В конце апреля 1937 года от онкологического заболевания скончается другой кузен Черчилля — Фредерик Гест. «Смерть Фредди стала большим ударом для меня, — признается политик Эдварду Маршу. — Мы очень любили друг друга»[1087].
Трудно сказать, насколько уход близких родственников повлиял на Черчилля, но в 1939 году он примет участие в благотворительной акции по сбору средств для Королевской онкологической больницы{59}. Черчилль написал рекламное объявление, которое было помещено в The Times. В нем, в частности указывалось, что «нация должна быть благодарна» этому лечебному заведению, которое «борется со свирепой болезнью: пытается установить причины ее появления, найти средства лечения, а также заботится о неоперабельных пациентах, облегчая их страдания». Политик призывал всех, кто хотя бы раз задумывался о вероятности оказаться в «пасти рака», пожертвовать на то, чтобы исследования в этой больнице продолжались и развивались[1088].
Но вернемся к работе над вторым томом. Как и в большинстве произведений, финальные мазки были сделаны с завершением предисловия. Обращаясь на этот раз к своим читателям, Черчилль в первых же строках сообщил, что в отличие от предыдущего тома повествование подошло к такому периоду, который содержит значительно больше информации о Мальборо[1089]. Краткому обзору этих материалов и посвящена большая часть предисловия (всего оно заняло свыше десяти страниц). Самым важным первоисточником, на котором держится повествование, стала корреспонденция герцога. Черчилль сообщал читателям, что, не желая повторяться, он старался использовать письма, которые не вошли в опубликованные биографии. Особое внимание он уделял переписке Мальборо с супругой, а также с ближайшим другом, бароном Годольфином. По его словам, эти документы, «раскрывают личность Мальборо, его скрытые надежды и страхи, а также его тайные размышления»[1090].
Какой образ удалось создать Черчиллю на этот раз? Аналогично первому тому, на страницах вновь предстал рыцарь в сияющих доспехах. «Мы видим Мальборо, — пишет автор, — как обитателя Олимпа, взявшего шествие в борьбе против многочисленных трудностей и врагов, сумевшего благодаря своему гению и своим подвигам сохранить религиозные и гражданские свободы в Англии и во всей Европе». Из своих писем герцог предстает «грандиозной, прозорливой, доброй личностью, взвалившей на плечи все тяготы, безустанно ухитрявшийся одерживать победу, берущей на себя все риски и всегда готовой умереть „за королеву и страну»[1091].
Если в XIX веке Мальборо не повезло с биографом, когда за него взялся Маколей, то в XX столетии он явно выиграл джек-пот, получив в авторы дальнего потомка. Равнины и плоскогорья всегда были чужды мировоззренческому ландшафту Черчилля. Он часто мыслил в крайних категориях, доводя свои оценки до предельных значений. При этом он умел, благодаря живому и образному стилю, а также серии тщательно подобранных аргументов, убеждать людей в своей правоте (или, по крайней мере, не оставлял их равнодушными). Подобный подход был характерен как для политической, так и для литературной деятельности. Черчилль боролся с оппонентами и настаивал на своей точке зрения во время многочасовых вечерних заседаний палаты общин, так же как писал и творил, так же как сражался за свои убеждения в парламенте или кабинете министров. От созданного им образа Мальборо невольно прищуриваешь глаза, настолько ярким он получился. В какой-то степени Черчилль и сам это понимал. «Утверждать, что триумфы Англии во времена правления королевы Анны были исключительно заслугой Мальборо, является преувеличением», — говорит он в предисловии. И тут же добавляет: «Но только преувеличением это и будет»[1092].
Завершалось предисловие стандартным выражением благодарности. Не считая приказавшего долго жить всего пару месяцев назад 9-го герцога Мальборо, Черчилль заявил о персональной признательности только двум помощникам: полковнику Пэкенхэм-Уэлшу, который оказал «огромную помощь в анализе четырех военных кампаний, описанных в этом томе», а также коммандеру Оуэну, «помогавшему мне в военно-морской тематике»[1093].
