Европейские СМИ для Черчилля стали постепенно закрываться. Все большее влияние на них начала оказывать политика. Это влияние было разным. Оно могло быть прямым и явным, как, например, со скандинавскими изданиями. Или с правительством Нидерландов, отказавшим Ривзу в использовании станции Амстердама для беспроводной передачи материалов Черчилля в американские газеты. По словам местного министра иностранных дел, «односторонняя пропаганда» Черчилля является «опасной для нейтральности Голландии»[2283]. Было и косвенное влияние. В свое время британский политик убеждал читателей, что рекламодатели не могут определять характер публикуемых в газетах материалов. Теперь он сам убедился, что могут, да еще как. Основными рекламодателями во многих европейских изданиях были известные немецкие концерны Bayer, Opel, Telefunken. Один из шведских издателей открыто заявил главе Кооперации, что может публиковать только те статьи Черчилля, которые не касаются политической тематики. Причина — акционеры его издания банально хотят получить дивиденды, напрямую зависящие от рекламных контрактов.
В сложившихся условиях европейского бойкота Ривзу ничего не оставалось, как сосредоточить свои усилия на США. «Как удачно, что вас уже ждут в Новом Свете, чтобы компенсировать убытки Старого», — заметил ему Черчилль[2284].
Учитывая взгляды Черчилля, холодный прием его статей вполне закономерен — он был подготовлен нацистами. Труднее объяснить судьбу, которая ожидала в 1930-е и первую половину 1940-х годов некоторые из его книг, распространявшиеся на территории Германии. В 1930-е годы запрет был наложен только на одно произведение — «Великие современники». В черный список все произведения Черчилля попали только в 1942 году, добавив его имя к другим известным мастерам слова: Агате Кристи (1890–1976), Гилберту Кейту Честертону (1874–1936) и Уилки Коллинзу. Несмотря на спущенные сверху запреты, парижский издатель Payot продолжал продавать переводы «Мирового кризиса» и «Мои ранние годы» на протяжении всей войны. «При всей своей ответственности за уничтожение ста миллионов книг по всей Европе, нацистская цензура могла быть до абсурда неэффективной», — замечает профессор Джонатан Роуз[2285].
Если возвращаться к статьям, то неприятные сюрпризы ожидали Черчилля не только в Европе, но и в собственной стране. В марте 1938 года после выступлений политика в палате общин с ним связался главный редактор Evening Standard в 1938–1939 годах Реджинальд Джон Тэннер Томпсон (1896–1956). Он признавал, что статьи оппозиционного тори с «литературной точки зрения придавали нашей газете блеск». Однако издание вынуждено расторгнуть контракт из-за расхождения с политическими взглядами автора[2286].
Это был неожиданный и болезненный удар, поскольку за последние два года на страницах Evening Standard публиковалось большинство британских статей нашего героя, что приносило ему более 1800 фунтов годового дохода. Учитывая и без того непростое финансовое положение (очередной кризис на фондовом рынке), решение издателей еще больше подкосило владельца Чартвелла, которому пришлось в срочном порядке искать выход из сложившейся ситуации. Он обратится к своему другу лорду Камроузу с предложением заключить контракт на серию статей для Daily Telegraph. К предложению для солидности прилагались три перечня изданий, в которых публиковались статьи автора: одиннадцать британских газет, девять — колониальных и тридцать семь — европейских. Камроуз согласился. Вначале на испытательный срок: на полгода по семьдесят фунтов за статью[2287], затем — на постоянной основе. Их сотрудничество продлится четырнадцать месяцев, пока Daily Mirror не предложит Черчиллю более выгодные условия[2288].
Черчилль действовал в одиночку, но его влияние на формирование общественного мнения, как, впрочем, и на создание собственной репутации борца против нацизма, было внушительным. Он и сам понимал, насколько огромной силой обладает. Даже в своем возрасте, даже в условиях отсутствия официальной должности, даже являясь жертвой цензуры. В одной из статей, вышедшей в 1938 году в майском номере News of the World, он писал: «Более четырех миллионов экземпляров газеты с этой статьей будут куплены в воскресенье, и как мне сказали, каждый номер прочитает по два-три человека, таким образом, десять или двенадцать миллионов людей прочитают написанные мной слова»[2289].
