Поиск подобных аналогий приятен, но главной целью биографии было рассказать не о предках Мальборо, а о самом известном полководце. И начать надо было со становления его личности. Здесь автору пришлось нелегко. «Мальборо — последний из великих полководцев, о раннем периоде жизни которого не сохранилось практически никаких записей», — резюмировал биограф. О его детстве и юношестве было известно не больше, чем о первых годах Александра Македонского (356–323 до н. э.), Ганнибала (247–183 до н. э.) или Юлия Цезаря. Но если последних от современной автору эпохи отделяло больше двух тысяч лет, то Мальборо жил меньше трех столетий назад[918].
Не имея возможности обратиться к фактическому материалу, Черчилль решил при описании детства героя высказать некоторые соображения о значимости раннего периода жизни в становлении личности. Он сослался на «современные исследования», придающие «большое значение влиянию первых лет на формирование характера». Опираясь на эти теории, он заявил в первой главе: «Определенно, вся жизнь Джона Черчилля несла на себе отпечаток его юности»[919]; во второй главе он добавил: «Не думаю, что внешние события играли после детства доминирующую роль в развитии его личности»[920]. Свою точку зрения он выразил и в отношении отрочества, заметив, что выдающиеся индивиды в восемнадцать лет не «довольствуются комфортом и ласками». Они ищут «отличия, а не одобрения», их прельщает «торжество в храброй независимости»[921].
Даже в столь скудном материале Черчилль отыскал личные совпадения. Вот одно из них. Однажды, увидев с каким восторгом юный Джон наблюдает за парадом, герцог Йоркский пригласил его к себе и спросил, каким он видит свое будущее. В составе «одного из этих замечательных полков», уверенно произнес юноша, получив тем самым королевское благословение на военную карьеру[922]. Пройдут годы, и, увидев с каким задором маленький Уинстон играет в солдатики, лорд Рандольф Черчилль спросит его, не хотел бы тот служить в армии? Последовал утвердительный ответ, после которого будут предприняты значительные усилия и задействованы высокие связи, чтобы Уинстон продолжил свою учебу в Королевском военном колледже Сандхёрст.
На самом деле в первом и во втором случае описанные беседы были плодом творческого моделирования. Лорд Рандольф еще до ответа своего сына принял решение, что его сын будет военным. Что же касается герцога Йоркского, то он просто снизошел до беседы с восторженным ребенком. Но для Черчилля эти аналогии были важны.
Своими первыми крупными успехами в жизни будущий военачальник был обязан женщинам. В отличие от него, Черчилль никогда не делал карьеры с помощью прекрасной половины человечества, но дамский след в биографии предка показался ему занятным, и он решил не обходить его стороной. В частности, он подробно рассказал, что первой благодетельницей Джона стала его старшая сестра Арабелла (1648–1730). В 1665 году герцогиня Йоркская (1637–1671) назначила ее своей фрейлиной. Вскоре на одной из прогулок верхом лошадь Арабеллы пустилась галопом, всадница потеряла равновесие и упала. Находившийся рядом герцог спешился и, подбежав к девушке, застал ее в пикантной позе. Вид красивых ног сразил герцога наповал, а Арабелла, став любовницей будущего монарха, родила ему четырех внебрачных детей. Самый известный среди них — Джеймс Фитц Джеймс, 1-й герцог Бервик (1670–1734), воевавший на стороне Людовика XIV и дослужившийся до звания маршала Франции[923].
Обладая влиянием на герцога Йоркского, Арабелла смогла добиться устройства своего брата в свиту наследника престола, а затем придать начальное и вполне ощутимое ускорение его карьере. В двадцать два года Джон получил звание капитана кавалерии, а на следующий год был произведен в полковники. Сам он тоже не сидел сложа руки. Молодой аристократ отличался привлекательной внешностью. Упоминая его портрет кисти Джона Клостермана (1660–1711), Черчилль отметит «обезоруживающую красоту симметричного лица», «странно женственные» черты, «утонченность и очарование», «понимающее, оценивающее, немного ироничное выражение его губ», источающий «олимпийское спокойствие» взгляд «серозеленых глаз»[924].
