Азии; и именно Королевскому военно-морскому флоту выпала задача доставить в метрополию армейские корпуса канадцев, австралийцев, новозеландцев, а также пять индийских дивизий, отражая попытки немцев их перехватить… Кроме того, обожая все, что связано с секретными операциями и шпионажем, Уинстон Черчилль создал в «Комнате 40» Адмиралтейства службу перехвата и дешифровки сигналов германского кайзеровского флота, которая скоро покажет себя весьма эффективной.
Ежечасно первый лорд Адмиралтейства отслеживал все передвижения кораблей по огромной карте в своем кабинете, которую постоянно обновляли по последним полученным данным. Но этим он отнюдь не ограничивался, и его наступательный ум вырабатывал по несколько широкомасштабных проектов сразу: захват голландского острова Амеланд, который можно было бы использовать как морскую и воздушную базу для наступления на Германию; блокада Дарданелл с целью перехвата немецких судов, укрывшихся в территориальных водах Турции; захват датских проливов силами двухсот пятидесяти тысяч греческих солдат, «чтобы доставить и высадить на немецком побережье в максимальной близости от Берлина русские войска и завершить кампанию одним ударом». И адмиралы, и министры указывали Черчиллю, что все это приведет к войне с тремя государствами, пока еще соблюдавшими нейтралитет, но в своем воинственном воодушевлении кипучий первый лорд не обращал внимания на подобные мелочи…
Бурной деятельности вполне хватило бы, чтобы занять нескольких обычных людей, но Черчилль не собирался этим удовольствоваться. Его страстное желание победить на поле брани во что бы то ни стало побуждало его заниматься сразу всем, в том числе конечно же и тем, что его не касалось: так, под личным контролем первого лорда Адмиралтейство занялось разработкой и производством мобильных гаубиц калибра 15 дюймов, и по его же инициативе был проведен набор тысяч добровольцев в Королевскую морскую дивизию, пригодную и для ведения боевых действий на суше; аэропланы из созданного им два года назад в составе флота воздушного корпуса были незамедлительно привлечены для обороны побережья и поиска немецких подводных лодок в Северном море. Аэропланы и другие нововведения, столь враждебно встреченные его коллегами в мирное время, получили самую высокую оценку в годы тяжких испытаний; сам Китченер просил Черчилля принять ответственность за воздушную оборону Соединенного Королевства, на что первый лорд Адмиралтейства, разумеется, охотно согласился. Для него речь могла идти только об обороне на дальних подступах, поэтому он без промедления отправил три эскадрильи Королевской морской воздушной службы, которым предстояло перехватывать немецкие аэропланы и цеппелины, угрожавшие английским берегам, но поскольку наилучшей обороной всегда является нападение, в их задачи входила также бомбардировка ангаров цеппелинов в Кёльне, Дюссельдорфе и Фридрихсхафене… Так как авиабазу Дюнкерка требовалось защитить от рейдов улан, разъезды которых уже рыскали по округе, Черчилль скупил все «роллс-ройсы», имевшиеся в королевстве. На машинах устанавливали импровизированные бронекорпуса и вооружали пулеметами, после чего немедленно отправляли в Дюнкерк. Там они прекрасно поработали, пока немцы не догадались перерезать дороги траншеями, исключив всякую возможность передвижения. Это обстоятельство немедленно привело в действие плодовитую фантазию первого лорда, потребовавшего от своих служб разработать транспортное средство, которое было бы способно преодолевать траншеи. Таким был изначальный импульс, полгода спустя приведший к разработке на корабельных верфях «лэндшипа» (сухопутного корабля), которому было предначертано великое будущее под именем «танк»[82],[83]. Параллельно Черчилль заказал американской кампании «Бетлем стил» двадцать подводных лодок. Соединенные Штаты должны соблюдать нейтралитет? Невелика беда: в разобранном виде лодки тайно доставят в Канаду, где их снова соберут и отправят через Атлантику…
Первые недели войны, бесспорно, были катастрофическими для франко-британских войск. Пока на восточной границе французы истощали силы в тщетной и дорого обошедшейся обороне Лотарингии и позже в Арденнах, миллион немцев ринулся на запад широким обходным движением через Бельгию, где одна за другой пали крепости Льеж, Намюр и Монс; сводная армия из французских, британских и бельгийских частей, в спешке брошенных удерживать фронт по Эзне и Эско, была разбита к концу августа. Для британцев, как и для их союзников, августовская кампания выглядела как одно бесконечное отступление, и тон лондонских газет был довольно мрачным: так, в «Таймс» говорили о наступлении «сильного, неумолимого и неудержимого» врага, которого «так же невозможно остановить, как нельзя обратить вспять морские волны», тогда как от британской армии остались лишь «жалкие осколки множества разбитых полков».
