Наклонившись, он сделал четыре хода, которые просмотрела Уитни, потому что Катберт постоянно заглядывал через плечо, мешая думать.
– Спасибо, – поблагодарила Уитни, – но я предпочла бы играть одна.
Клейтон направился к двери, и Уитни облегченно вздохнула, решив, что он наконец уходит. Но вместо этого он подозвал слугу и что-то тихо сказал. Минуту спустя герцог вернулся и поставил на стол красивую резную шкатулку из розового дерева, принадлежавшую ее отцу. Откинув крышку, он вынул оттуда стопку деревянных фишек, похожих на те, которыми пользовались дядя Эдвард и его друзья, когда садились играть в карты на деньги.
Дрожь возбуждения прошла по телу Уитни. Неужели Клейтон намеревается научить и ее этому запретному занятию? Совершенно шокирующая, скандальная мысль… но при этом настолько интригующая, что Уитни и не подумала протестовать. Клейтон сбросил фрак, небрежно швырнул его на письменный стол и, усевшись напротив Уитни, расстегнул серый жилет, а потом откинулся на спинку кресла и кивком показал на колоду карт:
– Сдавайте.
Уитни так разнервничалась из-за ужасного нарушения приличий, совершавшегося в эту минуту, что даже не смогла как следует перетасовать карты и потому просто сложила их и подтолкнула к Клейтону, зачарованно наблюдая, как карты, словно ожив в его руках, растягивались в длинную ленту и тут же вновь собирались в колоду.
– Готова поклясться, вы знакомы со всеми игорными домами в Лондоне, – с невольным восхищением прошептала она.
– И очень близко, – кивнул Клейтон. Положив колоду на стол рубашками вверх, он с вызовом поднял темные брови: – Снимите!
Уитни поколебалась, безуспешно пытаясь сохранить прежнее холодно-надменное отношение к нему, но как можно сдержать себя, когда он так неотразимо красив?..
Он сидел, небрежно развалившись в кресле, в расстегнутом жилете, и тем не менее весь его о блик дышал аристократизмом. Но его принадлежность к высшему свету отнюдь не довлела над ним, и он не видел ничего зазорного в том, чтобы обучить женщину азартной игре. В глубине души Уитни понимала, что он всячески пытается отвлечь ее от тяжелых мыслей.
– Надеюсь, вы сознаете, – пробормотала она, наклоняясь вперед и нерешительно протягивая руку к колоде, – что, если кто-нибудь увидит меня за подобным занятием, моя репутация будет навеки погублена.
Клейтон окинул ее долгим многозначительным взглядом:
– Герцогиня может делать все, что пожелает.
– Я не герцогиня, – парировала Уитни.
– Но будете ею, – категорично заявил он.
Уитни открыла было рот, чтобы вступить в спор, но он кивнул на колоду:
– Снимите.
Азартная игра, думала Уитни два часа спустя, убирая фишки, заставляет человека ощущать себя восхитительно порочным и испорченным.
Несмотря на то что она была новичком, все же оказалась способной ученицей и проиграла очень небольшую сумму. Она чувствовала, что Клейтон гордится ее умом и сообразительностью, однако любой другой знакомый ей джентльмен, даже Ники, пришел бы в ужас, узнав, что она обладает столь неприличной склонностью. Почему, рассеянно гадала она, наблюдая, как Клейтон застегивает жилет и надевает фрак, он восхищается теми вещами, которые шокировали и неприятно поразили бы других ее поклонников? Всякий раз, оставаясь наедине с Полом, она была вынуждена строго следить за тем, чтобы не переступить границ приличия, установленных для женщин, но Клейтону, казалось, больше всего нравилось, когда она пускалась во все тяжкие и выкидывала очередную проделку. Стань Полу известно, что она играла на деньги, он, несомненно, был бы крайне недоволен и зол, однако Клейтон научил Уитни играть и открыто радовался ее победам.
Уитни вернулась к реальности лишь в ту минуту, когда Клейтон наклонился над ней и прикоснулся губами ко лбу.
– Завтра в одиннадцать мы едем кататься, если погода позволит, – объявил он и пошел к двери.
Вернувшись домой, Клейтон застал доктора Хью Уиткома в кресле перед камином за бокалом превосходного бренди.
– Как поживает моя молодая пациентка? – притворно небрежно поинтересовался он, пока Клейтон наливал себе янтарную жидкость.
Герцог, усевшись, закинул ноги на стол и бесстрастно воззрился на врача.
– Я нашел ее в том же состоянии, в каком, вероятно, и вы сегодня утром. Во всяком случае, незаметно, чтобы больная нога сильно досаждала ей.
Доктор Уитком сделал вид, что поперхнулся бренди, и, изо всех сил пытаясь сохранить серьезное выражение лица, кивнул:
– Могу понять, как это, должно быть, удивило вас.
– Я давно уже прошел тот этап, когда Уитни была способна чем-то удивить меня, – бросил герцог, хотя раздраженный тон полностью противоречил философскому заявлению.
– Я всего лишь сторонний наблюдатель и обладаю весьма малым опытом понимания женской логики, – немного поколебавшись, сказал доктор Уитком. – Прошу извинить бесцеремонность старого друга семьи, но, возможно, я могу быть вам полезен хотя бы советом? – И, приняв молчание герцога за согласие, продолжал: – Насколько я понял, мисс Стоун добивается чего-то такого, что вы не желаете ей дать. Чего же она хочет?
– Она желает, – сардонически бросил Клейтон, – освободиться от брачного контракта!
