[1312]. В диалектике она известна как закон отрицания отрицания, а в науке управления станет одним из основных положений теории жизненного цикла организации.
Если же говорить об управлении изменениями, то, развивая свой тезис о причинно-следственной связи между успехом и протестом, Черчилль акцентирует внимание читателей на непреложной истине — любое изменение порождает ответную реакцию[1313]. Историческая литература богата подобными описаниями. Но Черчилль идет дальше многих авторов. Он делает меткое наблюдение, впоследствии подробно изученное специалистами в области организационной экологии профессорами Майклом Ханнаном (род. 1943) и Джоном Фрименом (1944–2008): каждый успех помимо своих положительных свойств имеет и негативную сторону, он снижает гибкость и повышает инерцию. В качестве примера Черчилль приводит французскую армию, которая по своему профессионализму на протяжении двух веков лидировала в Европе. Именно это превосходство, по мнению британца, и стало одной из основных причин ее невосприимчивости к последним техническим нововведениям[1314].
Третий пласт, отчасти связанный с вопросом управления изменениями, но по сути имеющий более универсальное значение, посвящен личности руководителей. Как правило, изменения инициируются теми, кто недавно занял свой пост. В этом случае происходит усиление ответной реакции. Подчиненных не устраивают как предложенные инновации, так и личность самого руководителя. Черчилль описал эту особенность на примере Вильгельма III, который не только сменил в результате государственного переворота Якова II, но и оказался иноземцем — прибыл из Нидерландов со своими представлениями, правилами и помощниками. Статхаудер тоже подлил масло в огонь. Он «никогда не любил Англию и не желал разбираться в ее внутренних делах»[1315]. В решении нависших над ним проблем ему «не хватало такта и беспристрастности». Его отличала «нелюбовь к новым подданным», а также «недопустимые протекции голландцам и несправедливость к английским командирам»[1316]. Англичане платили ему взаимностью, воспринимая его приход как «необходимое зло». В армии, в политических кругах и в народе стало накапливаться недовольство, не способствовавшее ни успеху реформ, ни процветанию страны. Результат взаимного недоверия — «упущение множества возможностей либо их неполная реализация»[1317].
Не избежал критического разбора и предшественник Вильгельма на британском престоле. На примере политики Якова II Черчилль рассматривает еще одну грань управления изменениями. Переняв бразды правления у своего брата Карла II после его кончины, Яков вернул католицизм. Это решение вызвало недовольство и стало «причиной всех бед, которые обрушились на правление» последнего британского короля-католика[1318]. В стране стали множиться протесты и распространяться брожения. Началось противостояние между инициатором изменений и средой. Черчилль фиксирует внимание в этой борьбе на поведении Якова, осуждая метания последнего. Решения можно и должно корректировать в случае их неудач либо существенных перемен во внешней среде. Но нет ничего хуже, считал Черчилль, чем во время выбора альтернатив проявлять колебание и оттягивать решение до того момента, пока не станет слишком поздно. Оказавшись бессильным в подавлении реакции, Яков II стал метаться между принятием помощи со стороны Людовика XIV и отказом от католицизма.
Обратиться за поддержкой к «королю-солнце» означало укрепить власть в своей стране, подавить мятежи и усмирить недовольных. Но в то же время это привело бы к появлению зависимости от французов. Другой вариант позволял избежать кабалы иностранного государства, но означал признание ошибочности католического курса. Затянув с принятием решения, Яков II довел положение до состояния неуправляемости. Он попытался исправить ситуацию, начав сворачивание католицизма и распространение протестантства. Но точка бифуркации была пройдена, момент упущен, отныне от выбора монаршей особы уже ничего не зависело. Народ воспринял резкую смену курса как признак слабости и перешел в наступление. За волнениями последовали новые скоропалительные меры, которые лишь усугубили ситуацию, внеся раздор среди сторонников короля и объединив его противников. Результатом медлительности, когда требовалась решительность, и суеты, когда ценилось спокойствие, стало сплочение против короля всех и вся[1319].
