В отличие от холодного люминесцентного света в гостиной свет обычной лампы, горевшей в магазине, был теплым и невольно успокаивал. Ёнхи на мгновение почувствовала, что ее охватила какая-то тоска. Кто-то стоял, прислонившись к ограде дома.
Это был Сончжэ. Как только Ёнхи интуитивно поняла, что он был сильно пьян, ее обычное мрачное настроение вмиг превратилось во что-то сладкое и приятное, разлившееся по всему ее телу. Пьяный Сончжэ нравился ей значительно больше, нежели трезвый.
Сончжэ стоял лицом к ограде. Ёнхи подошла к нему и, закусив губы, тихо положила руку ему на плечо, почувствовав, что сделала это с большой теплотой.
– Ты сильно пьян. Почему каждый раз ты не входишь в дом, а зовешь меня на улицу? Чего ты боишься? Это на тебя совсем не похоже.
Сончжэ с трудом повернулся и улыбнулся. Затем сказал довольно четко для пьяного:
– Да, я выпил. Смешно, да? Правда смешно? А, да! Я должен разобраться с тобой в одном вопросе.
– Ничего не выйдет.
Ёнхи тоже состроила улыбку и сцепила пальцы рук.
Сончжэ пошатнулся и чуть не упал, но продолжал говорить:
– Давай уйдем. Сейчас же уйдем из этого дома. Ты как насчет этого?
– Давай. В любом случае нам придется уйти, так что давай оставим его, – тихо ответила Ёнхи.
– Уедем сегодня же ночью. Нет, давай прямо сейчас.
– …
Ёнхи слегка улыбнулась.
– Правда. Я говорю тебе правду, – сказал Сончжэ.
Было непонятно, что он имел в виду под правдой, но Ёнхи подумала, что сказанное им – действительно правда.
Дзын… Дзын… Дзын…
Звук ударов молота о наковальню продолжался. Для Ёнхи, так как она с пьяным Сончжэ стояла на улице, этот звук стал менее раздражающим. Ей даже показалось, что он превратился в мелодию свежего раннего лета.
– Это правда, правда, – повторил Сончжэ.
– Я знаю, – словно прошептав, сказала ему Ёнхи.
То, что сейчас повторял пьяный Сончжэ, обычно говорила сама Ёнхи, когда находилась в обществе с братом или Чонэ. Но, когда она вот так стояла и слушала Сончжэ, все слова казались ей мелкими, ничего не значащими, словно вселенская пыль.
Сончжэ вдруг вытянул голову вперед, всем телом дернулся в приступе рвоты, и после двух-трех раз подобных движений его все-таки вырвало. Ёнхи быстро подставила руки под его лицо, и вся рвота оказалась у нее в ладонях. Почему-то развеселившись, она, все время хихикая, выбросила ее на край дороги и два-три раза вытерла руки о каменную стену ограды. Даже в темноте увидела слезы в глазах Сончжэ и вытерла их. Сончжэ улыбнулся. Ёнхи одной рукой удерживала молодого человека, а другой похлопывала его по спине. Странная печаль с оттенком сладостной истомы прошла по ее телу. Поддерживая молодого здорового мужчину, она подумала, что он и есть ее судьба, все в конце концов уладится и так вот завершится. Похлопывая по спине Сончжэ, Ёнхи щекой прижалась к его спине. Она чувствовала его тепло, слышала биение его сердца, а сквозь ветки деревьев виднелось густо усеянное звездами небо.
Дзын… Дзын… Дзын…
Удары молота уже далеко отодвинулись от нее и совсем ее не раздражали. Наверно, сидя или, может быть, стоя, кует мускулистый мужчина. Там даже, по всей видимости, во все стороны летят искры. А недалеко от него сидят люди и рассказывают о том, что происходит в их жизни. Как хорошо, наверно, в позднюю майскую ночь, когда уже давно позади ужин, посидеть за разговорами друг с другом. Может, там кто-то еще и курит.
– Ты слышишь звук? – тихо спросила Ёнхи.
– Какой звук? – запинающимся голосом переспросил Сончжэ.
Прежде чем эти слова дошли до уха Ёнхи, плотно прижатого к спине Сончжэ, они шумной волной прокатились по ее телу.
– Удары молота о наковальню.
Сончжэ прислушался и ответил:
– Да, слышу. А что?
– …
Когда они зашли в дом, Ёнхи ненадолго оставила Сончжэ у лестницы, а сама вошла в гостиную. Отец мельком посмотрел на нее, а Чонэ грустно улыбнулась. Сонсик по-прежнему читал газету.
– Он опять выпил, – сказала Ёнхи немного раздраженно, как женщина, которая сердится, когда ее муж возвращается домой пьяным, отчего сама немного смутилась, подумав, как она могла сказать таким тоном. Чонэ еще раз молча улыбнулась, словно все прекрасно понимает, из-за чего Ёнхи слегка покраснела.
В этот момент домработница резко открыла дверь и сказала, изо всех сил сдерживая смех:
– Госпожа, госпожа, что делать-то? Представляете, он там на пол…
Видимо, его опять вырвало. Вмиг весь дом засуетился, словно случилась большая беда. Ёнхи быстро выскочила из гостиной, домработница побежала в ванную, отовсюду стали доноситься звуки хлопающих дверей. Зажгли свет и в коридоре, а из водопроводного крана полилась вода.
Домработнице, видно, стало очень весело, а гостиная опять казалась опустевшей.
Чонэ посмотрела в сторону мужа, но по-прежнему увидела только холодный блеск очков. По ее спине пробежал болезненный холодок. Свекор, глядя в сторону коридора, откуда доносился шум, взглядом спросил Чонэ, в чем дело. Чонэ также взглядом указала на верх, тем самым дала ему понять, что вернулся Сончжэ.
