Помимо Мортона черновик статьи был также показан Фредерику Линдеману[1997]. Результатом обсуждения с профессором стало добавление имен ведущих деятелей Германии в заключительный абзац, о котором еще будет сказано ниже[1998].
Статья Черчилля «Правда о Гитлере» вышла в ноябрьском номере The Strand Magazine и содержала следующее предисловие от редактора: «В этой убедительной статье мистер Черчилль в типичной для себя манере открыто высказывает свои взгляды о действиях и амбициях лидера Германии. Высказанные мнения и сделанные умозаключения основаны на фактах и принадлежат мистеру Черчиллю, при этом они не обязательно совпадают с мнением редакции Strand Magazine»[1999].
Весьма вовремя сделанное замечание, поскольку статья Черчилля вызвала порицание у Министерства иностранных дел Германии. Посол Его Величества в Берлине в период с 1933 по 1937 год Эрик Клэр Эдмунд Фиппс (1875–1945) сообщал в Лондон главе Форин-офиса Сэмюелю Хору, что МИД Германии инструктировал своего посла выразить «протест против личных атак на главу немецкого государства», которые содержатся в упомянутой статье[2000]. «Мистер Черчилль стал очень непопулярен в Германии», — констатировал Ральф Виграм на следующий день[2001].
Недовольство выразил и сам Гитлер, переведя, правда, свою оценку из плоскости личных обид в плоскость международного сотрудничества между двумя странами, которое, по его мнению, изрядно страдает от подобных публикаций. «Какая же судьба ожидает англо-германское соглашение в военно-морской сфере, если автор этой статьи будет военно-морским министром Британии?», — с нескрываемой злобой вопрошал фюрер[2002]. «Я не знаю, что на самом деле значит это высказывание, но, если бы мистер Черчилль знал о реакции Гитлера (разумеется, знал. — Д. М.), он, возможно, ответил бы: это лишний раз говорит о необходимости иметь сильное вооружение, в противном случае немцы будут указывать нам, кто должен, а кто не должен входить в правительство нашей страны», — прокомментировал заявление фюрера Ральф Виграм[2003].
В статье Черчилля было несколько моментов, которые не могли оставить руководство Германии равнодушным. Самыми сильными оказались последние шесть абзацев, где автор коснулся ужасов «ночи длинных ножей» (известна также, как «операция Колибри»), которая пришлась на 30 июня 1934 года и ознаменовала собой новые методы устранения неугодных, «без закона, без обвинения, без суда». Жертвами этой расправы стали, по словам автора, «представители различных классов и интеллектуальной составляющей Германии». «Среди них были нацисты и антинацисты, генералы и коммунисты, евреи, протестанты и католики. Кто-то из них был богат, кто-то — беден, кто-то молод, кто-то — стар, кто-то знаменит, кто-то — безвестен. Но всех их объединяло то, что они выступали против режима Гитлера»[2004].
Если обратить внимание на дату, когда были написаны, а еще лучше, опубликованы эти строки, то нельзя не подвергнуть сомнениям заявления тех критиков, которые обвиняли Черчилля в оппортунизме и желании приспособиться и прогнуться, лишь бы получить место в правительстве. Более резкого антипиара даже трудно себе представить{99}. И хотя был полностью прав Ральф Виграм, указывающий на недопустимость иностранного вмешательства в кадровые решения, тем не менее приглашение Черчилля в состав правительства при подобной публикации служило недвусмысленным заявлением о той политике, которой будет придерживаться новый кабинет министров.
Впоследствии Черчилль еще вернется к рассмотрению событий 30 июня 1934 года, обозначивших начало единоличного правления фюрера. Той роковой ночью оборвались жизни не только множества невинных людей, попавших под горячую руку слепого террора. Среди раздавленных были также и недавние соратники Гитлера. К лету 1934 года стало очевидно, что в нацистской партии наметился раскол между главой НСДАП и сторонниками социальной революции под руководством рейхсляйтера Эрнста Юлиуса Рёма (1887–1934) и одного из основателей НСДАП Грегора Штрассера (1892–1934). Последние считали, что грабежи должны коснуться не только евреев, но и распространиться на другие состоятельные элементы общества. Они призывали к радикальным социальным преобразованиям и старались подтолкнуть к этому Гитлера. Но фюрер был против подобных метаморфоз.
Понимая, что на стороне его противников огромная сила — Рём был главой штаба коричневорубашников и к весне 1934 года завербовал в ряды СА более трех миллионов человек, Гитлер решил действовать быстро и безжалостно. По словам Черчилля, «в напряженный момент, когда решался вопрос жизни или смерти, он показал себя страшным человеком». Все противники были спешно арестованы и без колебаний расстреляны. В тот день казни продолжались в течение всего дня. У многих палачей не выдерживала психика, а некоторые «эсесовцы, которые зашли далеко в расправе над заключенными», сами были пущены в расход[2005].
