пи, необходимо обладать некоторой искусственной (не существующей вещественно) теоретической базой. Такие соотношения человеку свойственно видеть во всём. Мы уже обговорили то, что иногда возникают исторические условия, при которых большие человеческие пласты вдруг начинают, словно по договорённости, двигаться в русле какой-то одной идеи, одной цели, продвигать сходные идеалы. Очевидно, что должно быть нечто «внеприродное», что на это их подвигает. В поисках объяснений рождаются социальные, исторические, религиозные и философские гипотезы, каждая из которых по-своему старается объяснить происхождение этого объединяющего импульса и локализовать его в некой психологической (нематериальной) сфере. Возникают теории коллективного бессознательного и пассионарности, и однажды марксистская диалектика перестаёт удовлетворять пытливые и не выхолощенные утилитарным материализмом умы, и одна за другой начинают появляться новые теории, освобождая сознание из застенков окаменевшего бытия. Майнонг пошёл дальше и выдвинул гипотезу о том, что объекты могут существовать независимо от их формального (отражённого в природе вещественно, объективно) статуса. Если мы думаем об эльфе и даже наделяем его качествами, то он уже существует, являясь объектом нашей мысли. Такие объекты Майнонг называл «бездомными». В конце концов можно было придти к мнению, что абсолютно все объекты вообще индифферентны (безразличны) к бытию, находясь за пределами «существования» и «несуществования». Реальное существование объекта есть лишь одна из его характеристик. Поначалу критически воспринятые, идеи Майнонга постепенно всё-таки развивались, пока наконец не облеклись в гипотезу модального реализма16, в рамках которой Дэвид Льюис17 провозгласил: все миры, которые мы только можем себе представить, столь же реальны, сколь реален и наш мир. И если подобное допущение кажется вам странным, то поспешу вас уверить, что с точки зрения современной науки (в широком смысле) ничего необычного в нём нет. Потому как понятие сильный антропный принцип, сформулированное Джоном Уилером18 в 1983 году гласит: Вселенные без разумного наблюдателя не обретают статус реальности; наблюдатели необходимы для обретения Вселенной бытия. Не больше и не меньше.
Трудности описания
И вот мы подошли к тому, чего многие из вас ждали. К уицраорам. Столь резкий переход в стиле размышления и в терминологии может показаться странным. Но теперь мы с вами на поле абсолютно свободной мысли и можем «фантазировать» как хотим. Жизнь в других измерениях возможна, если возможны другие измерения. Какова она на самом деле, мы точно сказать, допустим, не можем. Но как один из возможных вариантов мы посмеем предположить, что есть в этом мире некое громадное существо, чем-то напоминающее спрута, существо вполне себе разумное и, в нашем понимании, заинтересованное в особого рода психическом излучении со стороны людских множеств, служащим ему чем-то весьма похожим на пищу. Для того чтобы людские множества нашего мира эту энергию исправно «поставляли», этот «спрут» воздействует на их психику по принципу пассионарности. То есть настраивает людей на определённую волну, на специфическую вибрацию, которая нами может быть описана, как «ура-патриотизм», как государственный комплекс. Даниил Андреев характеризует уицраора, как «демона великодержавной государственности». Возможность (целесообразность) соприкосновения его с нашим миром возникла ещё в древние времена, в эпоху процветания Вавилона. Изначально (со стороны светлых сил) назначение этого грозного духа заключалось в защите ГОСУДАРСТВА от притязаний на его целостность внешней враждебной силы. То есть, для того чтобы уицраор мог проявить свой потенциал в нашем мире, необходимо прежде мощное государственное образование. Должна выкристаллизоваться центральная власть со всеми её институтами (и прежде всего с армией) и, главным образом, придти к людям, населяющим это государство, то осознание, что они именно его граждане, что интересы этого государства – и их интересы тоже. Только такой монолит из централизованной власти (даже если она демократическая) и одобряющих её гражданских масс (в силу искреннего убеждения или же подспудного принуждения) может противопоставить себя любому врагу, которому вздумается покуситься на целостность его территории. Из дальнейших исторических событий, имея даже это схематичное представление об уицраоре, мы можем уже попытаться понять завоевательные успехи некоторых цивилизаций. Именно завоевательные и тиранические чаще всего, потому как уицраор не иначе как демон и в конечном итоге почти неизбежно развёртывает свою экспансию на соседние государства единственно с целью расширить и укрепить свою власть и увеличить поток людских психических излучений (в «Розе Мира» они называются шавва).
