Уинстон Черчилль: Власть воображения — страница 60 из 103

Ответной реакцией Норвегии стало личное письмо короля Хокона VII его племяннику Георгу VI, которое было доставлено в Лондон два дня спустя. Норвежский король предлагал английскому убедить британское правительство пересмотреть свои планы. Разумеется, Георг VI не принимал решений, но вмешательства такой заметной фигуры, как король Норвегии, уже было достаточно, чтобы премьер-министр отказался от всех своих воинственных проектов; реакция шведов также была негативной. Тогда Черчилль проиграл, но это было лишь временным отступлением, поскольку уже через пять недель произойдет инцидент с «Альтмарком». Вспомогательное немецкое судно «Альтмарк» обеспечивало снабжение крейсера «Адмирал граф Шпее», на его борту находились двести девяносто девять британских моряков из состава экипажей различных судов, потопленных этим крейсером. После его гибели в уругвайских водах «Альтмарк» попытался вернуться в Германию, следуя вдоль берегов Гренландии, Исландии и Норвегии; ему удавалось оставаться незамеченным вплоть до 15 февраля, когда он был обнаружен самолетами британских ВВС к югу от Бергена. Перехваченный флотилией английских эсминцев под командованием капитана Филиппа Вайана, «Альтмарк» укрылся в узком Йоссингфьорде. Два эсминца получили приказ последовать за ним и досмотреть, но вмешались норвежские торпедные катера и вынудили англичан отступить.

На этом дело могло и закончиться, однако вмешался первый лорд Адмиралтейства. 16 февраля в 17 часов 25 минут он отправил капитану Вайану следующее указание: «Если только торпедный катер не возьмется сопровождать “Альтмарк” до самого Бергена, […] вы должны взять “Альтмарк” на абордаж, освободить пленных и захватить судно». В тот же вечер эсминец «Коссак» проник в Йоссингфьорд и взял на абордаж «Альтмарк»; после короткой рукопашной корабль был захвачен. Освобожденные британские пленные поднялись на борт «Коссака», который через несколько часов ушел из фьорда, затопив «Альтмарк» на мелководье.

По словам Черчилля, инцидент «поднял престиж Адмиралтейства»; само собой разумеется, он значительно способствовал и росту популярности самого Черчилля в стране. Но он же вывел Скандинавию на первый план в дебатах по стратегическим вопросам, поскольку в это время были предприняты шаги по реализации «расширенного» плана: изначально планировалось высадить в Нарвике две дивизии, которые проследуют к шведским рудникам и, возможно, дальше в Финляндию. Проект операции получил кодовое имя «Эйвонмаут», однако возникала опасность, что немцы могут предпринять ответные действия и высадить десанты в Бергене, Тронхейме и Ставангере. Чтобы их опередить, начальники штабов предусмотрели второй план, «Стрэтфорд», и даже третий, «Плимут». Теперь планировалось, что две дивизии высадятся в Тронхейме для «содействия обороне южной Швеции»! В начале января уже были собраны войска для участия в операциях «Эйвонмаут» и «Стрэтфорд», но 12 января после отказа норвежцев они были распущены. Однако сами планы оставались в силе, хотя и были не очень реалистичными, поскольку после отправки десяти дивизий во Францию в распоряжении англичан не осталось и двух кадровых дивизий. Впрочем, все планы после обсуждений в штабах предстояло рассмотреть Комитету по координации обороны, после чего должны были возобновиться дискуссии в Военном кабинете, которому потом нужно было еще добиться согласия французов!

Во Франции же продолжали составлять планы операций против СССР – в Петсамо, в Мурманске, на Балканах и на Кавказе, только ни один из амбициозных проектов не мог быть проведен без участия Лондона, который по-прежнему не воспринимал их всерьез, что и объяснил Чемберлен со всем подобающим тактом на заседании франко-британского Верховного совета 5 февраля 1940 г., указав попутно достоинства скандинавского «расширенного» плана. Даладье, которому была абсолютно необходима военная операция для укрепления позиций своего правительства, в конечном итоге согласился с доводами и принял предложение сформировать совместный англо-французский экспедиционный корпус, который предназначался для «оказания помощи Финляндии» и, главным образом, для захвата шведских шахт. Разумеется, ни норвежцы, ни шведы не были расположены к сотрудничеству, но было решено оказать на них «мощное моральное давление»; когда экспедиция будет подготовлена, Финляндию попросят официально призвать союзнические войска на помощь, и скандинавы будут вынуждены смириться. Наконец-то французские и британские планы были хоть сколько-то скоординированы, и экспедиция была намечена на третью неделю марта. Британцы вновь сформировали подразделения для «Стрэтфорда» и «Эйвонмаута», и подготовка англо-французского экспедиционного корпуса продолжалась ускоренными темпами.

Между делом Черчилль снова вытащил свой план минирования норвежских вод, и на этот раз он заручился поддержкой Министерства иностранных дел, поскольку дипломатам «малая» операция казалась предпочтительней наземной экспедиции, начинавшей приобретать пугающий размах. К нему даже примкнул генерал Айронсайд, которому Уинстон объяснил, что постановка мин неизбежно вызовет ответную немецкую реакцию, а та оправдает наземную операцию. Увы! Этого все еще было недостаточно: на заседании Военного кабинета 23 февраля Невилл Чемберлен объявил, что не может принять «с легким сердцем» предлагаемую меру и проект следует отложить до более подходящего случая. Большинство участников Военного кабинета поддержали «решение», и Черчилль снова потерпел поражение.