В начале августа 1934 года Черчилль информировал Мориса Эшли, с которым продолжал поддерживать отношения и иногда обращался к нему за помощью, что «практически закончил» второй том, охватывающий всего четыре года: с 1702 по 1705. В конце месяца он собирался прочитать финальную версию рукописи и сделать небольшие исправления: «Не более чем заменить несколько фраз там и тут»[1094]. Через несколько дней Уинстон сообщил супруге, что рассчитывает за неделю закончить новый том. «Странный способ зарабатывать себе на жизнь», — заметил он, наблюдая за бесконечной гонкой с подготовкой бесчисленных статей, разнообразных эссе и объемных книг[1095]. В своем следующем письме, от 22-го числа, Черчилль с осознанием выполненного долга скажет Клементине, что «окончательно разобрался с гранками второго тома»[1096].
Черчиллю повезло с женой. Она поддерживала его не только в политических баталиях, но и в литературных изысканиях, на протяжении полувека творческой деятельности являясь верным, внимательным, въедливым и строгим читателем всех его рукописей. Она была восхищена вторым томом и полностью соглашалась с автором, что ему удалось воссоздать величие главного героя, который «и в самом деле является олимпийцем». Не обошлось, разумеется, и без критики. По мнению Клементины, в некоторых местах ее супруг слишком увлекся описанием сражений. Ради справедливости следует заметить, что аналогичный упрек характерен и для следующего тома. «Кажется, что для несведущего читателя необходимо либо еще больше, либо меньше деталей» (выделено в оригинале. — Д. М.)[1097]. В целом же она считала, что во втором томе Черчилль смог превзойти самого себя. «Я надеюсь, ты очень счастлив и гордишься проделанной работой», — предположила она и была недалека от истины[1098].
Среди других близких людей, прочитавших рукопись, был Айвор Черчилль. Книга ему очень понравилась, он нашел ее «чрезвычайно захватывающей от начала и до конца», настолько «захватывающей», что он даже не заметил, как прочитал шестьсот страниц. Как и Клементина, он соглашался, что второй том получился сильнее предыдущего. И вообще: «Я не думаю, что ты написал что-либо лучше, я считаю, что это сочинение будет одной из величайших биографий, написанных на английском языке»[1099].
Рукопись также прочитал Дафф Купер. На этот раз предложений с его стороны не последовало. Книга вызвала у него лишь «восторг» и, по его мнению, «недостойна ничего, кроме похвалы»[1100].
Фрагменты второго тома «Мальборо: его жизнь и время» появились сначала в Sunday Times, в номерах от 24 июня по 2 сентября 1934 года. В книжной форме продолжение биографии было опубликовано George G. Harrap & Со. Ltd. в октябре 1934 года. Это был увесистый фолиант объемом 666 страниц. Тираж нового тома с учетом двух допечаток, сделанных в том же октябре 1934 года, составил пятнадцать тысяч экземпляров. В США новый том издало Charles Scribners Sons. Как и в предыдущем случае, американское издание было разделено на два тома объемом 368 (период с 1702 по 1704 год) и 296 (период с 1704 по 1705 год) страниц.
Новинку с автографом получили давний друг Черчилля генерал-майор Реджинальд Барнс, удивлявшийся, откуда автор находит время на написание столь объемных и качественных книг, «мне кажется, я тоже вполне занят, но не успеваю ничего»[1101]; Стэнли Болдуин, который был вынужден убрать несколько небольших книжек с полки, чтобы поставить массивный подарок[1102]; Перси Джеймс Григг, читавший второй том супруге вслух и восхищавшийся вместе с ней тем, что Черчилль оставался все таким же талантливым человеком, каким и был десять лет назад[1103]; коммандер Джон Хели Оуэн, полагавший, что преимуществом Черчилля перед предшественниками является то, что современные читатели сами были свидетелями «великих событий», и это позволяет им «лучше оценить написанное»[1104]; профессор Джордж Маколей Тревельян, назвавший второй том «великим монументом обучения и литературы, возведенным великим человеком»[1105].
Тревельян как раз закончил свой трехтомник о правлении королевы Анны и решился взяться за биографию британского государственного деятеля Эдварда Грея. Когда Черчилль узнал об этом, он очень обрадовался, что изложение столь «важного рассказа» будет осуществлено именно Тревельяном. «Я никогда не был с Греем очень близок, — признался Черчилль. — Но мы всегда оставались хорошими друзьями и временами состояли в очень тесном сотрудничестве». Особенно в предвоенные годы, когда он занимал пост первого лорда Адмиралтейства, а его коллега возглавлял ключевое, с учетом разворачивающихся событий, Министерство иностранных дел. В архиве Черчилля скопилось порядка сорока ящиков документов, посвященных этому напряженному периоду, и он был не против, если потребуется, оказать помощь в предоставлении материала