[1053]. Ну чем не Болдуин![1054]
Но главный объект исследования был не лидер консерваторов XX века и, разумеется, не Харли. Черчилля интересовал его предок, для которого наиболее подходящим объектом сравнения был Наполеон. Британский политик всегда любил, ценил и уважал императора французов и на протяжении многих лет мечтал написать его биографию. Этот проект так и не будет реализован. Словно пытаясь восполнить это упущение, он сознательно вводит Наполеона на страницы своего произведения. Бонапарт появляется, упоминается, цитируется, анализируется на протяжении всей биографии Мальборо. Черчилль даже приводит эпизод, когда Иоахим Мюрат (1767–1815) и Жозеф Бонапарт (1768–1844) ворвались в спальню императора, а тот окатил их горячей водой из ванной[1055]. Но в основном личность победителя при Маренго, Аустерлице, Йене и Прейсиш-Эйлау интересовала его в сравнении с одержавшим верх при Бленхейме, Рами-льи, Аудернарде и Мальплаке. Оба отличились в военном деле, дипломатии и государственном управлении. Оба обладали видением и умели достигать результата. Но кто из них был более велик?
Черчилль не стал отвечать на подобный вопрос, решив ограничиться высказыванием на этот счет Артура Уэлсли, герцога Веллингтона (1769–1852). Когда его спросили, кого он считает «более великим генералом», он произнес: «Трудно сказать. Я всегда повторял, что личное присутствие Наполеона на поле боя равноценно усилению армии на сорок тысяч человек. Но я не вижу никого более великого, чем Мальборо во главе английской армии. Его трудности с союзниками во много раз превосходили мои»[1056].
Черчилль специально обратился к мнению Веллингтона. «Железный герцог» указал на принципиальное отличие между двумя генералами. Без этого отличия невозможно ни истинное понимание достигнутых Мальборо успехов, ни тех трудностей, с которыми столкнулся сам Черчилль в своей политической карьере. Имея за плечами опыт управления десятком министерств и ведомств, он тут же обратил внимание на эту составляющую в процессе работы над вторым томом. Одному из первых он изложил ее Дж. Эдмондсу в январе 1934 года: «Мальборо видел то же самое, что Наполеон. Но он был лишь слугой в суровый век, а другой — правителем во времена, источающие сияние. Наполеон мог приказывать, Мальборо же не мог ничего больше, чем убеждать или упрашивать. Нелегко одерживать победы, обладая такими возможностями»[1057]. В отличие от Наполеона, Фридриха Великого и «современных главнокомандующих», Мальборо не имел права беспрекословного подчинения. Он не мог потребовать: «Исполняйте, иначе я вас расстреляю!» или: «Молчите, иначе я освобожу вас от должности». Он имел дело с «двадцатью гордыми, завистливыми, компетентными и не очень коллегами», которых не мог «призвать к дисциплине», и которых был бессилен «наказать»[1058].
Опираясь на свой личный многолетний опыт управления, Черчилль считал названную особенность принципиальной. С одной стороны, она противопоставлялась диктаторским режимам, набирающим силу в ряде европейских стран в XX веке. С другой — ограничение власти представляло собой одно из важнейших условий, в которых приходится действовать руководителям. С учетом этих двух факторов Черчилль решил на страницах нового тома остановиться на эффекте сдержанных полномочий подробнее.
Ему повезло с объектом исследования. Мальборо встретил сопротивление практически сразу после своего назначения главнокомандующим в 1702 году. Формально ему подчинялись все английские войска, а неформально он встал во главе объединенной союзной армии Англии, Нидерландов и германских земель. Сначала для его сдерживания к нему приставили двух голландских заместителей, затем голландское правительство стало блокировать его стремления к более активному ведению кампании во Фландрии[1059]. Он планировал окружить армию Буффлера еще в 1702 году, но голландский парламент наложил вето на это решение, довольствуясь изгнанием французов с территории своей страны. В следующем году Мальборо рассчитывал сокрушить противника решающим ударом, но ему позволили лишь «играть в военные шахматы», постоянно ограничивая, тормозя, оспаривая его инициативы, для реализации каждой из которых он должен был получать разрешение[1060]. «Невозможно оценить внутреннее напряжение полководца, ведущего войну с равным противником при столь паралитическом контроле», — писал Черчилль[1061]. По его словам, «пугающий враг был наименьшей проблемой» британского генерала. «Друзья, союзники, подчиненные — вот кто потреблял все его силы»[1062]. В то время как Людовик XIV был «абсолютным главнокомандующим», Мальборо — лишь «неформальным председателем диссонирующего комитета»[1063].