А ведь все могло сложиться иначе. Собирая материалы о событиях тех дней, Черчилль был заинтригован тем фактом, что, когда Гитлер приехал в Весзее арестовывать Рёма, его сопровождали лишь Геббельс и небольшая группа телохранителей. На обратном пути в Мюнхен им повстречалась колонна грузовиков с вооруженными бойцами СА, которые ехали на запланированную в Весзее через несколько часов конференцию. Гитлер вызвал к себе командира колонны и приказал ему возвращаться в столицу Баварии. Если бы он проезжал по этой дороге часом позже или войска часом раньше, рассуждал Черчилль, тогда Рём воссоединился бы со своей армией и дальнейшая история НСДАП, Германии и всей Европы сложилась бы по-иному[2006]. Вот уж действительно это был эпизод, когда «фортуна соревновалась с судьбой»[2007]. Хотя, как правило, все решающие моменты истории являются такими. «На какой же тонкой нити подвешены порой величайшие из дел», — заметил в этой связи однажды Черчилль[2008].
Описанию «ночи длинных ножей» посвящен лишь фрагмент статьи. Дальше — больше. Черчилль не остановился на изображении неприглядных сторон нового режима. Он решил поднять довольно часто встречающийся в его произведениях вопрос: что все-таки первично — лидер или его последователи? Казус Гитлера заставил его по-новому взглянуть на этот парадокс власти. Безусловно, ответственность за то, что произошло в Германии 30 июня 1934 года и будет происходить дальше, и не только в Германии, лежит на Гитлере. Но только ли на нем?
«Самым поразительным является то, что великий народ Германии, образованный, продвинувшийся в науках, философии, склонный к романтизму, народ христианский, народ Гёте и Шиллера, Баха и Бетховена, Гейне, Лейбница, Канта и сотен других великих имен, не только не воспротивился этому ужасному кровопролитию, но и одобрил его, воздав их автору такие почести, словно он не руководитель государства, а Господь Бог, — написал Черчилль и дальше продолжил уже совершенно страшными словами: — Вот он, пугающий факт, перед которым все, кто остался от европейской цивилизации, должны склонить свои головы от стыда, или, в чем будет гораздо больше практической пользы, от страха»[2009].
После таких строк, которые разошлись по миру, предупреждения Виграма о том, что из-за своей статьи Черчилль «стал очень непопулярен в Германии», выглядят уже трюизмом.
В июле 1937 года, во время работы над «Великими современниками», Черчилль вернется к статье про Гитлера и решит включить ее в сборник. Учитывая резонанс, который его эссе вызвало два года назад, прежде чем публиковать материал, он решил вначале проконсультироваться с Форин-офисом. Черчилль обратился к постоянному заместителю министра Роберту Ванситтарту. Обращение было строго конфиденциальным. Всю ответственность за нежелательные последствия, к которым могла привести публикация, Черчилль брал на себя[2010]. Напрямую, правда, пообщаться с чиновником не удалось. Последний оказался в отпуске, поэтому на запрос политика ответил личный секретарь Ванситтарта Клиффорд Джон Нортон (1891–1990). Посоветовавшись с заместителем главы внешнеполитического ведомства, он сообщил, что с учетом «нынешних, довольно деликатных отношений с Германией, когда неизвестно, в какую сторону прыгнет кошка», целесообразность публикации названного материала в сборнике представляется сомнительной[2011].
Через своего секретаря Вайолет Пирман Черчилль поблагодарил Нортона за ответ. Относительно самого эссе — он не оставлял надежду опубликовать его, подвергнув текст переработке с удалением либо переписыванием отдельных фрагментов. Автор планировал оставить совершенно безобидный материал, который не содержал ничего того, что выходило за рамки его публичных выступлений[2012]. В итоге, по словам самого Черчилля, «статья про Гитлера была значительно смягчена»[2013].
В августе 1937 года Черчилль направил на рассмотрение статью (новое название — «Гитлер и его выбор») экс-рейхсканцлеру Генриху Брюнингу. Последний отметил, насколько хорошо автор смог описать «те чувства, которые испытывали жители Германии на протяжении четырнадцати лет после войны». Также он коснулся вопроса перевооружения. По словам Брюнинга, Германия не начинала масштабного перевооружения, по крайней мере, пока он сам находился у власти (до 1932 года). Эксперименты с оружием и созданием армии велись, но они ограничивались провинциями, расположенными к востоку от Эльбы. Против перевооружения выступали не только рейхсканцлер, но и главы военных ведомств, ссылаясь на недостаток финансовых средств для проведения серьезных реформ. Ситуация изменилась летом и осенью 1933 года, когда на выданные иностранными государствами кредиты началась активная закупка за рубежом никеля и другого необходимого для восстановления военной промышленности сырья.