Большего и не требовалось, чтобы вызвать энергичную реакцию первого лорда. Зная, что армия не может победить, если ослаб тыл, Черчилль-журналист с одобрения премьер-министра снова взялся за перо и анонимно подготовил статью, более соответствовавшую требованиям момента: «Наши солдаты показали свое превосходство над немецкими, и при равном соотношении сил в результатах можно было бы не сомневаться». Поскольку коллеги из правительства также нуждались в ободрении, он распорядился распространить его меморандум от 1911 г., в котором предсказывал, что немецкая армия выдохнется уже через сорок дней. Победа на Марне была одержана на тридцать восьмой день, так что меморандум произвел очень сильное впечатление[84]. Так как французам тоже требовалась моральная поддержка, коллеги упросили Черчилля лично отправиться в Дюнкерк, где он выступил с зажигательными речами на очень плохом французском, но с очень большим успехом. Его частые инспекционные поездки по французским и бельгийским портам всегда будут воодушевлять солдат и офицеров.
Но этого было явно недостаточно. С усилением немецкого давления западнее Эско Китченеру поступали отчаянные призывы союзников прикрыть бельгийские порты на Ла-Манше; поскольку у него уже не осталось резервов, он обратился в Адмиралтейство. Черчилль немедленно выделил бригаду морской пехоты, которая закрепилась в Остенде и активно проводила рейды в его окрестностях, с тем чтобы заставить немцев поверить, будто противник заходит им в тыл. Французы попросили Китченера обеспечить также оборону Дюнкерка, и маршал снова обратился к Черчиллю, который отправил еще одну бригаду морской пехоты и резервный полк оксфордширских гусар (где командиром был его кузен Санни) вместе с четырьмя десятками реквизированных лондонских автобусов, которые потом гоняли вдоль всего Па-де-Кале, чтобы убедить немцев в прибытии на континент новой британской армии. Критики из консерваторов, которые всегда были готовы лишний раз пнуть первого лорда, окрестят эту операцию «черчиллевским цирком», но стратегическая игра оказалась не такой уж бесполезной.
Увы! Это были сиюминутные решения и случайные успехи, чаша весов явно склонялась на сторону кайзеровских войск. После взятия Ипра немцы угрожали укрепленному району Антверпена, где укрылись король Альберт I и его правительство под охраной пяти дивизий бельгийской армии. С 28 сентября тяжелая артиллерия немцев подвергала оборонительные сооружения порта систематическому обстрелу, и 2 октября в Лондоне узнали, что, вопреки обещанию французов прислать подкрепления, бельгийские власти приняли решения эвакуировать город и отступить к Остенде. Если бы Антверпен пал, то все порты на Ла-Манше стали бы уязвимыми, левый фланг франко-британских сил оказался бы под угрозой и можно было бы даже ожидать высадки немцев в Великобритании. Собравшись в Министерстве иностранных дел в отсутствие премьер-министра, Грей и Китченер полагали, что следует убедить бельгийское руководство остановить эвакуацию. Но кто сумел бы сделать это? Черчилль сам вызвался выполнить задачу и отбыл на место… в тот же вечер. Для Китченера и Грея это было облегчением, для Черчилля – самовыражением: добившись высоких постов, он намеревался ворваться в самую гущу боя и, быть может, лично изменить ход событий. И вот его мечта детства снова была готова стать реальностью…
На следующее утро вернувшийся в Лондон премьер Асквит был поставлен перед свершившимся фактом, но его письма говорят о том, что все действия были предприняты с его одобрения. А во второй половине того же дня в Антверпене бельгийский премьер-министр Бруквилль и король Альберт под воздействием величественной речи на языке, отдаленно напоминавшем французский, дали согласие отложить эвакуацию города. Правда, Черчилль прибыл не с пустыми руками: он обещал прибытие уже на следующий день бригады морской пехоты из Дюнкерка, а также скорую отправку двух новых морских бригад, которые еще проходили обучение; бельгийцы также должны были получить продовольственные пайки и боеприпасы в достаточном количестве для удержания фортов Антверпена. Но Уинстон не ограничился одними обещаниями, он собирался немедленно внести свой личный вклад. Осматривая укрепления Антверпена в сопровождении британских и бельгийских офицеров, он был не слишком удовлетворен состоянием обороны. «Он выдвигал идеи с жаром, – расскажет моряк, служивший у него шофером, – размахивая тростью и стуча ей по земле. Подойдя к линии траншей, он нашел их очень скверно выполненными и принялся выяснять, где строившие их “пропащие люди”. И разумеется, его не успокоил ответ, что это все, чем можно располагать в этом месте». По возвращении из инспекционной поездки он телеграфировал Китченеру, что бельгийские защитники, в большинстве своем не имеющие опыта, «измотаны и деморализованы».
Очевидно, что всеми этими полезными мелочами Уинстону Черчиллю заниматься не подобало. Будто все это было в порядке вещей, он лично занялся обороной Антверпена, прислал для усиления морпехов, поменял диспозицию бельгийских войск, расставил орудия и улучшил укрепления; он также телеграфировал в Лондон, чтобы заказать дирижабли для воздушных заграждений, шрапнель, колючую проволоку, полевые телефоны и пулеметы системы «Максим»… Утром 5 октября, находясь в состоянии своей спортивной горячки, он даже направил премьер-министру телеграмму, в которой объявил, что готов оставить Адмиралтейство и «принять командование силами, обороняющими Антверпен» при условии, что ему предоставят «соответствующее воинское звание и все полномочия для командования частями полевой армии».