их деятелей гораздо лучше лишиться власти, нежели поставить под угрозу жизнь нации»{416}.
В завершении несколько слов о том, как Черчилль сам воспринимал свое произведение. В процессе работы над книгой он неоднократно повторял, что «не пишет историю, а излагает свои соображения». Более того, он даже старался избегать термина «история», предпочитая «рассказ, изложение и повествование». «Я не называю эту книгу историей: это задача другого поколения, – указывал автор в предисловии к первому тому. – Но я с уверенностью могу утверждать, что это вклад в историю, который принесет свою пользу в будущем». Также он повторял, что «описывает события такими, какими он их видел», что «старается лишь внести свою лепту в рассмотрение исторических событий», что «рассказывает о том, что знал и переживал», будучи главой британского правительства{417}. На самом деле Черчилль стремился к нечто большему, чем изложить свои соображения или оправдать свои действия, на что нацелены большинство мемуаристов. Ирония заключалась в том, что за годы Второй мировой войны за британским премьером, знаменитым своими устными выступлениями и письменными публикациями, закрепилась репутация человека больше слова, чем дела. Своим произведением с обильным цитированием неизвестных общественности документов он постарался опровергнуть это стойкое убеждение и показать, что его управление опиралось не только на вдохновленные и памятные речи, но и на конкретные, порой весьма жесткие, порой спорные, порой авторитарные, но всегда решительные административные действия. Только для того, чтобы доказать, что он человек дела, Черчилль вновь обратился к слову. И несмотря на двусмысленность этой ситуации, ему удалось добиться желаемого. Правда, не без проблем и не без принесения в жертву своего литературного детища с его предвзятостью и субъективностью. Благодаря своему творчеству Черчилль смог сформировать у современников и последующих поколений устойчивое положительное мнение о своей деятельности на посту премьер-министра, которое, несмотря на всю его ограниченность и спорность, до сих пор продолжает оказывать влияние на всех интересующихся его личностью и самим мировым конфликтом.
Избранный премьер
Согласно традиции, одним из первых решений Черчилля на посту премьер-министра стало формирование состава нового правительства. Дав частично дорогу молодым, пожилой политик решил в основном опереться на старую гвардию военного периода, а также на близкое окружение. Лордом-председателем Совета был назначен Фредерик Маркиз 1-й барон Вултон (1883–1964), государственным секретарем по делам колоний – Оливер Литтлтон (1893–1972), Энтони Идену доверили Форин-офис, зятю Дункану Сэндису – Министерство снабжения, будущему премьеру Гарольду Макмиллану – Министерство жилищного строительства и местного самоуправления, профессор Фредерик Линдеман, ставший в 1941 году 1-м бароном Червеллом, занял пост генерального казначея, а преданный генерал Гастингс Исмей (с 1947 года – 1-й барон Исмей) – государственного секретаря по делам Содружества. Себя Черчилль вновь назначил министром обороны. Актуальное в 1940 году, это решение в 1951-м превратилось в фарс. Черчилль вскоре сам это понял, передав в марте 1952 года этот пост фельдмаршалу Гарольду Александеру 1-му графу Александеру Тунисскому. Выбор фельдмаршала оказался неудачным: в годы войны исполнительный Александер часто попадал под влияние своих подчиненных, не изменился он и после, оказавшись неспособным предложить и отстоять планы гармоничного развития трех видов вооруженных сил.
Черчилль пытался окружить себя знакомыми людьми и руководить правительством старыми методами, но новая реальность беспардонно стучалась в окна и двери. 6 февраля 1952 года во сне от коронарного тромбоза скончался Георг VI. У Черчилля с монархом были неровные отношения. Сначала суверен не слишком благоволил политику, который открыто поддержал его брата во время кризиса отречения. Но последующие пять лет борьбы с общим врагом сплотили двух мужчин, соединив их прочными узами взаимного уважения. Когда Колвилл приехал утром 6 февраля на Даунинг-стрит, он застал Черчилля в спальне. Премьер сидел на кровати и плакал. В беседе с Иденом потрясенный политик охарактеризовал произошедшее как «самое ужасное событие, которое можно вообразить». Трон перешел старшей дочери почившего короля Елизавете Александре Марии. Как политик и тайный советник наш герой служил отцу, деду и прадеду королевы, а как офицер британской армии – еще и ее прапрабабке. Черчилль выступил с трогательной речью по радио и в парламенте. Отметив, что кончина каждого британского монарха в XX веке сопровождалась катаклизмами, он призвал «верить и молиться, чтобы вступление на наш древний трон королевы Елизаветы II стало сигналом к наполняющему радостью и светом спасению человечества»{418}.