Но, решительно, чудной Военный кабинет никогда не мог придерживаться какого-то одного решения достаточно долго, даже если это было решение не принимать никаких решений! Дело в том, что ситуация в Финляндии резко ухудшилась; после реорганизации, последовавшей за декабрьскими поражениями, Советская армия сумела захватить к середине февраля многие участки «линии Маннергейма»; финны, зная, что не могут сопротивляться бесконечно, установили непрямые контакты с Москвой при посредничестве Швеции. 23 февраля британский посол представил финскому правительству англо-французский план от 5 февраля и обещал прибытие союзнического экспедиционного корпуса в двадцать тысяч человек к середине апреля, от финнов требовалось только направить официальную просьбу. Но в Хельсинки прекрасно знали, что и Стокгольм, и Осло не пропустят союзнические войска через свою территорию и что англо-французы ставят главной целью захват рудников, отодвигая помощь Финляндии на второй план…

В конечном итоге финское правительство решило завязать переговоры с СССР, однако при этом финны просили Лондон и Париж немедленно направить им большое количество войск и военного снаряжения. Если союзники согласятся, то ход войны еще удастся переломить; если же они воздержатся, то, по крайней мере, советская сторона узнает об этих планах и станет более сговорчивой. Чемберлен не мог позволить себе отрешенно следить за разгромом Финляндии, поскольку ее поражение стало бы тяжелым ударом для дела союзников и оппозиция не преминула бы сделать его главным виновником. Поэтому лорду Галифаксу было позволено обещать финнам подкрепление в двенадцать тысяч человек до конца месяца; 11 марта, хотя еще не последовало ни согласия на проход от скандинавов, ни официальной просьбы о помощи от финнов, Военный кабинет неожиданно решил приступить к выполнению плана высадки в Нарвике. Войска без промедления были направлены в порты. «Заседание кабинета, – отметил генерал Айронсайд на следующий день, – было на редкость бурным. У каждого имелось свое мнение об уровне применения силы в Нарвике. Мне еще никогда не доводилось видеть менее военного собрания. Кабинет был похож на стадо испуганных баранов».

Но приказ был отдан по всей форме: предстояло высадиться в Нарвике, как можно скорее захватить железную дорогу и сосредоточить войска в Швеции, чтобы иметь возможность прийти на помощь Финляндии. Воевать со шведами или норвежцами не планировалось; тем не менее войскам рекомендовалось «не воздерживаться от применения силы, если сопротивление будет оказываться только для вида». Правда, не уточнялось, каким образом британские офицеры должны определять, для вида сопротивляется местное население или нет. Впрочем, это уже не имело значения, поскольку вечером 11 марта из Хельсинки дошли слухи о заключении мира.

Эти слухи были верны. 7 марта финская делегация отправилась в Москву на переговоры о мире, поздно ночью 12 марта стороны пришли к соглашению. Утром следующего дня финская и советская делегации подписали мирный договор. Собравшись в 11:30, британский кабинет мог только констатировать факт; Черчилль предлагал продолжить операцию несмотря ни на что и напоминал, что «наша настоящая цель заключается в овладении железными рудниками в Гялливаре». Чемберлен энергично протестовал; его безоговорочно поддержали Джон Саймон, Оливер Стэнли, Сэмюель Хоар и Кингсли Вуд. Кабинет пришел к финальному заключению: «необходимо принять меры для расформирования частей, подготовленных для скандинавской экспедиции». Шах и мат! Вечером расстроенный Уинстон напишет лорду Галифаксу: «Все рухнуло. Сейчас льды начнут таять, и немцы станут хозяевами на Севере. Я не знаю, есть ли у них собственный план действий и скоро ли мы увидим его результаты. Но обратное меня бы удивило». Интуиция его не подвела, у немцев действительно появился недавно свой собственный план боевых действий в Скандинавии, и у него были совсем другие масштабы.

В начале войны Гитлер особо не интересовался Норвегией. Немецкий штаб, конечно, разработал зимой «Нордический этюд», предусматривавший вторжение в эту страну в случае необходимости, но план оставался вторичным по отношению к грандиозным замыслам наступления на Западном фронте. Именно молниеносная операция Черчилля в Йоссингфьорде 16 февраля вынудила немцев пересмотреть свои приоритеты; у фюрера случился жесточайший приступ ярости, он извергал в экстазе потоки слов, и в одну секунду было принято решение: Норвегия должна быть захвачена. Генерал Николаус фон Фалькенхорст, которому с 20 февраля была поручена подготовка операции под кодовым обозначением «Везерюбунг», позже вспоминал: «Фюрер сказал мне, что взятие на абордаж “Альтмарка” продемонстрировало двусмысленность британских намерений. […] Я чувствовал всю нервозность, вызванную инцидентом в Йоссингфьорде». Полтора месяца спустя, когда подготовка завершалась ускоренными темпами, Гитлер назначил дату нападения – 9 апреля.