читывая, правда, что подобные личности, как правило, отличались независимостью и были соответственно трудноуправляемы, они не пользовались популярностью у руководства, которое старалось отговорить Черчилля от подобных кадровых решений. Так, например, в бытность руководителем Адмиралтейства, при разработке плана минирования Рейна, наш герой обратил внимание на инженера майора Миллиса Джеффриса (1899–1963) – «замечательного офицера» с «изобретательным и находчивым умом». Став премьер-министром, он решил активнее использовать его незаурядный интеллект в решении задач британской армии. В августе 1940 года Черчилль поинтересовался у Исмея, где сейчас служит майор и кому он подчиняется. Он считал, что «этот офицер обладает всеми необходимыми способностями и личными качествами для повышения». Исмей направил запрос Диллу, который ответил, что ни о каком продвижении не может быть и речи, так как Джеффрис «значится на 150-м месте в перечне майоров инженерных войск». «Не вызывает никаких сомнений, что в условиях военного времени, вместо следования исключительно правилам старшинства, наиважнейшим является продвижение вперед способных кадров», – парировал Черчилль. По его указанию талантливый инженер был переведен из военного ведомства в Министерство снабжения под кураторство профессора Линдемана, а еще через год стал отчитываться лично министру обороны (то есть Черчиллю). Созданное специально под него подразделение – MD1 (Ministry of Defence 1 – Министерство обороны 1), больше известное как «Магазин игрушек Черчилля», располагалось в графстве Бакингемшир всего в десяти милях от Чекерса. Под руководством Джеффриса будут разработаны ручные противотанковые гранатометы (произведено 115 тыс.), бомбы-липучки (произведено 2,5 млн), бомбы-дождевики (произведено 50 тыс.) и взрывные устройства замедленного действия (произведено 250 тыс.){307}.
О том, насколько сильным и хитрым может быть сопротивление подчиненных, Черчилль убедился на собственном опыте в случае с другим неординарным офицером – генерал-майором Перси Хобартом (1885–1957). Среди коллег генерал зарекомендовал себя как «импульсивный, непоследовательный и не внушающий доверия» военачальник. В ноябре 1939 года на него поступила жалоба о потере доверия со стороны подчиненных. Спустя четыре месяца из-за своего «раздражительного, вспыльчивого и несдержанного» нрава, а также нежелательной черты «принимать желаемое за действительное» генерал был низведен до позиции капрала отрядов местной самообороны. Черчилль лично знал Хобарта. Возглавив правительство, он вновь встретился с опальным генералом. После чего потребовал его возвращения в ряды вооруженных сил. «Нельзя ждать от гениев следования учебнику», – убеждал он скептично настроенных коллег. Тщетно Дилл пытался переубедить премьер-министра, который напомнил начальнику Имперского генерального штаба о тяжелых последствиях предвоенного скептицизма штабистов к новаторским идеям Хобарта относительно производства танков новых моделей. «Мы находимся в состоянии войны, боремся за наши жизни и не можем позволить ограничивать назначения лишь теми, кто не вызывает враждебных комментариев», – объяснил Черчилль в очередной записке. В личной беседе он сказал Диллу следующее: «Запомните, не только хорошие парни могут помочь выиграть войну, также нужны подлецы и подонки». С большим трудом, «преодолевая предрассудки», генерала удалось вернуть в действующую армию. Сначала он возглавил 11-ю, а затем еще и 79-ю бронетанковую дивизию, на базе которой велись работы по модернизации транспортных и боевых машин и которая тесно работала с MD1 Джеффриса. Но на этом история не закончилась. Осенью 1942 года до Черчилля дошла информация, что Хобарта планируют отправить в отставку по состоянию здоровья, для чего даже подготовлен соответствующий медицинский отчет. Шокированный подобным обращением, Черчилль связался с военным министром и заявил, что не видит оснований отправлять Хобарта в отставку. Дав генералу в очередной раз самую лестную характеристику, он заключил свое обращение следующим образом: «Высшее военное командование – это не клуб. Моя задача и задача правительства Его Величества состоит в том, чтобы одаренным людям не чинили препятствий, какими бы непопулярными эти кандидатуры ни были». Черчилль боролся не зря. В 1944 году «игрушки Хобарта» – огнеметные танки Churchill Crocodile («Черчилль Крокодил») и танки-заградители Crab («Крабы»)[26] – одними из первых примут участие в высадке союзных войск во Франции{308}.
