[422]. Роман был издан в 1931 году и принес Бак Пулитцеровскую премию.
Настал день, когда Черчилль решил возобновить свой лекционный тур. Он договорился о двух выступлениях в США и приступил к подготовке. Не обошлось и без литературной деятельности. Для Daily Mail был написан очерк о Багамах: «Мои счастливые дни в „мокрых“ Багамах». Черчилль познакомил читателей с историей островов, включая периоды пиратства и участие в Гражданской войне США. Он также рассказал о приезде на острова в конце XIX века будущего члена Консервативной партии Невилла Чемберлена, который по заданию своего отца начал осваивать этот регион, пытаясь вырастить здесь мексиканскую агаву. Самым же счастливым временем для Багам стали 1920-е и 1930-е годы. Тяжелые для всего остального мира, они превратили Багамы в настоящий Клондайк. А процветание Багамам обеспечили США, запретившие распространение на своей территории спиртных напитков.
Как известно, запретный плод сладок, и человечество не раз доказало, что непродуманные запреты не только не способны решить проблему, но и нередко приводят к обратному эффекту. Принятие 18-й поправки к Конституции США способствовало распространению бутлегерства на территории самих Штатов и резкому увеличению притока жаждущих развлечься американцев в те страны, где спиртное продавалось свободно, включая Багамы. Этот факт нашел отражение в названии статьи, где прилагательное «мокрый» взято в кавычки[423].
Сам Черчилль считал законодательную меру ограничения спиртного «опасной глупостью»[424]. Еще во время своего визита в США в 1929 году он не гнушался провозить в своем багаже коричневатую жидкость с характерным ароматом и благородным вкусом, залитую в медицинские фляги. Чтобы избежать лишних вопросов на таможне, багаж оформлялся как дипломатическая почта[425].
С запретом спиртного связан еще один забавный эпизод. Однажды утром Черчилль подошел к своему секретарю мисс Мойр и сказал: «Я только что сделал нечто ужасное. Я снял трубку телефона и, думая, что он подключен к домашнему коммутатору, по которому я беседую с прислугой, попросил городскую телефонистку принести мне бокал шерри. Боюсь, я ужасно шокировал бедную женщину»[426].
Свои взгляды относительно запрета на продажу, производство и транспортировку спиртных напитков Черчилль выразит в статье, которая выйдет в Sunday Chronicle (номер от 14 августа 1932 года) и в Collier’s (номер от 13 августа 1932 года). Он обратит внимание на несколько принципиальных моментов. Во-первых, табу не встретило поддержки у населения, даже на его выступлениях три четверти американской аудитории реагировало на 18-ю поправку смехом и криками неодобрения. Во-вторых, по мнению Черчилля, инициатива затрагивала темы, связанные с болезненными вопросами прав и обязанностей государства в отношении индивидов. Не являются ли подобные меры вторжением государства в частную жизнь граждан? В-третьих, если законодательная мера и принесла свои положительные плоды, то негативных последствий оказалось гораздо больше. Черчилль вспомнил французскую пословицу: «Прогони природу, и она вернется галопом». Что же касается решения наболевшей проблемы в США, «это не природа возвращается галопом, а уродство и социальные болезни, со скоростью быстронесущегося автомобиля» [427]°.
В своей статье он не преминул рассказать американским читателям о том, как с чрезмерным потреблением алкоголя борются в его собственной стране. Подобная откровенность была полезна в двух отношениях. С одной стороны, Черчилль описывал положительный опыт Британии и давал совет ее заокеанскому партнеру. С другой — демонстрировал достижения собственной страны, повышая уважение к ней в глазах иностранцев. «В борьбе с этим пороком мы применили рациональный подход, решив отнестись к нему как к болезни, которую нужно во что бы то ни стало вылечить, а не как к сложному вопросу общественной морали», — объяснял Черчилль. Орудиями борьбы (или средствами исцеления, как кому больше нравится) стали: увеличение налогов на алкогольную продукцию и внедрение строгого контроля над ее распространением. В результате, если в 1913 году в состоянии алкогольного опьянения было совершено свыше ста восьмидесяти тысяч преступлений, то в 1930 году этот показатель сократился более чем в три раза — до пятидесяти трех тысяч правонарушений[428].
При этом Черчилль признавал, что пополнение казны за счет продажи спиртных напитков — не лучший способ управления общественными процессами. Но если выбирать между акцизом и запретом, решение очевидно. Люди все равно будут тратить деньги на алкоголь. Только в случае запрета это приведет к тому, что деньги, которые могли бы пойти на государственные нужды, попадут в руки бутлегеров. «„Сухой закон“ вооружил преступность золотом и сделал это с одобрения общества», — констатировал Черчилль. И это не говоря о падении качества продукции, увеличении потребления алкоголя среди молодежи, а также ухудшении криминогенной обстановки[429].