Победитель при Бленхейме, правда, тоже был себе на уме. В составе военной разведки он выделил отдельную группу агентов, которые были внедрены в высшие эшелоны власти союзников. «Он настолько же внимательно следил за потенциальными шагами своих союзников, как и противников», — сообщал Черчилль, который взял эту практику на заметку[1064]. Не оставил он без внимания и другой принцип: одинаково легко вводить в заблуждение как врагов, так и компаньонов[1065].
Если же говорить о причинах блокирующего поведения голландцев, то их было предостаточно. Они объяснялись и нежеланием подчиняться инородному командующему, и завистью к его успехам, и борьбой за власть, и личным неприятием[1066].
Черчилль попытался обобщить опыт Мальборо и сформулировать более общие закономерности, признавая верность сентенции Герберта Китченера: «Войну нельзя вести как должно, только как можно»[1067]. Его предок страдал не только от голландцев, но и от политиков и парламентариев в собственной стране. «Волчья стая дома никогда не прекращала рычать», — сообщает Черчилль[1068]. Одним не нравилось, как Мальборо ведет военные кампании, другим не нравилась сама война, разорительная для государственной казны.
Схожая ситуация наблюдалась не только в Англии или Нидерландах. Ограничение власти военачальников присутствовало в той же Франции[1069], где право окончательного принятия решений принадлежало королю. Похожие примеры Черчилль находил и в истории США, указывая на ущемление полномочий генералов Роберта Ли и Томаса Джонатана Джексона (1824–1863)[1070]. Все эти примеры демонстрировали, что проблема была не только в людях. Речь шла об универсальных законах формирования, развития и упадка союзнических отношений. «История всех коалиций — это длинное повествование о бесконечных жалобах союзников друг на друга», — заключает британский политик[1071]. Обычно общие интересы разделяет личная выгода, а желание максимально использовать возможности и средства других превалирует над стремлением одержать победу в кратчайшие сроки.
Означает ли это, что Черчилль был противником коалиций? Нет. Он считал их необходимыми. Силы объединяются не только на межгосударственном уровне, но и внутри страны, внутри партий, ведомств и даже семьи. Они позволяют преодолеть неизбежный лимит возможностей, влияния и власти. Пусть и ценой определенных издержек.
От союзнических отношений выигрывал и Мальборо. Да, у него возникли трудности с голландцами. Зато он смог установить прекрасный тандем с Евгением Савойским. Они никогда не ревновали друг друга ни к славе, ни к успеху, никогда не плели закулисных интриг, а в бою проявляли преданность и взаимовыручку[1072]. С Савойским Мальборо по-настоящему повезло — не всегда удается встретить столь талантливого, энергичного и целеустремленного человека. За свою более чем полувековую карьеру Евгений Савойский принял участие в тридцати военных кампаниях. В двадцать лет он был уже полковником. В двадцать один — генерал-майором. Он стал главнокомандующим на десять лет раньше Мальборо, а после вынужденной отставки герцога был востребован еще двадцать лет[1073].
Изучение биографии Мальборо, которому «приходилось утверждать свою власть и добиваться одобрения почти каждого шага от различных и часто противоборствующих заинтересованных групп»[1074], оказало на Черчилля огромное влияние и определило его собственную манеру поведения в годы Второй мировой войны. Причем это касалось не только внешнеполитических союзов, но и управления политиками, военными и гражданскими, в собственной стране. Главный урок, который извлек Черчилль, заключался в том, что, когда приходится действовать в условиях «столкновения мнений, где каждая из сторон имеет сильный довод», а отсутствие полномочий исключает возможность приказа, единственным выходом остается «поддержка собственного авторитета на каждом этапе» принятия решений, «безграничное терпение и умение убеждать»[1075].
Работа над книгой меж тем продвигалась. В середине января 1934 года Черчилль направил Кейту Фейлингу описание структуры второго тома, а также готовые на тот момент главы. Он по-прежнему оставался верен своему творческому методу: черновая (быстрая) диктовка текста — коррекция — доработка — шлифовка. Это позволяло ему обозреть работу целиком и, заметив упущения, делать своевременные дополнения. Например, по имеющемуся материалу была видна недостаточность описания общеевропейского положения, также скудно были разработаны социальные аспекты жизни английского общества того времени