[931]). Во-вторых, она всегда и во всем будет на стороне супруга. Не только в радости, но и в трудные времена, когда бывшие сторонники перейдут в лагерь противников, когда благоволившая ранее королева превратится в заклятого врага, когда одержанные за рубежом кровью и потом победы окажутся бессильны защитить от несправедливой критики в собственной стране.
В конце сентября 1932 года Черчилль направил Харрапу для печати первые четыре главы. Десятого октября издатель получил следующие четыре главы с просьбой напечатать их в шести экземплярах. Вместе с текстом было передано содержание всего первого тома, который, по оценкам автора, будет состоять из девятнадцати глав. Черчилль не исключал, что в процессе работы над оставшимися девятью главами (десять к тому времени уже были закончены) придется написать еще две-три дополнительные главы. Это могло потребовать сокращения первых глав, чтобы объем первого тома не превысил сто пятьдесят тысяч слов[932]. Но реальность будет другой: первый том будет содержать не девятнадцать, не двадцать четыре, а тридцать две главы. То, что осенью 1932 года считалось половиной тома, на самом деле было всего лишь четвертой частью.
Каждый автор находит для себя свои стимулы, подстегивающие творческую фантазию и работоспособность. Самые эффективные из них уже давно описаны учеными и составляют основы психологии убеждения. Одним из таких стимулов является вера в то, что самая трудная часть пройдена, а впереди — наиболее интересный и захватывающий участок пути. С помощью именно такого приема Черчилль и настраивал себя на нужную творческую волну[933]. Причем настраивал весьма успешно, что неудивительно, поскольку в основном он был прав. Детство и отрочество будущего полководца были далеко не самыми увлекательными в изучении. Поэтому, завершив первые десять глав, Черчилль с радостью устремился к новым вершинам. Эти вершины открывали новые просторы и ставили новые цели, неслучайно Черчилль сравнивал написание книги с восхождение в гору: каждый «новый подъем открывает новый вид»[934].
Следующие несколько месяцев после сентября 1932 года стали решающими в завершении первого тома. В конце января 1933 года Черчилль подошел уже к описанию периода правления королевы Анны, занимавшей трон с 1702 по 1714 год. Также учащаются встречи с полковником Пэкенхэм-Уэлшем, с которым дополнительно обсуждались военные кампании 1702 и 1703 годов[935].
Погружаясь в события более чем двухвековой давности, Черчилль продолжал оставаться политиком, поэтому и на описываемые события он смотрел не как академический историк, а как человек, который сам прошел через похожие обстоятельства. Противостояние Мальборо французской армии напоминало ему последнюю войну, раны которой продолжали гноить и болеть. Позиция Франции в начале XVIII столетия с военной точки зрения представлялась ему аналогичной положению Германии перед началом Первой мировой войны. Черчилль обратился к Пэкенхэм-Уэлшу для описания стратегических особенностей этого положения с учетом обнаруженной аналогии[936].
Черчилль надеялся закончить первый том битвой при Бленхейме. Но по мере реализации проекта стало понятно: книга настолько разрослась, что осуществить задуманное уже не представлялось возможным. Еще в начале февраля 1933 года автор сообщил Фейлингу, что рассчитывает увеличить первоначальный объем более чем на половину: со ста двадцати пяти до двухсот тысяч слов[937]. Но буквально через два месяца он понял, что ни о каком сражении при Бленхейме в первом томе не может быть и речи. Черчилль решил завершить его на том же самом месте, где Маколей поставил точку в своей пятитомной «Истории Англии» — на кончине Вильгельма III. Примечательно, что одному из первых автор сообщил об этом внучатому племяннику викторианского историка — Дж. Тревельяну[938].
По мере того как написание текста стремительно продвигало литературно-исторический проект вперед, Черчилль начал проявлять все больше интереса не только к содержанию, но и к форме преподнесения материала. Он попросил Эшли составить перечень портретов, использование которых было бы желательным. Затем он обратился к своему кузену, хозяину бленхеймского архива, чтобы тот помог в поиске иллюстраций[939]. Девятый герцог Мальборо был не против оказать содействие молодому историку из Оксфорда. Учитывая, насколько значительный и монументальный труд готовил Черчилль, он счел, что будет уместно, если основу иллюстративного ряда составит «новый материал, а не банальные картинки, знакомые каждому студенту». К вопросу поиска оригинальных портретов прямой наследник Мальборо был готов подойти с куда большим пристрастием, чем оксфордский историк[940].
