие ремарки: «Подъехал пустой автомобиль, открылась дверь, и из салона вышел Клемент Эттли»; или характеристика лидера лейбористов, как «овцы в овечьей шкуре»[90]. Правда, в действительности последние два высказывания нашему герою не принадлежали. Но даже то, что Черчилль сказал лично, уже было много.
Досталось не только Эттли, но и его кабинету. Перефразируя Линкольна, Черчилль заявил, что лейбористы, эти «никчемности», сформировали «правительство никчемностей для никчемностей». Он называл «методы и приемы работы социалистов расточительными и неуклюжими». «Еще ни одно правительство не совмещало столь страстную похоть к власти со столь безнадежной импотенцией в ее использовании», — выразился он в ноябре 1947 на одном из заседаний палаты общин[91].
В чем конкретно, по мнению лидера консерваторов, выражается «расточительность и неуклюжесть» лейбористов? Во-первых, Черчилль выступил против всеобщего равенства, как это равенство видят социалисты. В его понимании, «сильные должны помогать слабым». Социалисты, напротив, «уверены, что сильных нужно держать в узде, принижая до уровня слабых, чтобы все распределялось поровну». «Социалисты предпочли бы, чтобы у каждого была половина нормы, нежели чтобы кто-нибудь получил вторую порцию». К чему приводит подобное распределение благ и возможностей? К весьма неутешительным выводам и опасным последствиям, когда «темп общества в его движении вперед задается самыми медленными и слабыми его представителями»[92].
Во-вторых, лидер оппозиции обвинил лейбористов в ухудшении социально-экономических условий жизни обычных граждан. «Мы стали больше платить за то, что покупаем за рубежом, и получаем меньше за то, что продаем», — возмущался лидер тори[93]. При этом в своих речах он не только использовал таранные удары, но и не брезговал ироничными шлепками, которые лучше запоминались и легче воспринимались. Так, например, во время выступления в своем избирательном округе в конце января 1950 года он заявил: «Почему длинные очереди должны стать постоянной и неизбежной составляющей нашей жизни. Больше социалисты не мечтают об утопии, они мечтают о кьютопии[58]»[94].
Попала под огонь критики и сохраненная лейбористами со времен войны карточная система распределения продовольствия, активно поспособствовавшая появлению огромного бюрократического аппарата и созданию «громадной армии чиновников», которая увеличилась в три раза по отношению к довоенному периоду. В результате главной заботой высшего политического руководства страны стало «обеспечение этой армии достаточным объемом работы, которая оправдывала бы ее существование», а также «предоставление чиновникам как можно больших полномочий и бесчисленных возможностей для вмешательства в жизни других людей».
За чей счет содержится непропорционально развитый бюрократический аппарат и за чей счет «оплачиваются щедрые административные расходы»? — вопрошал Черчилль. За счет обычных граждан, которые покрывают все издержки налоговыми выплатами и приобретением продуктов по завышенным ценам. «Социалисты делают вид, будто с помощью своей системы продовольственных карточек и субсидий на продукты питания обеспечивают малоимущих и всех остальных жителей страны дешевой едой, — возмущался политик. — Но для этого они сначала берут деньги из кармана наших граждан, а затем возвращают за вычетом тяжелого бремени расходов на громадную армию чиновников, занимающихся организацией работы карточной системы»[95].
Не оставил Черчилль без внимания и такое нововведение лейбористов, как национализация. Выступая в марте 1947 года в парламенте, он заявил собравшимся депутатам и членам правительства, что «можно попробовать уничтожить богатство, но это приведет лишь к распространению нищеты». В августе того же года он отметил, что «частная собственность имеет право себя защищать». «Наша цивилизация построена за счет частной собственности и может быть защищена только частной собственностью». В ноябре 1948-го он назвал предложенный законопроект о национализации сталелитейной промышленности «средством ограничения торговли». В октябре 1949-го на партийной конференции он высказал опасения, что национализация приведет лишь к тому, что «бурно развивающаяся промышленность будет приведена в беспорядок, расколота и в итоге заморожена и парализована неповоротливыми и дорогостоящими тисками государственной бюрократии». А что значит бюрократия? «Бюрократов не наказывают за неправильные решения, — объясняет Черчилль. — До тех пор пока они пунктуально ходят на работу, честно выполняют свои обязанности и ведут себя в вежливой манере перед своим руководством, им нечего беспокоиться о своей занятости и пенсиях». И таким людям, у которых «отсутствует заинтересованность действовать правильно», которые «не подвергаются наказаниям за свои ошибки», лейбористы передали «ключевые отрасли промышленности». «Я сомневаюсь, — заявил Черчилль в феврале 1950 года, — что обычному среднему социалисту доставляет удовольствие по утрам говорить себе: „Ого, я владею Банком Англии, я владею железными дорогами, я владею угольной промышленностью“. А если подобные речи и доставляют ему удовольствие, то он за него дорого платит в виде налогов, высоких цен или того и другого вместе взятых»