Четвертое направление связано с природой власти. Черчилль сравнивал власть с «богиней, которая не терпит соперниц у своих любовников»[1320]. Но власть не только требует исключительной преданности. Она также меняет людей, смещая нравственные приоритеты и моральные устои. Законы, которые действуют в обыденной жизни, теряют свою актуальность. На их место приходят новые правила и нормы. Например, ни одно добро не остается безнаказанным. Насколько неблагодарными могут быть те, кому в свое время была оказана помощь, супруга Мальборо Сара испытала на личном примере. В свое время она помогла своей дальней родственнице, нуждающейся в деньгах и связях, Эбигейл Хилл, в замужестве баронессе Мэшем (1670–1734). Вначале Черчилли взяли ее к себе в дом, затем устроили при дворе королевы Анны. Со временем Эбигейл удалось сблизиться с королевой и стать распорядителем личных средств Ее Величества. На этой ответственной и влиятельной должности она сменила свою благодетельницу, которая вместе с супругом впала в немилость. По словам Черчилля, «королева начала настолько же ненавидеть Сару, насколько когда-то ее любила»[1321]. Не без влияния Эбигейл Мальборо лишили командования армией, а сам он был вынужден искать убежища за границей, откуда вернулся только после того, как королева приказала долго жить.
Власть расширяет границы допустимого, делая возможным то, что в обыденной жизни является неприемлемым. Та же королева Анна, про которую Черчилль сказал, что «на троне она была упряма и крепка, как Мальборо на поле боя»[1322], когда встал вопрос о престолонаследии, согласилась передать правление своим политическим противникам. Анна семнадцать раз была в положении, двенадцать беременностей закончились выкидышем, четверо детей умерли, не дожив до двухлетнего возраста, один — Уильям, герцог Глостерский, почил в одиннадцатилетнем возрасте в 1700 году. На следующий год после его кончины парламентом был принят Акт о престолонаследии, согласно которому корона переходила «ненавистной»[1323] Ганноверской династии — принцессе Софии (1630–1714){70}.
Были еще два вывода, очень личных для автора «Мальборо». Первый связан с верой Черчилля в судьбу и убеждением, что человеку даются не только силы, но и предоставляются возможности для исполнения предначертанного. Поэтому «даже величайшие небрежности и ошибки могут принести благо», и наоборот, «самые крупные достижения способны причинить вред»[1324]. Особое звучание этот подход приобрел в тяжелые 1930-е годы, помогая Черчиллю сохранить веру в себя и свое предназначение при переходе через политическую «пустыню».
Второй вывод связан уже не только с 1930-ми годами, но и со следующим десятилетием. Глубокое погружение в исторические перипетии конца XVII — начала XVIII столетия привело Черчилля к стойкому убеждению, что, как бы враждебно ни складывались обстоятельства, насколько сильным ни был бы враг и какими бы призрачными ни казались шансы на успех, — никогда нельзя ради жалкого мира жертвовать свободой и независимостью. На примере решения Людовика XIV продолжить летом 1709 года войну, несмотря на достославные победы противника и обессиленную неудачами последних лет собственную армию, Черчилль показывает «триумф упорства и непоколебимости перед врагом». Если какую мораль и можно извлечь, то она сводится к двум словам: «Продолжать бой»[1325].
Апология, образование… У «Мальборо» была еще одна грань. Она не была новой и в определенной степени ее также можно найти в «Мировом кризисе». Этот пласт — терапия, когда человек, переживая критические моменты своей жизни, где имела место несправедливость, получает шанс создать новую реальность, обличив виновных и сняв обвинения с невинных. Но в этот раз терапия состояла в более глубоком и более действенном механизме устранения одной из причин стрессов, депрессий, неврозов и прочих негативных психических состояний. Речь идет о том, что выдающийся психолог Леон Фестингер (1919–1989) назвал когнитивным диссонансом, когда человеческие когниции (эмпирические знания, установки, убеждения) вступают в противоречие друг с другом. Человеческий мозг очень изобретателен в преодолении этого разрушительного для психики явления и очень хитроумен в обретении душевного спокойствия. Метод, который нашел для себя Черчилль с компетентной руки Манфреда Вайдхорна, стал известен как «гармония интересов»[1326].
Для того чтобы объяснить, что понимается под «гармонией интересов», рассмотрим сначала, как Черчилль определяет успешность политиков. «Наиболее успешными государственными деятелями являются те, кто знает, как своими действиями или бездействием совместить личный интерес и правильные цели», — объяснят ОН[1327]. При этом под «правильными», он понимает цели, гарантирующие успех и процветание страны. Например, для Мальборо — желание обеспечить Англии первое место в Европе было основным. Далее шло превосходство собственной семьи. При этом «он не видел причин, почему эти два процесса не могут слиться воедино». «Мальборо стремился к благополучию Англии, потомства и себя», — обобщает автор и дальше делает важное пояснение: «Ни одна из этих целей не может быть рассмотрена без отрыва от других, и одна из составляющих его гения заключалась в том, что все эти цели находились в постоянной гармонии»