Для Черчилля новый этап бомбардировок совпал с ослаблением интереса к этому средству ведения войны. Впоследствии он признавал, что «трудно сравнивать испытания лондонцев зимой 1940–1941 года с тем, что пережили немцы в последние три года войны». В своих мемуарах он понизит градус ненависти военных выступлений, заметив в первом томе, что «принуждать государства к капитуляции посредством запугивания беспомощного гражданского населения и уничтожения женщин и детей» является «отвратительной идеей». В понимании Черчилля-историка-моралиста подобная практика, появившаяся в XX веке, стала еще одним подтверждением деградации человеческого общества. Черчилль вообще не был особенно высокого мнения о «нашем просвещенном веке», считая, что в нем «совершаются такие преступления, от которых в ужасе отшатнулись бы или на которые, во всяком случае, были бы неспособны дикари прошлого»[305]. «Мы что, звери? Не слишком ли далеко мы зашли?» — задастся он вопросом в июне 1943 года после просмотра кинохроники о бомбардировках Рура[306].
Разрушения Германии, хотя и привлекали внимание современных автору читателей, а также последующих исследователей, вызывали не самый жгучий интерес в части авиации и ее использования в годы войны. Куда больше алчущих подробностей софитов было направлено на другую тему — применение атомного оружия. В своей рецензии на шестой том американский историк профессор Декстер Перкинс отмечал, что эта книга представляет собой «источник огромной важности», в ней поднимаются вопросы, которые «будут обсуждаться многие годы»[307]. Атомная бомба и ее использование в Хиросиме и Нагасаки относились к одному из таких вопросов.
Рассматривать подобные темы всегда непросто и одномоментные снэпшоты здесь явно не помогут, а лишь исказят восприятие. Для понимания того, как Черчилль на самом деле относился к новому изобретению, что определяло это отношение, а так же как менялась точка зрения нашего героя, необходимо обратиться к прошлому. Черчилль проявил интерес к новому виду оружия достаточно рано. Профессор Грэхем Фармело полагает, что впервые британский политик познакомился с термином «атомная бомба» в романе Герберта Уэллса (1866–1946) «Мир освобожденный»[308]. Роман был написан в 1913-м и вышел в начале 1914 года. Находясь под влиянием идей физика Эрнеста Резерфорда (1871–1937) и радиохимика Фредерика Содди (1877–1956), Уэллс развил в своем произведении идею высвобождения энергии радиоактивного излучения, но в его представлении атомная бомба по своей взрывной силе не многим отличалась от других взрывчатых средств.
Идея создания нового вида оружия привлекла внимание Черчилля, и он использовал ее в своей статье 1924 года «Следует ли нам всем совершить самоубийство?» В частности, он задался вопросом: «Не существует ли несравненно более действенных способов использования энергии взрыва, нежели те, что были открыты до сих пор»? Он указал на возможность создания «бомбы величиной не больше апельсина, которая обладала бы таинственной способностью уничтожать сразу целые кварталы или сосредотачивала бы в себе разрушительную силу тысяч тонн пороха, так чтобы одним ударом сметать целые селения»[309].
В 1926 году профессор Линдеман познакомил своего друга с одной работой, посвященной квантовой теории. Названия книги не сохранилось, но доподлинно известно, что она вызвала интерес у политика, который не только ее проштудировал, но и кратко изложил своими словами основные положения. В частности, Черчилль акцентировал внимание на том, что электроны быстро перемещаются внутри атома и некоторые из них способны переходить, благодаря квантовому скачку, с одной орбиты на другую. В большинстве химических элементов ядра стабильны, но в таких элементах, как уран или радий, за счет радиоактивного распада происходит изменение ядра с образованием нового элемента и выделением большого количества энергии. Здесь Черчилль сбивается на аналогию из мира политики, замечая, что радиоактивность представляет, по сути, «высвобождение энергии ценой структуры», так же как «империи распадаются на независимые государства, которые позже распадаются» на более мелкие сообщества. Этот не подлежащий для публикации документ стал первым зафиксированным письменно рассуждением Черчилля о ядерных исследованиях[310].