Автор нашел замечания кузена разумными. Сам он считал необходимым представить в книге портреты отца главного героя — сэра Уинстона Черчилля; сестры Арабеллы; ну и, разумеется, самого военачальника. Ему вообще хотелось, чтобы в первом томе было как можно больше портретов молодого Мальборо, до того как он стал сначала графом (в 1689 году), и уж тем более до того, как ему был пожалован титул герцога (в 1702 году). Черчиллю нравился портрет в исполнении Джона Клостермана, написанный примерно в 1685–1690 годах[941]. Именно он в итоге и будет помещен на фронтисписе первого тома. Окончательный список из тридцати двух иллюстраций будет составлен к июлю 1933 года. Черчилль попросит Эшли сгруппировать иллюстрации по порядку и направить Харрапу, а также снабдить каждую информацией — когда и кем была написана картина, где она сейчас находится или кто ей владеет, а также различные интересные факты, связанные с ее созданием[942].
Среди тех, кто помогал Черчиллю на этом этапе, был 7-й граф Спенсер[943]. Он же вошел в число тех избранных, кому была направлена рукопись для высказывания замечаний и пожеланий[944]. Текст также обсуждался с двоюродным племянником, лордом Айвором Спенсер-Черчиллем (1898–1956). Он дважды прочитал рукопись, отметив, что работу характеризует «беспристрастность», «глубокая проницательность и понимание». Из других моментов, которые впечатлили Спенсер-Черчилля, было четкое и логическое повествование без «лишних» элементов. Каждый эпизод и каждое событие точно вписывалось в отведенное ему место во взаимной увязке с остальными частями. В-третьих, он воздал должное работе с оригинальными источниками, а также восхитился умелому изложению содержащихся в них фактов, значительно оживлявших текст. «Определенно, ваше сочинение не похоже на сухое академическое исследование прошлого, оно представляет собой живой документ», — констатировал он. Не обошлось и без замечаний, которые касались представления некоторых персонажей, эпизода со знаменитым письмом в брестской операции, а также рассмотренной выше критики Маколея[945].
Обсуждение написанных глав с доверенными лицами являлось одним из важнейших мероприятий заключительного этапа работы. В целом, несмотря на «коррекцию, доработку и шлифовку», первый том был «почти закончен» в начале апреля 1933 года. После этого началась рассылка рукописи близкому кругу.
В числе прочих в него вошел Джеймс Льюис Гарвин (1868–1947), на протяжении почти тридцати пяти лет бессменный главный редактор The Observer и главный редактор четырнадцатого издания «Британской энциклопедии» (1926–1932). Помимо журналистской и редакционной деятельности, Гарвин не был чужд биографическому жанру. Он давно работал над многотомной историей жизни своего кумира Джозефа Чемберлена. Об этой книге Черчилль скажет, что автору удалось «подняться над партийными интересами и оставить нам добросовестный и фундаментальный рассказ о своем герое и его времени»[946]. Три тома этой биографии будут изданы в 1932–1934 годах. Над четвертым томом Гарвин будет работать оставшиеся тринадцать лет своей жизни, но закончить так и не успеет. После его кончины труд завершит сын однокашника Черчилля Гарольд Джулиан Эмери (1919–1996), который в период с 1951 по 1969 год напишет оставшиеся три тома.
Черчилль «очень ценил советы Гарвина и его конструктивную критику»[947]. Основную часть рукописи — двадцать семь из написанных на тот момент тридцати глав — он направил ему в середине мая. «Я буду вам многим обязан, если вы сообщите мне свое мнение об этом произведении», — сообщалось в сопроводительной записке. В связи с тем, что еще было время для внесения коррекции, Черчилль просил Гарвина не колеблясь отмечать «скучные для прочтения куски». Также следовало обратить внимание на структуру: не было ли ничего пропущено, все ли блоки взаимоувязаны и пропорциональны[948].
Гарвин проглотил рукопись за четыре дня (если быть точным — за четыре ночи). Прочитанное его потрясло. «Я думаю, что это ваше самое великое произведение, — сказал он Черчиллю. — „Мировая война“? Да! Она, конечно, останется. Но и древняя, и современная литература доказывают: ничто так не интересует людей, как увлекательные рассказы о великих личностях и их поступках». По структуре у Гарвина не было существенных замечаний. Сначала он хотел предложить сократить две главы, но потом передумал. Опыт работы над «Чемберленом» подсказывал ему, что «сложные противоречивые моменты могут быть объяснены только детальным приведением свидетельств и использованием множества ссылок».