С начала октября премьер-министр стал настаивать на возвращении Родоса, отложив прочие задачи, потому что этот остров – ключ к Балканам и потому что успех операции подтолкнет Турцию к вступлению в войну[203]. Начальники штабов терпеливо отвечали, что операции на Эгейском море нельзя провести иначе, как за счет наступления в Италии, но Черчилль постоянно возвращался к этому проекту: «Мне уже не удается его контролировать, – отметил генерал Брук, – он носится с Родосом как с писаной торбой и настолько раздул его значение, что уже ничего другого больше не видит…» Это не так, премьер видел массу других вещей. Например, Югославию, очень непростую страну, куда он собрался влезть с очень простыми мыслями: установление контроля за побережьем Далмации позволило бы обойти немецкую линию обороны в Италии и открыть дорогу на Любляну и Вену; ни британские генералы, ни американские и слышать не хотели про этот план, нечего было и думать использовать для него регулярные войска… Но ничто не мешало добиться желаемых результатов, вооружив и организовав местных партизан – четников монархиста Драголюба Михайловича и «прогрессистов» Иосипа Броза по прозвищу Тито. С помощью секретных служб, чья деятельность практически ускользала из-под контроля Генерального штаба, и нескольких личных друзей, отправленных на места для связи с подпольем, таких как капитан Уильям Дикин и «бригадный генерал» Фицрой МакЛейн[204], премьер-министр быстро (безусловно, слишком быстро) разобрался в ситуации: монархисты Михайловича ведут себя пассивно и сотрудничают с немцами, тогда как партизаны Тито не выходят из боев с вермахтом, убивают пять вражеских солдат при потере одного своего, пользуются поддержкой населения, проявляют гуманность и терпимость и даже не являются коммунистами. Так чего же еще желать? Поздней осенью 1943 г. Черчилль распорядился поддержать партизан Тито всеми силами и средствами и порвать связи с четниками Михайловича. Но как всегда, когда его было некому сдержать, Черчилль стал жертвой собственного нетерпения и воображения: Тито оказался старым агентом Коминтерна «Вальтером» и фанатичным коммунистом, первым делом избавлявшимся от всех, кто мог помешать ему захватить власть в Белграде, начиная с Михайловича; в каирское отделение Управления специальных операций, предоставившее сведения о положении в Югославии, просочились коммунистические элементы, верой и правдой служившие Москве; Дикин и МакЛейн не знали ни слова по-сербски и видели только то, что им желал показать Тито, а потому не могли предупредить, что их герой-партизан систематически уничтожает гражданское население, при случае может договориться с немцами ради уничтожения четников и получает прямые указания из Кремля. И в тот самый момент, когда Черчилль с тревогой следил за успехами партизан-коммунистов в Греции, он своими руками деятельно готовил победу еще одного коммунистического движения – в Югославии! Профессиональные военные, особенно те, кто знал ситуацию не понаслышке, пытались открыть глаза премьер-министру, но все было тщетно: его самовнушение и самоуверенность были безграничны, к тому же требовались титанические усилия, чтобы помешать ему наломать дров на других фронтах.
Так, например, в Индийском океане Черчилль хотел провести операцию по захвату северной части острова Суматра с целью установления контроля над Малаккским проливом и нарушения японских коммуникаций в Бенгальском заливе. Прекрасная мысль в теории, совершенно не реализуемая на практике за полным отсутствием средств для ее осуществления: «Целый час бился с премьер-министром, – отметил генерал Брук 1 октября, – по вопросу отвода войск со средиземноморского театра для наступления в Индийском океане. Я отказываюсь жертвовать нашим десантным потенциалом ради авантюр на Суматре. Но премьер-министр готов отказаться от всей нашей фундаментальной политики, чтобы поставить Японию прежде Германии… Мне все же удалось убедить его отказаться от этой затеи». Чтобы Черчилль да отказался? Никогда! Он просто перенес свой замысел на более привычную территорию. Еще на борту «Куин Мери» по пути в Квебек на конференцию «Квадрант» он попытался заставить службы планирования подготовить новый проект высадки в Норвегии, устроив работе комитета начальников штабов короткое замыкание. Чтобы преодолеть возражения последних, построенные на отсутствии воздушного прикрытия, он теперь добивался завершения ударными темпами работ по проекту Управления комбинированными операциями «Хаббакук», предусматривавшему строительство авианосцев-ледоколов с усиленным корпусом и дополнительными двигателями!