На этот раз доктор не удержался от взрыва искреннего смеха:
– Господи! Неудивительно, что она так злобно уставилась на меня, когда я попытался объяснить, каким образом ей следует вести себя, чтобы вас удержать.
Противоречивые эмоции одолевали доктора: искреннее удивление по поводу того, что молодая девушка способна отвергнуть предложение руки и сердца одного из самых завидных, красивых и богатых женихов Англии, восхищение Клейтоном, терпеливо сносившим проделки и выходки невесты, и искреннее непонимание того, почему объявление о самой блестящей помолвке за десятилетие до сих пор не обнародовано.
– И какие же возражения приводит эта прелестная пташка? – осведомился он наконец.
Откинув голову на спинку кресла, Клейтон прикрыл глаза и вздохнул:
– Я, видите ли, не посчитал нужным спросить ее.
– Не могу понять, почему она осуждает вас за это. Однако почему, зная ее независимый характер, вы действительно вначале не посоветовались с ней?
Клейтон немедленно встрепенулся.
– Поскольку в то время она даже не знала моего имени, мне казалось, что обсуждать подобные вопросы с ней неуместно.
– Она не знала вашего… Хотите сказать, что в то время, как половина дам в Европе готовы броситься вам на шею, вы делаете предложение женщине, которую даже не знаете?
– Я-то знал ее. Она меня не знала.
– И вы, несомненно, предположили, что, узнав о вашем богатстве и титуле, юная леди, естественно, согласится, – проговорил доктор Уитком, весело блестя глазами, однако при виде нахмуренного лица герцога счел за лучшее замолчать. – Кто этот Пол Севарин? – внезапно осведомился он после долгой паузы.
– Почему вы спрашиваете? – резко бросил Клейтон.
– Потому что днем, после визита к мисс Стоун, я зашел в местную аптеку и разговорился с владельцем. Весьма болтливый тип – из тех, кто сам расскажет вам все, о чем вы не спрашивали, прежде чем ответит на простой вопрос, и сопроводит ответ дюжиной собственных. Случайно узнав, как зовут мою пациентку, он поведал мне множество вещей, от которых я отмахнулся, как от полнейшего вздора.
– Что же именно он вам поведал?
– Ну например, что Севарин ухаживает за мисс Стоун с серьезными намерениями и что весь городок вне себя от волнения в ожидании, когда будет объявлено о помолвке. Кроме того, все убеждены, что брачный контракт уже составлен, и очень рады за Севарина и его будущую жену.
– Откровенно говоря, – процедил Клейтон, – мне в высшей степени плевать на это.
– На сплетни? – осторожно допытывался доктор. – На Севарина? Или на девушку?
Клейтон не ответил, и Хью, наклонившись вперед, без обиняков спросил:
– Скажите честно, вы влюблены в эту молодую женщину или нет?
– Я собираюсь на ней жениться, – хмуро объявил Клейтон. – Что еще тут можно сказать?
Он встал, пожелал гостю спокойной ночи, четырьмя шагами пересек комнату и скрылся, оставив Хью в тревожном изумлении смотреть на огонь. Однако через несколько мгновений лицо врача просветлело. Раздался смешок, потом громкий хохот.
– Боже, помоги ему! – захлебываясь, выговорил доктор. – Он даже не понимает, как сильно любит ее. А если и понимает, все равно не пожелает признать это.
Оставшись один в маленькой спальне, Клейтон рывком сдернул с себя фрак и швырнул его на стул. За фраком последовал жилет. Расстегнув верхние пуговки сорочки, Клейтон подошел к окну, сунул руки в карманы и уставился во тьму.
Он пришел в ярость, узнав, что местные жители убеждены, будто о помолвке вот-вот будет объявлено. Верно, он хотел, чтобы Уитни взяла наконец верх, показав им, что может заставить Севарина влюбиться в нее, но не предполагал, что все это может зайти так далеко. Уитни ни с кем не была помолвлена, кроме Клейтона, и он никому не позволит считать иначе. Она не любит Севарина, это как бы всего-навсего дурацкое упорство, девические мечты, надежда увести его у Элизабет Аштон.
Она и Клейтона не любит, но это его не беспокоило. Любовь и все крайности, с ней связанные, – абсурдное чувство. Он был поражен, когда Хью Уитком упомянул при нем это слово. Никто в его кругу не испытывал ничего сильнее нежности или прочной привязанности к своим супругам. Любовь – глупое, романтическое понятие, которому нет места в его жизни.
Но гнев его почти улетучился при воспоминании о нескольких часах, проведенных сегодня с Уитни. Он чувствовал, что девушка медленно, очень медленно смягчается по отношению к нему. Она по собственной воле искала утешения в его объятиях и даже признала, что питает к нему симпатию. Теперь между ними стоят лишь ее затухающее чувство к Полу Севарину и вполне понятная злость на глупого и грубого отца, так бессердечно объявившего о помолвке дочери с Клейтоном.
При одной мысли о той ужасной ночи герцог приходил в бешенство. Из-за жестокой бесчувственности Мартина Стоуна Клейтон лишен удовольствия ухаживать за Уитни и покорить ее сердце. Несмотря на все бурные взлеты и падения в их отношениях, Клейтон наслаждался общением с Уитни и пытался игнорировать тот неоспоримый факт, что она до сих пор высокомерно его отвергала. Девушка заставляла его тяжело трудиться, чтобы продвинуться хотя бы на дюйм, но при этом каждое самое малое достижение оборачивалось пьянящей победой, исполненной огромного значения, потому что она доставалась дорогой ценой.