[1176]. Впоследствии пропаганда нацистов активно использует эти факты, заявив о проникновении еврейского капитала в британскую политическую систему. Эти инсинуации до сих пор время от времени продолжают эксплуатироваться некоторыми историками, хотя несостоятельность подобных обвинений была доказана достаточно давно.
Истинная причина великодушия Стракоша заключалась в его убежденности, что Черчиллю принадлежит и будет принадлежать огромная роль в борьбе против нацизма. На календаре был 1938 год. Австрия оказалась в руках Гитлера, Чехословакия смиренно ожидала своей участи. Чемберлен продолжал следовать ошибочным курсом. Страна как никогда нуждалась в Черчилле. Если бы не помощь Стракоша, вместо борьбы с правительственной апатией в палате общин политик мог бы заняться поправкой собственного бюджета и заключением новых контрактов с американскими изданиями. Путем личных жертв банкир решил вернуть Черчилля на трибуну, где он был бы востребован больше всего. Со стороны Стракоша это был не сиюминутный шаг, а вполне осознанное решение. Впоследствии он завещает Черчиллю двадцать тысяч фунтов. Об этом станет известно в 1943 году, после кончины Стракоша[1177].
Параллельно с устройством финансовых дел Черчилль находил время для работы над последним томом. В марте 1937 года к проекту был привлечен Марш, согласившийся рассмотреть первые завершенные главы[1178]. После ухода Черчилля из правительства в 1929 году Марш вернулся в Министерство по делам колоний, где начинал свою карьеру госслужащего. В следующие восемь лет он будет личным секретарем разных глав этого ведомства. Пятнадцатого февраля 1937 года Марш выйдет в отставку. Теперь у него было больше времени заниматься редакционной деятельностью.
Семнадцатого марта 1937 года в May Fair Hotel был организован торжественный банкет, посвященный выходу Марша на пенсию. В мероприятии приняли участие многие знаменитости, не раз встречавшиеся на страницах этой книги. Председательствовал на банкете Уинстон Черчилль, который в своем обращении произнес не только пророческие слова, но и высказал свои амбиции, связанные со страстным желанием вернуться на вершину Олимпа: «Я не знаю, что мне делать дальше. Я никогда не работал в правительстве без Эдди Марша, и теперь я больше никогда не буду работать в правительстве с Эдди Маршем»[1179].
Лето 1937 года стало довольно жарким периодом в творческой биографии Черчилля. «Я работаю сейчас очень напряженно над „Мальборо“, фактически сутки напролет», — сообщал он Джорджу Харрапу в конце июня[1180]. Он продолжал изыскивать новые возможности получения дополнительных сведений о своем предке. В январе 1937 года Черчилль организовал исследование в архивах Гааги, куда направил Билла Дикина. В июне он связался с Джорджем Горацио Чарльзом, 5-м маркизом Чолмондели (1883–1968) на предмет организации доступа к архивам Роберта Уолпола (1679–1745), военного министра в период с 1708 по 1712 год. В свое время единственная дочь Уолпола вышла замуж за 2-го графа Чолмондели. Обращаясь к его потомку, Черчилль указал на тесные взаимоотношения, сложившиеся между Мальборо и Уолполом в 1709–1711 годах. Следующий 1712 год стал для обоих роковым. Мальборо отправили в добровольную ссылку, а Уолпол попал в Тауэр. Ненадолго — вскоре он вернется во власть и даже станет премьер-министром.
«Меня интересует период с 1709 по 1712 год включительно, — сообщал Черчилль маркизу Чолмондели. — Сохранились ли у вас какие-либо письма Мальборо к Уолполу за этот период, из тех, что до сих пор не предавались огласке?» Далее он написал, что «был бы очень обязан», если бы маркиз смог принять у себя «мистера Дикина — молодого человека выдающихся способностей и приятных манер»[1181]. Дикин будет не единственным, кто сможет увидеть архивы Уолпола в резиденции Чолмондели Хоутон-холл. В декабре 1937 года маркиза навестит и сам Черчилль[1182].
В августе Черчилль командировал Дикина в Ганновер для поиска в местных архивах свидетельств ганноверских представителей при британском дворе, описывающих события 1709–1711 годов[1183].