В марте 1933 года прошла инаугурация нового президента США Франклина Делано Рузвельта (1882–1945). Ни в США, ни за рубежом еще никто не догадывался, что его пребывание в Белом доме продлится более двенадцати лет. Зато все хорошо осознавали факт, что «сухой закон», действующий на территории США тринадцать долгих лет, уже всем набил оскомину. Рузвельт собирался покончить с Великой депрессией, предложив избирателям комплекс мер по восстановлению национальной экономики, который вошел в историю под лаконичным названием Новый курс. Одним из его предложений была аболиция непопулярного закона. «А теперь самое время выпить пива», — сказал Рузвельт, подписав в декабре 1933 года 21-ю поправку к Конституции, которая отменяла печально знаменитую 18-ю.
Внимательно следивший за происходящими по ту сторону Атлантики изменениями Черчилль отреагировал незамедлительно. Им была подготовлена новая статья: «Как мы подаем спиртное», которая вышла в номере Collier’s от 25 августа 1934 года. Он вновь высказался против «сухого закона», заявив, что «история вина — это история человечества». Кроме того, он привел высказывание «великого британского государственного деятеля» Уильяма Харкорта: «Невозможно устранить пьянство, запретив людям пить, так же как невозможно устранить преступность, посадив всех в тюрьму»[430]. Но главная цель статьи состояла не в том, чтобы в очередной раз изложить свою точку зрения по наболевшему вопросу. Черчилль позиционировал достижения своей страны, знакомя американских читателей с практикой распространения алкоголя в Британии. Он подчеркнул положительные наработки строгого регулирования и высокого налогообложения спиртных напитков. Им был приведен такой пример: если до войны ежегодно за пьянство задерживалось пятнадцать тысяч женщин, то теперь их число составляет меньше двух с половиной тысяч[431].
Вернемся, однако, к восстановлению Черчилля после автомобильной аварии на Пятой авеню. Трехнедельный отдых на Багамах подходил к концу. Двадцать пятого января политик вновь посетил Нью-Йорк. В тот же день он дал интервью репортерам, заявив, что «мировой прогресс зависит от выдающихся личностей». Характеризуя политическую обстановку во многих странах, он сказал: «Величайшая иллюзия сегодня думать, будто народ имеет то правительство, которое хочет. На самом деле правят те, за кого голосуют и кто убедил народ, что именно они для него желанны»[432].
Спустя три дня состоялось и первое выступление, знаменовавшее собой возобновление лекционного тура. Оно прошло в Бруклине перед аудиторией в две тысячи человек. Черчилль был опытный боец, и он хорошо знал, что нет лучшего средства для поднятия духа, чем работа. Несмотря на слабое физическое состояние, он полностью погрузился в публичную деятельность и в следующие три недели дал почти двадцать выступлений в различных городах и залах США: Хартфорд, Сент-Льюис, Чикаго, Кливленд, Толедо, Детройт, Нью-Йорк, Рочестер, Вашингтон, Филадельфия, Балтимор, Атланта, Гранд-Рапидс, Индианаполис, Цинциннати, Конкорд, Бостон и Энн-Арбор. Впоследствии, вспоминая интенсивный ритм тех дней, когда почти каждую ночь он проводил в купе поезда, чтобы вечером выступить перед новой аудиторией, Черчилль скажет: «В целом, я считаю, что это был самый утомительный и напряженный период моей жизни»[433]. Учитывая, что это признание было сделано после Второй мировой войны, не трудно догадаться, насколько тяжело дались ему эти дни. Однако затраченные усилия стоили того: лекционный тур принес британскому политику семь с половиной тысяч фунтов.
Во время посещения Вашингтона 13 февраля Черчилль имел беседу с президентом США, а также посетил Палату представителей. Конгрессмены почтили британского политика, прервав заседание и отдельно поприветствовав почетного гостя[434]. Основной посыл лекций Черчилля сводился к взаимному сотрудничеству между двумя странами. Принимали это сдержанно, а некоторым американским журналистам подобные призывы к кооперации представлялись спорными: не часто можно увидеть, чтобы «должник предлагал сотрудничество кредитору»[435].
Не обошлось и без эксцессов. Активные выступления Черчилля против независимости Индии вызвали резкое недовольство его личностью среди проживающих в США индийцев и их сторонников. В Скотленд-Ярд поступили сведения, что жизни британского политика угрожает опасность, и к нему был прикомандирован инспектор Вальтер Генри Томпсон (1890–1978). Весьма вовремя. В Детройте автомобиль Черчилля дважды забрасывали камнями, а в Чикаго даже имела место неудачная попытка покушения. Американской полиции политик передал свыше семисот полученных им писем с угрозами в свой адрес