Это замечание было сделано до Мюнхена, после которого, как выразился сам Черчилль, «возможностей для свободного выражения своей точки зрения становится все меньше»[2290]. И тем не менее статьи под авторством знаменитого британца выходили. Англоязычная и европейская публика все-таки получала Черчилля, который, несмотря на все препоны со стороны правительства, Би-би-си и отдельных изданий, заключал новые договоры и писал новые статьи. Еще никогда он не писал так много. И это в возрасте, когда многие его коллеги по перу выходили на пенсию, наслаждаясь отдыхом и умиротворением. Но Черчиллю отдыхать было некогда. Он вел свою борьбу и постепенно, шаг за шагом, одерживал в ней победу.
Черчилль не ограничивался написанием только статей. В апреле 1938 года он решил подготовить к изданию новый сборник речей. Этот формат был хорошо знаком ему, хотя он и не прибегал к нему уже семь лет, со времени индийской кампании. Но в намечающемся произведении были и свои новшества. Во-первых, среди всех сборников британца это был первый опус, который посвящался исключительно вопросам международной политики. Черчилль считал, что новая книга будет пользоваться успехом. «Не вижу причин, почему этот сборник не станет читаться, — рассуждал он. — Я потратил на составление этих текстов столько же сил, сколько на любую написанную мной книгу»[2291]. Да и самими речами он был удовлетворен, заявляя, что «гордится» ими «больше чем всем остальным, сделанным за сорок лет общественной жизни»[2292].
Второе нововведение заключалось в том, что в качестве составителя сборника Черчилль выбрал не себя. В своем время он мечтал, что в один прекрасный день ему посчастливится выступить в тандеме со своим отцом. Этим мечтам не суждено было сбыться. Но прошло больше сорока лет, и он смог объединить усилия с сыном. У Рандольфа был тяжелый характер, и он не раз причинял боль своему родителю. Но одно было бесспорно: он всегда и во всем обожал отца. «Очень трогательно смотреть, насколько Рандольф боготворит Уинстона», — признавал Гарольд Николсон в мае 1938 года[2293]. Доверив почетную миссию по компоновке сборника сыну, Черчилль оставил за собой право последнего слова в выборе материалов[2294]. Рандольф, который считал, что в управлении отношениями с прессой он разбирается лучше отца[2295], был в восторге от этого решения.
Издание нового сборника Черчилль предложил Джорджу Харра-пу, который не стал возражать. Основная часть материала (тексты сорока выступлений) была направлена Рандольфом издателю в середине апреля. Весь материал был специальным образом подобран, представляя собой «совершенный последовательный рассказ» о «событиях этих ужасных лет»[2296]. Не без помощи отца Рандольф внес незначительную правку, необходимую для приведения текстов, изначально предназначенных для декламации на публике, в соответствие с книжным форматом. В мае Черчилль показал первую версию нового произведения Эдварду Маршу, попросив его проверить грамматику, «особенно большие неотделанности», а также отметить «ошибки, противоречия, повторения и прочие места, наводящие скуку»[2297].
В конце мая Рандольфом было написано предисловие, в котором, упоминая о своем отце, он глубокомысленно отметил: «Мистер Черчилль свободен от предрассудков и идеологий, играющих важную роль в ментальном устройстве большинства современных успешных людей, и страдает от этой свободы. Ему всегда трудно подчинять свои взгляды на общественные темы текущим крайностям партийной позиции. Подобная независимость в мыслях и выступлениях служит препятствием в наши дни, когда партийная машина значительно увеличила свою силу»[2298].
По мере того как сборник компоновался и принимал готовую к изданию форму, Черчилль задумался над названием нового произведения. Вначале ему понравилось «Война в маскарадном костюме», которое отсылало к строкам сатиры Джона Драйдена (1631–1700) «Авесаллом и Ахитофель»: «.. и мир является войной в маскарадном костюме»[2299]. Затем он остановился на «Годы, которые пожрала саранча» с аллюзией на Библию, Книгу пророка Иоиля 2:25: «И воздам вам за те годы, которые пожирали саранча, черви, жуки и гусеница, великое войско Мое, которое послал Я на вас»; образное и яркое сравнение Черчилль обыграл в своем известном выступлении в палате общин 12 ноября 1936 года. Далее появился третий и окончательный вариант — «Оружие и Устав». Из всех обсуждаемых версий последняя менее всех понятна и требует отдельного пояснения. Сам Черчилль так называл отстаиваемую им политику с ее двумя основополагающими принципами — перевооружение («Оружие») и коллективная безопасность в соответствии с Уставом Лиги Наций («Устав