Работа над «Мальборо» напоминала паровоз, который на всех парах несся к конечной остановке. «День и ночь работаю над четвертым томом, — делился Черчилль своими успехами с Клементиной в первых числах августа. — Прогресс огромен. Только за эту неделю я написал почти двадцать тысяч слов»[1184]. Он направляет шестьдесят страниц текста на проверку Чарльзу Вуду, сообщая, что в черновых набросках готово уже 340 страниц из 520 планируемых[1185].
И все же, несмотря на высокий темп и «огромный прогресс», том был далек от завершения. В середине июня Черчилль пришел к выводу о невозможности сдать книгу в печать в конце августа, как планировалось изначально. «Не принимая во внимание события, которые находятся вне сферы моего контроля, я очень надеюсь, что последний вариант рукописи будет готов к концу года», — поставил он в известность своего издателя. Завершение рукописи к концу года означало, что сама книга будет опубликована в следующем году — «весной или осенью, как вы сочтете лучше»[1186].
Вскоре, однако, стало понятно, что и названный срок — конец года — также недостижим. В начале октября Черчилль сказал Дикину о завершении большей части текста и необходимости доработки всего нескольких кусков. Но зато каких кусков! Нетронутой осталась ключевая глава, описывающая четвертую знаменитую победу Мальборо в битве при Мальплаке[1187].
Чтобы обсудить сражение, в октябре Черчилль пригласил к себе Пэкенхэм-Уэлша и Дикина. Он собирался показать им карты, собранные в большом количестве; также ему хотелось освежить в памяти подробности посещения места сражения в 1932 году[1188]. Как вспоминал Пэкенхэм-Уэлш, в ходе беседы, которая прошла 17-го числа в Чартвелле, Черчилля заинтересовала идея о частичном сходстве сражения при Мальплаке с битвой при Бленхейме, особенно в отношении «совместного использования всех войск в центре»[1189].
Первая версия материала будет готова в начале декабря и направлена Пэкенхэм-Уэлшу на рассмотрение. Черчилль попросит своего помощника связаться с подполковником Альфредом Хиггинсом Бёрном (1896–1956), военным историком, редактором The Gunner Magazine, автором нескольких книг и подробной статьи о Маль-плаке, привлекшей внимание британского политика[1190].
Параллельно с написанием новой главы шла читка уже готовых к тому времени материалов. В октябре 1937 года Морис Эшли покинул Manchester Guardian, переехал в Лондон и устроился в The Times. Черчилль попросил его найти время (разумеется, на платной основе) внимательным глазом прочитать отработанное. Он не рассчитывал, что Эшли так уж хорошо знает описываемый период — ему просто нужен был человек, хорошо знакомый с проектом, который смог бы заметить ошибки и высказать свое мнение относительно возможных сокращений и дополнений[1191].
Ноябрь и декабрь прошли в активной читке, которой занимались Марш, Эшли и Дикин. Написание оставшегося материала Черчилль перенес на начало следующего, 1938 года. Сложное финансовое положение не помешало автору весь январь провести на юге Франции, где он далеко не в спартанских условиях работал над завершением произведения.
Читая переписку британского политика того времени, нельзя сказать, что работа шла легко. Редактируя в очередной раз рукопись, Черчилль сократил почти сто страниц. «Это было очень скучное и утомительное занятие», — делился он с супругой. Но искусство, как говорится, требует жертв, и сделанные сокращения улучшили текст. Правда, одними ножницами тут было не обойтись, и Черчилль прекрасно понимал это. Чем больше он читал то, что получилось, тем больше убеждался в неготовности текста к публикации. «Это массивное сочинение с хорошей структурой, но я боюсь, лишенное оригинальности и уникальности»[1192]. «Последний том не будет уступать своим предшественникам, — успокаивала его Клементина. — Я уверена в этом. В конце концов, вся собранная вместе энергия, исследования и переработки должны дать результат»[1193].
Сроки снова сдвигались. Теперь Черчилль планировал закончить том к концу февраля[1194]. В середине месяца рукопись в очередной раз была направлена на читку Эдварду Маршу[1195], а также Кейту Фей-лингу[1196] и профессору Джорджу Тревельяну[1197]. По мнению Тревельяна, новый том оказался очень современной книгой, особенно в изображении членов Консервативной партии[1198]. Оценка Марша также была высокой, он констатировал, что Черчиллю удалось создать «определенно одну из величайших биографий»[1199].
В свое время лорд Рандольф, отец Черчилля, заметил, что ничто так не расслабляет, как чтение истории. «Я убедился в правильности этой мысли в последние годы моей жизни», — признается британский политик в начале марта 1938 года Энтони Идену