По доносившимся звукам было понятно, что Сончжэ почистил зубы и теперь поднимался по лестнице наверх. Чонэ слушала эти звуки, словно аккуратно складывала их один к другому. Ей подумалось, что Сончжэ довольно хороший человек. Раздался смех домработницы, она, похоже, вместе с Ёнхи активно помогала Сончжэ подниматься по лестнице. Даже было слышно, что все трое несколько раз падали и Ёнхи тихо смеялась.
Затем в доме снова наступила тишина. Со второго этажа донесся звук закрывшейся двери и громкие шаги домработницы, спускавшейся по лестнице. Сонсик медленно встал и молча направился в свою комнату.
– Дорогой! – позвала его Чонэ. – Ты идешь в спальню?
Сонсик, выражение лица которого невозможно было увидеть из-за блестевших очков, не отвечая, посмотрел на жену и сразу ушел. После ухода мужа Чонэ вдруг охватила сильная дрожь, а когда он поднимался по лестнице, она без всякой причины задрожала еще сильнее. Ей казалось, его шаги на лестнице ведут куда-то в очень туманную непроглядную даль. Муж поднимался медленно, и ей казалось, что это заняло несколько часов. Чонэ еще сильнее сжала руку свекра, который был для нее как родной отец, и, словно устав, закрыла глаза.
Домработница открыла дверь в гостиную. Свет в ней был мертвенно-бледным и холодным. Чонэ, плакавшая в одиночестве, перестала и подняла голову. Старый хозяин смотрел во двор. Какое-то время домработница просто молча стояла на месте. Когда она собралась закрыть дверь, Чонэ вдруг спросила:
– Ёнхи не спустится?
– Она сказала, что спустится чуть позже.
– Почему?
– …
– Понятно.
«Понятно? Действительно ей понятно? Раз сказала: «Понятно», – значит, наверно, и правда поняла», – подумала домработница. Когда их взгляды встретились, в них было недовольство друг другом. Старый хозяин тоже поглядывал то на Чонэ, то на домработницу, и взгляд его был очень ясным и осознанным, каким не был в обычное время.
Комната Сончжэ, в которой Ёнхи была впервые, оказалась ничтожно маленькой и тесной. В ней стоял запах одиноко жившего мужчины. Сначала Ёнхи подумала, не включить ли свет, но потом решила, что будет лучше так, как есть. Она помогла Сончжэ лечь на кровать и открыла окно, выходящее во двор. Свет из гостиной слабо освещал комнату, отражаясь от чего-то во дворе. Ёнхи была все еще в возбужденном состоянии и решила скорее осуществить то, что задумала, прежде чем это возбуждение пройдет. Она сняла платье, присела на край кровати и разбудила Сончжэ.
– Сончжэ! Открой глаза! Не спи!
Пьяный Сончжэ, который очень хотел спать, сначала отмахнулся от нее, но, увидев лицо Ёнхи, замер. Сначала он молча смотрел на нее, затем тихонько обнял. Ёнхи послушно прижалась к нему и почувствовала исходивший от него запах пота. Она тихо прошептала:
– Не хочу, чтобы в такой момент ты был пьян. Сейчас ты должен быть трезвым.
Однако сознание Сончжэ все еще было мутным, хотя он уже начал приходить в себя.
– Пожалуйста, очнись! Приди в себя! Иначе мне будет очень обидно.
– Да я уже трезв. Я в полном порядке, – сказал Сончжэ неожиданно трезвым голосом.
Дзын… Дзын… Дзын…
Звук доносился с достаточно близкого расстояния. Открытое окно казалось дырой, открывавшей выход в туманную ночь. Эта влажная ночь раннего лета по ту сторону дыры сделала настроение Ёнхи приподнятым.
– Нельзя быть пьяным, – опять сказала Ёнхи.
– Я трезв, – ответил Сончжэ.
– Неправда!
В душе Ёнхи звучал смех.
– Правда, будь трезвым! Приди в себя!
– …
Сончжэ, обняв девушку, перевернулся, после чего Ёнхи оказалась лежащей с ним рядом. Места было как раз на двоих.
– Сегодня какое число? – тихо спросила Ёнхи.
– Не знаю.
– Как ты можешь не знать?
Сончжэ, как все мужчины в подобных обстоятельствах, заторопился, однако Ёнхи хотелось еще продлить это состояние.
– Почему ты так торопишься? Не торопись. Давай сначала немного поговорим, – нежно сказала Ёнхи, обняв Сончжэ, который уже готов был начать. Сончжэ поднялся в темноте, выгнув дугой спину, похожую на спину черепахи.
– Давай поговорим!
– О чем?
– Какое сегодня число?
– Я не знаю.
– Почему ты не знаешь?
– …
– Папа сказал, что сегодня в двенадцать часов приедет сестра.
– …
– Я говорю правду. Конечно, тебе тоже тяжело от этого, да? Так ведь?
Голос Ёнхи стал тихим и расстроенным. Она закрыла глаза.
– Все мы что-то упускаем. Что-то важное и главное. Мы все разъединились. Да? Поэтому нам очень тяжело в душе. Я права?
Ёнхи на секунду открыла глаза. За окном виднелась майская ночь. Она смутилась и опять закрыла глаза.
– Ой, не делай этого! Мне надо спуститься вниз. Надо подождать сестру вместе со всеми. Что будем делать, если мы почувствуем смущение, встретившись завтра утром? Надеюсь, что мы не будем чувствовать неловкость, да? Ой, кажется, это правда, что в такой момент женщины выглядят красивее, чем мужчины.