Все эти знаки внимания были, конечно, приятны, особенно для такой амбициозной личности, как Черчилль. Но они не были способны остановить угасание и сгладить недостатки, присущие глубокой старости. Причем слабость, болезни и немощь – еще не самое тяжелое, что приходится терпеть на девятом десятке жизни. Чем больше живешь на белом свете, тем меньше друзей и сверстников сопровождают тебя на жизненном пути. В декабре 1946 года скончался генерал-майор Реджинальд Барнс (род. 1871), с которым Черчилль отправился на Кубу в 1895 году, а затем вместе делил бунгало в Бангалоре. На следующий год почил другой сослуживец по Индии Реджинальд Хор (род. 1865). В том же 1947-м не стало брата нашего героя Джона. Последние годы он страдал от сердечных приступов, один из которых оказался фатальным. «Я чувствую себя одиноким», – признался Уинстон Хью Сесилу, старому соратнику по «Хулиганам» и шаферу на свадьбе. «Единственное, о чем беспокоился Джек, так это об Англии, – описывал Черчилль последний период общения со своим братом. – Я сказал ему, что с Англией все будет хорошо». В январе 1953 года скончался Эдуард Марш. Диктуя некролог для The Times, Черчилль отметил, что жизнь его секретаря «была безмятежной», «я надеюсь, что он покинул этот мир без боли, и я уверен – что без страха». В декабре 1956 года умер упомянутый Хью Сесил. В июле 1957 года не стало профессора Линдемана. На следующий год после безуспешной борьбы с раком горла ушел из жизни Брендан Брекен. Черчилль был потрясен, однако, учитывая характер заболевания своего друга, а также мучительные последствия лучевой терапии, счел, что «так лучше для Брендана». В 1963 году старика ждал новый удар. В ночь с 19 на 20 октября, приняв большую дозу снотворного, скончалась его старшая дочь Диана, ей не было и 55. По воспоминаниям близких, когда Черчиллю сообщили о гибели дочери, он сначала немного встрепенулся, после чего «на него нашло долгое и безжизненное молчание». На следующий год в «страну, откуда ни один не возвращался» отправился лорд Бивербрук, общение с которым пережило полвека и было одним из немногих доставлявших радость нашему герою в последние годы его собственной жизни{464}.
Теряя близких, Черчилль не жаловал появление новых лиц. Он говорил, что они наводят на него скуку. Исключение составил греческий миллионер Аристотель Онассис (1906–1975), с которым его познакомил Рандольф. Ари, как называли «золотого грека» близкие, быстро завоевал доверие политика, который всегда питал интерес к неординарным и сильным личностям, сделавшим себя сами. Черчилль примет участие в восьми круизах на яхте Christina O. («Кристина О.»), а также впоследствии обеспечит новому другу членство в «Другом клубе». К моменту знакомства с Онассисом Черчилль уже не был велеречивым мастером бесед, больше предпочитая молчаливое созерцание огня в камине, пейзажей графства Кент на лужайке в Чартвелле или непроницаемой морской глади во время круизов на яхте. При этом он не любил одиночества, требуя, чтобы рядом с ним всегда кто-то находился, хотя и предупреждал иногда: «Прошу меня простить, но сегодня я не самый занимательный собеседник». Он мог часами сидеть и молчать, мог спросить: «Который час?» – и через некоторое время снова задать тот же вопрос. Когда ему отвечали, он тяжело вздыхал и произносил: «О Боже!» По словам его дочери Сары, он молчал, «потому что понимал, что сказал все, что мог сказать, написал все, что мог написать, сделал все, что мог сделать, и теперь с должным терпением ожидал наступление конца». «Должно быть, это было очень трудно для него», – считала Сара{465}.
В «Мальборо» Черчилль писал, что «глупо жаловаться на завершающую фазу человеческой жизни». Но как показала реальность, восхищаться тоже было нечем. Черчилль жаловался супруге на «серость и скуку» последних лет. За 20 лет до этого он заметил Клементине, что «никогда не следует оставлять надежду на внезапный конец до наступления упадка». Медленный закат его жизни все настойчивее говорил, что «внезапный конец» не для него. В августе 1961 года на борту «Кристины» Черчилль последний раз посетил США. Летом следующего года во время очередного отдыха в Монте-Карло, слезая с кровати в пентхаусе Hotel de Paris, он подскользнулся и при падении сломал себе бедро. Пострадавшего перевезли на самолете британских ВВС в Лондон, разместив в университетской клинике Миддлсекс, где под чутким руководством профессора Герберта Седдона (1903–1977) его прооперировали. В апреле 1963 года Черчилль написал поздравление супруге, которая отмечала 78-й день рождения: «Моя дорогая! Признаюсь тебе в своей наивысшей любви и шлю сотни поцелуев. Хотя я изрядно глуп и похож на мелкого бумагомарателя, карандашом, что я пишу тебе, водит мое сердце. Твой любящий, У.»{466}. Это письмо станет одним из последних, написанных сэром Уинстоном собственноручно.