Красота способна не только спасти мир, но и благоволить продвижению наверх. Мальборо понимал это как никто, установив альковные отношения с любовницей (и матерью пятерых бастардов{55}) Карла II — Барбарой, 1-й герцогиней Кливлендской, графиней Кастельмейн (1640–1709), которая была старше его на девять лет. Королю, безусловно, не нравилось, что его inamorata делит ложе с другим. Однажды он едва не застал их вместе. Но отчаянный офицер спас честь своей возлюбленной, выпрыгнув из окна спальни. По другой версии, Карл все-таки поймал соперника, который не спасся бегством, а спрятался в буфете. Король изъявил желание вкусить сладостей и, услышав от Барбары, что она потеряла ключ и не может открыть буфет, пригрозил выломать дверь. После этого буфет был открыт. Дабы спасти любовника от гнева Его Величества, Барбара бросилась Карлу в ноги. Джон также преклонил колено. «Сгинь, — процедил сквозь зубы король. — Ты негодяй, но я прощаю тебя, ты поступаешь так ради хлеба»{56}.
В конце жизни у Черчилля состоялось обсуждение «буфетной» версии с личным секретарем Монтагю Брауном. «Я не осуждаю эту девушку, — сказал политик. — Мальборо был красивым парнем». Он рассказал, как однажды случайно услышал разговор двух австралиек, делившихся впечатлениями около портрета герцога в Бленхеймском дворце. «Что ж, он мог бы поставить свои туфли под мою кровать в любой момент, когда бы только пожелал», — сказала одна из них[925].
В своей новой книге Черчилль решил привести обе версии. Однако самое интересное ожидало читателей дальше. После этого инцидента Барбара не отказалась от молодого офицера. Более того, она подарила ему пять тысяч фунтов. Это говорит о ней, как о щедрой натуре, и символизирует искренность ее чувств. А то, как Джон поступил с деньгами, многое открывает в его характере. Он не стал разбрасываться полученной суммой, и вместо кутежей и сомнительных удовольствий приобрел ренту, которая обеспечивала его пятьюстами фунтов годового дохода. «Это была выгодная инвестиция, — комментирует Черчилль. — Он наслаждался ее дивидендами на протяжении следующих почти пятидесяти лет своей жизни»[926].
Бесспорно, это было выгодное вложение. Но насколько приемлемым было то, что основой финансового благосостояния известного полководца стала благодарность со стороны любовницы? Смотревший на поступки предка через розовые очки, Черчилль не видел в этом ничего предосудительного. Своим читателям он пояснил, что «согласно кодексу поведения XVII столетия получение мужчинами денег от богатых любовниц нисколько не считалось оскорбительным для их чести». И дальше многозначительно добавлял, что подобное поведение равносильно «бракам по расчетам в наше время»[927]. Тем самым он в очередной раз давал понять, что времена изменились, в отличие от нравов.
«Насколько же все-таки женщины восхищаются мужчинами, обладающими властью», — заметит однажды Черчилль[928]. А сколько мужчин не брезгуют помощью Амура в погоне за тем же влиянием, статусом и богатством? Черчиллю было неприятно признавать это, но его герой, по сути, был одним из них. Правда, автор нашел способ добавить благородства к портрету полководца, отдельно отметив то обстоятельство, что Мальборо выбрал себе в супруги небогатую женщину.
Известный историк В. Г. Трухановский (1914–2000) в разборе «Мальборо» указывает, что в своей попытке обелить образ предка Черчилль использовал «слабый аргумент»[929]. Возможно, аргумент действительно слабый. Но сама тема, к которой обратился биограф, была очень сильной — любовь или богатство. Сколько великих произведений литературы обыгрывают эту извечную дихотомию, мучившую многих. А сколько история знала несчастных и поломанных судеб из-за неправильного выбора. Мальборо проявил решительность и стойкость, предпочтя мамоне личное счастье. Его выбор пал на скромную дочь члена парламента Ричарда Дженнингса (1619–1668) — Сару.
Сара появилась при дворе в тринадцатилетнем возрасте как фрейлина второй супруги герцога Йоркского Марии Моденской (1658–1718). Она привлекла внимание Джона Черчилля, когда ей исполнилось пятнадцать. Понимая, что брак на девушке, не имеющей за собой значительного приданого и влиятельных родственников, не сулит пользы, родители пытались отговорить сына от женитьбы. Они предлагали ему вступить в матримониальный союз с дочерью 5-го баронета сэра Чарльза Сидли (1639–1701) Катариной (1657–1717). Но Джон наотрез отказался. Впоследствии Катарина станет любовницей герцога Йоркского и произведет от него на свет дочь. Мальборо же проявил упорство, и оно окупилось сторицей. Описывая его семейную жизнь, Черчилль «вступил на знакомую территорию» (по емкому выражению лорда Дженкинса)[930]. Он не жалел красноречия, демонстрируя счастье, верность и долговечность брака с Сарой.
Мальборо и в самом деле повезло. Во-первых, Сара вскоре установит очень близкие отношения с будущей королевой Анной, чем немало поспособствует продвижению своего мужа (хотя Черчилль и предупреждал, что «не следует переоценивать Сару»