И всё же никто не опишет уицраора лучше, чем сам Даниил Андреев: «Это могущественные существа, играющие в истории и метаистории роль столь же огромную, как и их телесные размеры. Если бы голову этого создания вообразить на месте Москвы, щупальцы его дотянулись бы до моря. Они передвигаются с захватывающей дух быстротой, обладают даром речи и немалой хитростью. Происхождение их сложно и двойственно. Каждый род уицраоров появился на свет как плод сочетания каросс, то есть локальных, национальных проявлений Лилит, „Всенародной Афродиты“ человечества, с демиургами сверхнародов. В большинстве метакультур эти существа были порождены по воле демиургов как защитники сверхнарода от внешних врагов. Впервые они появились в метакультуре Вавилонии: её демиург попытался это своё порождение противопоставить воинствующим эгрегорам Египта и Мидии, грозившим самому существованию вавилонского сверхнарода. Но кароссы несут в себе проклятое семя Гагтунгра, в глубокой древности заброшенное им в эфирную плоть Лилит, отдельными национально-культурными выражениями которой они являются. И семя Гагтунгра предопределило то, что первый же уицраор, сначала выполняя волю демиурга, вскоре затем переродился в трансфизического носителя великодержавной государственности Вавилона. Его агрессивность толкнула демиургов других сверхнародов на крайние меры защиты своих стран в Энрофе против завоевателя. Меры эти состояли в порождении ими подобных же существ, способных оказать сопротивление Вавилонскому уицраору. Таким образом, эти чудовища появились в Иранской и Еврейской метакультурах, а затем и во всех остальных».
Если понятия «Лилит», «сверхнарод», «эйцехоре» и «метакультура» вам не знакомы (или вспоминаются уже смутно), то могу лишь вкратце их пояснить, потому как более подробно они рассмотрены в моей книге «Семь человечеств Даниила Андреева».
Логика нашего размышления предполагает наличие в параллельных слоях с другими мерностями, взаимодействующими с нашим слоем, явлений и существ столь удивительных и не вписывающихся в наше устоявшееся сознание, что представление о них поначалу может показаться чересчур фантастическим и мифологизированным. Но в предыдущей главе в примерах с отображениями трёхмерных объектов на двухмерной плоскости мы рассмотрели трудность интерпретации первых традиционными для двухмерного сознания образами. Так же и здесь: Даниил Андреев вынужден преобразовывать четырёхмерные (а то и более) объекты и явления в привычные для нас формы и образы. Другой визионер, возможно, увидел бы их иначе. Мне на ум приходит очень удачная аналогия, слышанная мной где-то. Представьте, что несколько людей с разных сторон взбираются на одну и ту же огромную гору. Они описывают ландшафты, восторгаются видами водопадов и глубоких каньонов, запечатлевают разных животных, встреченных ими в пути. У всех этих людей описания могут разниться настолько, что читающий рискует и вовсе не понять, что речь идёт об одной и той же горе. Так же и здесь.
Коллективное бессознательное и пассионарность – лишь некоторые штрихи той картины, которую представляет собой человеческое множество в его обособленной культурным менталитетом форме. Над каждой нацией, над каждым народом и общностью народов как бы надстоит этот культурный план, оказывая на сознание воздействия, различие которых нам становятся явными лишь в творческих актах этих народов (в их религиозных, художественных и иных сверхличностных проявлениях). Незримые инспираторы таких эволюционных планов, таких метакультурных особенностей для народов и сверхнародов – это существа иных слоёв, с иным числом пространственных и временных измерений. Прежде всего это демиурги и Соборные Души народов. Андреев описывает их так: «Правда, нет сверхнарода (именно сверхнарода, а не нации), над которыми не надстоял бы его демиург, ибо тогда это был бы не сверхнарод, а случайное соседствование нескольких, никакой общностью не связанных между собой народностей. И нет нации, которая не обладала бы Идеальной Соборной Душой (ибо тогда это была бы арифметическая сумма личностей, минутно и случайно сблизившихся между собой). Но, прежде всего, Идеальная Соборная Душа отнюдь не есть совокупность каких-либо психологических или иных, очевидных для нас, свойств данного народа, определяющих его историческую, от всех отличную физиономию. Идеальная Соборная Душа есть существо, обладающее единой великой монадой, которая таит в себе прообразы высших возможностей нации и облечена в материальную ткань многомерных пространств. По мере исторического становления нации и личной зрелости человеческих индивидуумов всё большая и большая тонкоматериальная часть каждого из них приближается к ней и объемлется ею, сообщая ей характер соборности.
Почти в каждой метакультуре есть несколько национальных соборных душ, но, как правило, одна из них принадлежит к иной иерархии, чем остальные. Только она является богорождённой, как и демиург сверхнарода, и только она связана с ним особыми, таинственными, духовными и материальными узами любви. Такие соборные души составляют иерархию Великих Сестёр; в земной брамфатуре их около сорока. Соборная Душа есть у каждой определившейся нации, но остальные из них принадлежат к монадам богосотворённым. Им, этим Младшим Сёстрам, соответствуют духи-народоводители, инспираторы тех наций, которые входят в состав сверхнарода, но не играют ведущей роли в его истории. Впрочем, некоторые из Младших Сестёр проходят свою метаисторическую дорогу без спутников-народоводителей; случаются также промежуточные состояния, длящиеся иногда столетие и больше, когда нация вместе со своей Соборной Душой и своим духом-народоводителем остаётся вне метакультур, как бы между ними.