Коронация состоялась на следующий год – 2 июня 1953 года. Это была уже четвертая коронация в жизни Черчилля – и первая, в которой он принимал участие в качестве премьер-министра. Он предстал перед восторженной публикой в церемониальном облачении лорда-хранителя Пяти портов, а также со знаками ордена Подвязки, которым был награжден 23 апреля. В 1945 году отринутый политик отказался от высшей награды Королевства, спустя восемь лет – принял предложение монарха, став «сэром Уинстоном Черчиллем» и добавив к своему имени помимо аббревиатур OM, CH, MP, PC – еще и KG[45]. На церемонии Черчилль использовал знаки ордена, которые принадлежали Артуру Уэлсли 1-му герцогу Веллингтону (1769–1852), а до этого 1-му герцогу Мальборо и были получены последним лично из рук королевы Анны. Сама церемония не прошла без казуса. После торжеств в Вестминстерском аббатстве Черчилль дал в нарушение протокола указание не следовать в Букингемский дворец, а вернуться на Даунинг-стрит. Его возмутила карета. Он хотел «использовать большую машину с большими окнами», а вместо этого оказался «спрятанным от внешнего мира в этой ужасной коробке».
Неприятный эпизод не сказался на отношениях первого министра с новым монархом. Не исключено, что Елизавета нравилась пожилому политику как женщина. Упоминая ее, он использовал эпитеты «утонченная», «привлекательная», grande beauté[46]. Очевидцы вспоминают, что он любил разглядывать ее фотографию (подаренную самим объектом обожания с дарственной надписью), восклицая: «Разве она не победитель?!» «Восхитительно, вдохновляюще, – заметил Черчилль в другой раз. – Даже если все представители кино обыщут весь земной шар, они не смогут найти человека, лучше подходящего для исполнения этой роли». При этом Черчилль всегда оставался политиком и свое дело знал хорошо. Восхищение королевой не мешало ему спорить и переубеждать молодого монарха, что, учитывая его опыт, давалось ему достаточно легко. «Королева не может соревноваться с ним в полемике», – отмечали подчиненные{419}. В целом это был гармоничный союз, построенный на симпатии и взаимном уважении.
Относительно политических инициатив, Черчилль следовал прежним установкам. Например, он выступил против присоединения Британии к созданному в соответствии с планом министра иностранных дел Франции Робера Шумана (1886–1963) Европейскому объединению угля и стали, а также заблокировал отправку британских войск в Европейское оборонительное сообщество. Во внутренней политике, к удивлению многих, он не стал отменять основные проекты и принципиальные решения лейбористов. Как заметил один из его современников: «Часы не были переведены назад ни на секунду»{420}. Осуждать и обещать оказалось гораздо легче, чем воплощать и достигать. Одним из первых решений правительства Черчилля после погружения в очередной экономический кризис стало сокращение потребления мяса. Карточная система сохранилась, продолжилась национализация, неприкосновенной осталась созданная в 1948 году Национальная служба здравоохранения. Уже в который раз вопросы идеологии и политэкономической теории отходили на второй план перед практической целесообразностью, а поиск компромисса и срединного пути преобладал над частными догмами и личными убеждениями.
Зажатый в тиски экономического кризиса, Черчилль даже пошел на такие крайние меры, как сокращение министерских зарплат и расходов на перевооружение. Приятной неожиданностью для нового премьера стала информация о том, что его предшественник умудрился без привлечения парламента и общественности обеспечить выделение требуемой суммы для начала работ по созданию в Британии собственной атомной бомбы. Черчилль хотел сначала приостановить исследования, рассчитывая в вопросе обороны на помощь США и используя высвободившиеся средства для затыкания первоочередных дыр в бюджете. Однако жесткая политика трансатлантического партнера, давшего понять, что сотрудничество в разработке атомной бомбы в годы войны не означает появления у Британии прав по ее совместному использованию, побудила его пересмотреть свою точку зрения. Не без влияния профессора Линдемана он согласился дать зеленый свет на продолжение разработок. В начале октября 1952 года в Британии впервые был успешно проведен первый атомный взрыв – операция «Ураган» (Hurricane) – бомба мощностью 25 килотонн в тротиловом эквиваленте детонировала внутри фрегата Plym («Плим»).
Меньше чем через месяц США испытали на атолле Эниветок (Маршалловы острова) первую в мире экспериментальную водородную бомбу «Иви Майк» мощностью 3100 килотонн в тротиловом эквиваленте. Гонка вооружений вышла на новый виток. Через год у СССР появилось первое термоядерное оружие, пригодное к практическому военному применению, – бомба РДС-6с. Еще через полгода, в марте 1954-го, водородная бомба «Кастл Браво» была успешно испытана в США. Мощность взрыва составила 15 мегатонн, что стало самым мощным ядерным испытанием за всю историю страны. В 1961 году самое мощное термоядерное испытание в мире было проведено в СССР. Мощность взрыва «Царь-бомбы» (кодовое название – АН602) составила почти 60 мегатонн в тротиловом эквиваленте – в 2700 раз мощнее «Толстяка», поразившего Нагасаки 16 лет до этого: радиус огненного шара достиг 4,6 километра, ядерный гриб поднялся на высоту 67 километров, ощутимая сейсмическая волна трижды обогнула земной шар.