На следующий месяц Черчилль объявил о прекращении своей парламентской деятельности. Палату общин он посетил последний раз в июле 1964 года. «Жизнь человека, которого мы сейчас чтим, уникальна, – произнес Макмиллан, которому самому уже исполнилось 70 лет и чье выступление стало последним в Палате общин. – Пожилые члены парламента не смогут вспомнить что-либо сравнимое с этим явлением. Молодые же члены, как бы долго ни продлилась их жизнь, вряд ли увидят что-либо достойнее». Следующие выборы пройдут в октябре и принесут победу лейбористам. Эта избирательная гонка станет первой в XX веке, которая пройдет в Британии без участия политика, являвшегося в совокупности членом Палаты общин 62 года и 15 дней. В ноябре Черчилль отметил 90-летний юбилей. За день до знаковой даты у дома на Гайд-парк-гейт стали собираться люди, чтобы засвидетельствовать почтение юбиляру. Черчилль появился в окне гостиной в знаменитом костюме-сирена – комбинезоне на молнии с накладными карманами на груди для сигар, и, поприветствовав всех, дал фотокорреспондентам возможность запечатлеть себя в последний раз. Клементина подарила супругу золотое сердечко с выгравированными на нем цифрами – 90, которое он повесил на цепочку для часов Breguet, где был еще один подарок любимой, по случаю их помолвки: рубиновая капля крови. Всего в адрес юбиляра было направлено больше 70 тыс. поздравительных открыток и телеграмм. «Несмотря на праздник, в глубине души мы все чувствовали, что конец уже близок», – вспоминала Мэри Соумс. Ее отцу хватило жизненной энергии, чтобы встретить Новый год. 6 января он подарил Монтагю Брауну четырехтомное издание своих речей. Решив оставить автограф на каждом из томов, на первом томе политик расписался: «Уинстон С. Черчилль», но на последнем вывел лишь литеру W. Эти тома стали последними, которых коснулось его перо{467}.
«Сценарий, который пишет история, не имеет конца», – сказал однажды Черчилль. Человеческая жизнь, напротив, конечна. Боялся ли он смерти? «Любой, кто скажет, что он не боится смерти, – лжец», – заметит он однажды своему секретарю. Хотя самым популярным его высказыванием на этот счет является следующее: «Я готов к встрече с Творцом, другой вопрос, готов ли Он к такому тяжелому испытанию, как встреча со мной». Вечером 9 января по заведенному обычаю Кристофер Соумс предложил тестю шампанское. Отодвинув бокал, тот прошептал: «Как мне все надоело!» – а затем после продолжительной паузы добавил: «Путешествие было приятным и стоящим его предпринять, но только один раз»{468}. Это были его последние слова. На следующий день у Черчилля произошел обширный инсульт и он впал в кому.
Понимая, что конец близок, члены семьи не хотели придавать информацию о критическом положении Черчилля огласке. Но стойкий боец продолжал держаться. Первой об ухудшении здоровья экс-премьера сообщила Guardian 16 января. К Гайд-парк-гейт стали стекаться люди. Опасаясь, что толпа нарушит покой больного, полиция перекрыла улицу. Также был введен режим тишины: машинам «скорой помощи» и пожарным, проезжающим по Нижнему Кенсингтону, было запрещено включать сирены. Британия погрузилась в траур. Несколько сотен людей сутками дежурили на подходах к улице, выражая своим присутствием уважение и преданность умирающему. В воскресенье 17 января королева посетила утреннюю службу в церкви Святого Лаврентия, на которой были прочитаны молитвы во здравие ее самого известного подданного. В тот же день тысячи прихожан пришли помолиться о здоровье Черчилля в Вестминстерское аббатство. Ведущий службу архиепископ Йоркский доктор Дональд Когган (1909–2000) сказал собравшимся: «Снова и снова он находил правильные слова для правильных действий, вдохновляя народы в час испытания»{469}.
В течение следующих нескольких дней внимание прессы было приковано к состоянию здоровья самого известного британца. Сопротивление политика неизбежности в очередной раз наводило на мысль о его стойкости и заголовок «К бою!», опубликованный 19 января на первой полосе Daily Express, прекрасно передавал эту атмосферу; журналисты описывали происходящее как «последнее, патетическое олицетворение выдающейся черчиллевской воли». Но все имеет свои пределы. В один из дней состояние Черчилля резко ухудшилось. Рандольф, Мэри, Сара и Клементина постоянно находились у его постели. Ночью стало понятно, что конец близок. Дыхание больного стало поверхностным и затрудненным. В 8 часов утра следующего дня оно остановилось. На календаре было 24 января, ровно 70 лет назад почил отец нашего героя лорд Рандольф. Однажды Черчилль признался, что его последний день тоже придется на 24 января. Для знавших об этом пророчестве двухнедельное сопротивление болезни имело отчетливо мистический оттенок. Колвилл будет вспоминать о прозрении своего босса, как о «самом необъяснимом и странном переживании» своей жизни