Джеффриса и Хобарта объединяло не только их необычное поведение, но и неординарные достижения, носящие инновационный характер. Черчилль также питал любовь к различным новинкам, уделяя внимание последним веяниям в научной сфере. Заявляя, что Вторая мировая является «войной научных достижений, войной, которую невозможно выиграть без нового вида оружия»{309}, он всегда был на стороне способных предложить решение и возможность. Когда в разгар Битвы за Британию разразился скандал между корифеем Генри Тизардом (1885–1959)[27] и молодым ученым Реджинальдом Виктором Джонсом (1911–1997), полагавшим, что люфтваффе используют для наводки самолетов радиолучи, он поддержал Джонса, дав ему возможность подтвердить свою гипотезу и генерацией ложных лучей уводить самолеты противника подальше от населенных пунктов. Черчилль также принимал участие в поиске средств сокращения потерь британских бомбардировщиков. Для глушения радаров противника он предложил разбрасывать с воздуха полоски станиоля или другого проводника. В дальнейшем его идея стала известна в научных кругах под кодовым названием «Окно» (Window) и нашла активное применение, причем по обе стороны Северного моря. Свой вклад Черчилль внес и в открытие Второго фронта. Понимая, что одна из трудностей проведения десантной операции состоит в выгрузке техники, людей, боеприпасов и продовольствия на неприспособленное для этого побережье, он предложил сконструировать искусственные береговые сооружения, известные впоследствии как «Багровая гавань» (Mulberry Harbour). Впервые концепция искусственных молов появилась у британского политика еще во времена Первой мировой войны. Когда же спустя четверть века пришло время воплощать ее в жизнь, он озвучил еще две идеи, которые, как потом показали исследования, оказались решающими в проектировании: гавань должна иметь сборную конструкцию для посекционной транспортировки, а также быть отделена от открытого моря искусственными волнорезами. Адекватность последней идеи он лично проверял в присутствии высшего комсостава в наполненной водой ванне, создавая рукой волны и наблюдая насколько эффективно миниатюрный макет волнореза борется с ними. Были у Черчилля и другие идеи, которым из-за своей эксцентричности и ненадобности повезло меньше. Например, траншеекопатель на гусеничном ходу «Культиватор № 6». Находясь под впечатлением огромных потерь от окопной войны в годы Первой мировой, Черчилль предложил в начале нового военного конфликта соорудить машину, способную рыть траншеи к линии обороны противника. Блицкриг немцев в мае – июне 1940 года сделал эту машину бесполезной. Но под влиянием несгибаемой воли британского премьера на свет все-таки появилось несколько моделей, один внешний вид которых был способен если не уничтожить, то напугать противника. Созданный для рытья траншеи глубиной 1,5 метра и шириной 2 метра «Культиватор» весил 130 тонн и имел длину почти 24 метра. Из других оригинальных изобретений Черчилль активно поддерживал проект Луиса Маунтбэттена (1900–1979) «Аввакум» (Habakkuk) – корабль из деревянного остова, заполненного блоками из пайкерита[28]. В Канаде даже было построено одно судно длиной 18 метров. Подобные сооружения планировалось использовать в качестве бензозаправщиков ВВС, но, учитывая, что лед все-таки тает, они так и не нашли применения.
Понимание важности разведданных, любовь к научным новинкам, а также посильная поддержка неординарных личностей были частью мозаики, которые определяли любовь Черчилля к нетривиальным и неожиданным решениям. Наиболее ярко эта особенность проявлялась в планировании операций, составив основу концепции «стратегического оппортунизма». При этом под «оппортунизмом» понималось не привычное преобладание частных интересов над общими целями, а активное использование возможностей (на латыни – opportunus). Еще в декабре 1939 года, возглавляя Адмиралтейство, Черчилль указывал, что «наша основная стратегия должна формироваться обстоятельствами». В мемуарах он развил эти выводы, признавая, что в отличие от американцев «мы не согласны, что логика и четкие принципы являются единственным способом принятия решений в быстро меняющихся и не поддающихся описанию ситуациях». По его словам, «британцы придают большое значение оппортунизму и импровизации», вдохновляясь не «фундаментальными решениями», а «разворачивающимися событиями». В черновиках также содержалось следующее показательное признание, не вошедшее в окончательную редакцию: «Я не могу согласиться с тем, что оппортунизм является пороком»{310}.
В своей приверженности «стратегическому оппортунизму» Черчилль исходил из трех постулатов, к которым проникся в процессе многолетнего управления и изучения прошлого. Во-первых, ни один человек или группа людей не обладают настолько мощным интеллектом, чтобы просчитать все сценарии и учесть все факторы. Во-вторых, несмотря на большое обилие данных, в том числе благодаря разведке, руководитель все равно принимает решения, располагая иногда неточной, иногда устаревшей, но почти всегда неполной информацией. В-третьих, наступление всех событий носит не детерминированный, а вероятностный характер и даже при высокой вероятности какого-либо исхода всегда есть место случаю, способному кардинально изменить результат. Опираясь на эти три постулата, Черчилль считал, что нужно видеть четко главную цель, а путь движения к ней определять сообразно ситуации, оставаясь при этом всегда готовым к неожиданностям и экспромту. В определенном смысле британский политик следовал прусскому генералу Карлу фон Клаузевицу (1780–1831), объяснявшему, что «война – это область неопределенности» и от военачальника требуется найти золотую середину между осторожным благоразумием и рискованным авантюризмом