И снова Черчилль с его кипучей энергией принимал свои мечты за реальность и только зря тратил ценное время штабистов и планировщиков. Тремя годами раньше адмирал Паунд философски заметил: «Это та цена, которую приходится платить за Черчилля»; и нельзя сказать, чтобы это было преувеличением. Но Паунд скончался[205], а его преемник адмирал Каннингэм присоединился к своим коллегам Бруку и Порталу, одергивавшим премьер-министра всякий раз, когда тот начинал нести околесицу. Наталкиваясь на единодушное сопротивление своих начальников штабов, Черчилль негодовал, бушевал, мучил их потоками красноречия до третьих петухов и даже зловеще намекал, что, дескать, «везет Сталину, он может приказать расстрелять всех, кто с ним не согласен, и уже истратил на это немало патронов», но в конечном итоге уступал, благодаря чему избежал сокрушительных поражений, преследовавших другого вдохновенного стратега-любителя, в чьих руках была судьба тысячелетнего рейха и кому не осмеливались перечить.
Тем не менее американцы тогда были всерьез обеспокоены «периферийными блужданиями» премьер-министра, которые их приводили к заключению о намеренном уклонении всеми доступными способами от исполнения обязательств по операции «Оверлорд» в мае 1944 г. В общем, они не были так уж неправы: запомнивший на всю жизнь гигантские братские могилы Первой мировой на французском фронте, Черчилль не решался бросить цвет британского юношества в атаку на хорошо укрепленные позиции противника; дерзкими налетами в Арктике, на Адриатике или в Эгейском море и молниеносными бросками к Тронхейму, Софии или Вене он надеялся добиться тех же результатов, что и Франше д’Эспре в 1918 г.[206] Его начальники штабов, на которых прошлая война оказала существенно меньшее влияние, избрали иную стратегию: активными действиями в Италии следует сковать как можно больше немецких дивизий и вынудить Гитлера перебросить часть сил с побережья Западной Европы; и вот тогда и только тогда можно будет начинать операцию «Оверлорд», которую они считали совершенно необходимой для разгрома Германии. Однако ввиду непредвиденных трудностей, с которыми союзники столкнулись в Италии, намеченные ранее в Квебеке сроки становились нереальными; 11 сентября комитет начальников штабов составил в адрес Вашингтона ноту, в которой аппелировал к решениям конференции «Квадрант»: «Вопрос сейчас в том, чтобы понять, в какой мере “священный характер Оверлорда” должен быть сохранен во всей своей полноте вне зависимости от того, как развивается ситуация в Средиземноморье». Именно для обсуждения этого вопроса планировалось провести в Тегеране в конце месяца очередную встречу на высшем уровне, на этот раз – с участием Сталина.
Президент Рузвельт покидал Вашингтон с твердым намерением конвертировать свою возросшую экономическую и военную мощь в политическое и стратегическое влияние. И теперь «особые» привилегированные отношения он был готов установить не с ископаемым империалистом и реакционером Черчиллем, а с могущественным лидером прогрессивного государства. Разве он не писал Черчиллю в прошлом году: «Сталин склонен предпочитать меня, и надеюсь, что это продолжится»? В стратегическом плане он также был намерен навязать британцам свою волю при столь необходимой ему поддержке Сталина – начало операции «Оверлорд» 1 мая 1944 г., высадка на юге Франции («Энвил») месяцем раньше, отказ от наступательных операций в Италии, назначение генерала Маршалла верховным главнокомандующим всех сил в Европе от Средиземного моря до Северного и захват Андаманских островов как первый этап большого наступления в Бирме с целью установления сухопутного сообщения с Китаем.
По мнению британских военных, ничто из этого не могло быть реализовано. Предварительная встреча в Каире в присутствии генерала Чан Кайши прошла отвратительно и не принесла ничего конкретного. Не имея ни одной точки соприкосновения, англо-американские гражданские и военные руководители прибыли 27 ноября 1943 г. в Тегеран, где Сталин должен был выступить арбитром. Естественно, он настаивал на высадке десанта на юге Франции и проведении «Оверлорда» в самое ближайшее время в ущерб операциям на Адриатике. Рузвельт, не понимая, что Сталин хотел отодвинуть своих союзников подальше от Балкан, был приятно удивлен неожиданной и очень своевременной поддержкой, которая позволила его стратегии взять верх над британской; все остальное было уже делом начальников штабов. Черчилль до последнего защищал британские позиции, но снова сыграл против себя, постоянно сбиваясь то на Адриатику, то на Эгейское море, то на Балканы или Турцию (которую он хотел вовлечь в войну сейчас еще сильнее, чем когда-либо прежде). К изумлению Сталина, он заявил, что «сделает все возможное для помощи Тито, который сковывает много немецких дивизий и делает больше для дела союзников, чем его соотечественник Михайлович», и даже добавил, что Великобритания отзовет свою военную миссию при четниках. Отличавшийся подозрительностью Сталин решил, что Черчилль задумал какой-то подвох, но то была всего лишь наивность. Американцы же увидели в стратегических блужданиях премьер-министра по различным уголкам Средиземноморья попытки саботировать «Оверлорд». Вечером 29 ноября генерал Брук в отчаянии запишет в дневнике: «Наслушавшись аргументов, выдвинутых в последние два дня, у меня появилось желание запереться в пристанище для умалишенных или доме престарелых».