Проявленный интерес к использованию энергии атома был неплохим началом для дальнейшего изучения перспективной темы. Но то ли сказались консервативные тенденции, то ли проявились когнитивные ограничения, интерес политика к атомному вопросу стал ослабевать. В августе 1939 года он не видел перспектив создания атомной бомбы в ближайшее время[311] и для получения его поддержки на масштабные исследования в годы войны потребовались определенные усилия со стороны помощников. Столкнувшись с нехваткой ресурсов, британцы, как известно, передали результаты своих наработок в США. Несмотря на то что Манхэттенский проект (как и его британский прообраз «Тьюб Эллойс») иногда становился темой обсуждений с Рузвельтом, Черчилль, в целом, мало интересовался статусом реализации этих начинаний. На что даже куратор проекта с британской стороны Джон Андерсон (1882–1958) жаловался в марте 1945 года Нильсу Бору (1885–1962): проблема с Черчиллем заключается в том, что его «ум далек от науки и ему трудно обозреть этот проект в должной перспективе»[312].
Утром 17 июля 1945 года, во время конференции в Потсдаме, Черчилль отправился вместе с Эттли осматривать уцелевшие после бомбежек достопримечательности. Они посетили дворец Фридриха Великого Сан-Суси. Затем прервались на ланч, вернувшись в резиденцию Черчилля на Рингштрассе. На ланче также присутствовал руководитель Военного министерства США Генри Стимсон. В ходе обсуждений он положил перед британским премьером записку, на которой было написано: «Младенцы благополучно родились». Черчилль выразил недоумение, что это значит. «Это означает, — пояснил Стимсон, — что испытания в пустыне Нью-Мексико прошли успешно. Атомная бомба создана»[313].
Черчилль не был ученым и мог не уделять должного внимания некоторым открытиям. Но он был политиком, и когда теоретические исследования перешли в практическую плоскость, оперативно отреагировал на изменения, сравнив их со «вторым пришествием». «Секрет был вырван у природы», — произнес он в частной беседе. По его мнению, использование энергии атома было сравнимо по значению с открытием огня[314].
Когда через несколько дней после первых новостей из пустыни в Нью-Мексико Черчилль получил подробный доклад о результатах испытаний, он немедленно встретился с Трумэном. Британское правительство дало свое принципиальное согласие на применение нового вида оружия 4 июля 1945 года, еще до того, как испытания увенчались успехом, и теперь Черчилль лишь подтвердил достигнутые ранее договоренности. Окончательное решение оставалось на совести президента США. Из дальнейших событий хорошо известно, каким оно было. Эйфория по поводу капитуляции Японии и завершения войны довольно быстро сменилась сначала сомнениями, а затем и осуждением обращения к самому страшному оружию в истории человечества.
В мемуарах Черчиллю предстояло изложить свою точку зрения относительно атомного проекта в целом и печально знаменитой бомбардировки японских городов в частности. Он позиционировал себя активным сторонником первых британских исследований в сфере ядерных технологий. В первом томе Черчилль процитировал свою статью «Следует ли нам всем совершить самоубийство?», а во втором воздал должное британским ученым, сумевшим опередить своих коллег из Германии. Если бы «мы не овладели глубоким смыслом науки и не научились использовать ее тайны <…> все наши усилия, доблесть летчиков, смелость и жертвы народа были бы напрасными», — подчеркнул автор. В четвертом томе он вновь коснулся животрепещущей темы, рассказав о проекте «Тьюб Эллойс», о проблемах, с которыми столкнулись британские ученые, о переговорах с Рузвельтом и о решении передать проведение дальнейших исследований в США[315].
Известно, что Черчилль начал собирать документы и готовиться к освещению злободневной темы в начале 1949 года. Летом было составлено краткое описание британской ядерной программы в 1939–1941 годах, с последующим обсуждением в сентябре с Линдеманом[316]. В окончательную редакцию этот фрагмент не попал. Также не были опубликованы принципиальные документы, указывающие на англо-американское сотрудничество в объединенных исследованиях и соблюдение договоренностей относительно совместного применения нового оружия при необходимости: соглашения в Квебеке (август 1943 года) и памятная записка, составленная после встречи в Гайд-парке (сентябрь 1944 года). Подобным документам было самое место в пятом и шестом томе, но вместо этого Черчилль сразу перешел к ланчу с Стимсоном и последующим переговорам с Трумэном.
Этот фрагмент для последнего тома писался в январе 1953 года, во время пребывания Черчилля на Ямайке. Прошло уже больше семи лет с тех памятных событий — достаточно времени, чтобы определиться с позицией, а также забыть некоторые детали. Так, британский политик был удивлен оперативностью американцев в проведении исследований и их скрытности при объявлении результатов. Своих помощников он просил уточнить, что «сообщали нам американцы», поскольку он «не мог вспомнить, чтобы военный кабинет или Комитет обороны были поставлены в известность» о текущем статусе проекта