– Брат, ты улыбаешься?
– …
– Улыбаешься, да? Правда же, улыбнулся?
– …
Ёнхи вплотную приблизилась к Сонсику и, схватив его за колени, покачала их.
– Брат, скажи. Ты же улыбнулся, правда?
– …
Сонсик, будто что-то стряхивая с себя, морщась, пытался отойти назад. Чонэ отрешенно смотрела то на Ёнхи, то на мужа.
В этот момент настенные часы начали бить двенадцать часов. Все трое одновременно обратили взгляды в сторону часов. По комнате прошла какая-то волна. Три человека, смотревшие на часы, снова перевели взгляды на старого хозяина дома. Старик, все еще трогавший бородавку на носу, удивленно посмотрел на сына, потом на невестку и на дочь.
Дверь, выходящая в коридор, открылась, и свет из гостиной осветил белую стену коридора. Часы пробили двенадцать часов. Взгляды четверки были направлены к дверному проему. Было тихо. Затем с левой стороны коридора неторопливо появилась домработница. Смущенно улыбаясь, словно извиняясь за беспокойство, она сказала:
– Я сходила в туалет.
В этот момент Ёнхи резко встала и подбежала к отцу. Одной рукой указала на домработницу, а другой, помогая отцу встать, громко закричала:
– Папа, посмотри туда! Приехала сестра! Сестра приехала! Ровно в двенадцать! Теперь и вправду появилась хозяйка нашего дома! Теперь все будет хорошо! Да, папа? Все будет хорошо! Да?
Услышав это, домработница засмеялась.
– Это правда, папа! Там пришла сестра, которую ты так долго ждал.
Взгляд Ёнхи, направленный на домработницу, был полон враждебности. Отец, которого поддерживала Ёнхи, поднял руку и начал махать, то ли желая, чтобы Ёнхи отпустила его, то ли показывая, чтобы старшая дочь поскорее вошла в гостиную. Сонсик и Чонэ встали с дивана и растерянно смотрели на них.
Дзын… Дзын… Дзын…
Казалось, что удары молота о наковальню будут звучать всю ночь.
(1962)
Заместитель мэра не вышел на работу부시장 부임지로 안 가다
Как только открылась дверь, жена поспешно встала и вышла навстречу.
– Что-то случилось в школе? – нетерпеливо спросила она, забирая у Кюхо узелок с едой. Свет в комнате был выключен, и оттуда время от времени одиноко доносились звуки радио. Узкая комната с высоко приподнятым полом и низким потолком выглядела очень тесной.
– Ты о чем?
– Они приходили за тобой.
– Что? Кто приходил?
– Трое военных.
Дальше все было понятно без слов. Кюхо почувствовал, как ноги его подкосились, а все тело пробил озноб. Вдобавок ко всему сквозь вельветовые брюки вышли газы. В любой другой день жена стукнула бы его по плечу, рассмеялась и наигранно закрыла нос рукой. Но в этот раз ничего подобного не произошло.
– Тебе надо уходить.
Кюхо в нерешительности присел на порог.
Откуда-то снизу отдаленно доносился шум улицы. С противоположной стороны виднелось окутанное туманом море, как и должно быть майским вечером. Одинокие огни на пристани горели так, словно парили в воздухе. С пристани, как обычно, доносились низкие монотонные звуки, но в этот вечер они были особенно слышны. Казалось, будто из огромной, размером с небо, соломенной корзины с периодичностью высыпается галька. Откуда такие странные звуки, из-за тумана, что ли? Но именно они, звучащие сегодняшним вечером, несли в себе реальное ощущение того, что революция добралась и до Кюхо и грозит уничтожить его.
– Эй, я же сказала, надо уходить. Что ты тут расселся. – Жена, стоя босая рядом, сняла ребенка со спины[3] и стала кормить его грудью. Кюхо пошарил в кармане в поисках сигарет, достал одну и закурил.
– Во сколько они приходили?
– Не так давно. Где-то минут тридцать назад, – ответила жена и замахала перед собой рукой, разгоняя табачный дым. – Эй, потуши сигарету. Я ж не знаю, вдруг они еще здесь, – протараторила она и быстро осмотрелась по сторонам.
– Что? Они могут быть поблизости? – спросил Кюхо, резко затушив сигарету и встав на ноги. – У тебя деньги есть? – В животе у него заурчало.
Жена снова зашла в темную комнату. Резко раздался звук открывающегося ящика. Вернувшись, она отдала мужу несколько купюр.
Кюхо сразу же кое-как разделил деньги на две части, положил их в оба кармана и пошел к воротам.
– Куда ты пойдешь?
– А-а, решу по дороге.
– Я сказала солдатам, что ты уехал на юг обрабатывать землю.
Кюхо промолчал.
– В любом случае звони мне. В магазин нашего соседа. Ты ведь помнишь номер его телефона?
– Да, помню.
– Так, тебе что-нибудь еще надо? Ох, дорогой, обязательно звони.
Жена заплакала.
Кюхо быстрым шагом спустился с холма и обернулся на повороте: в темноте едва различалась фигура жены, а за ней виднелся низкий дом. Перед магазином ярко горел свет. Он быстро преодолел освещенный участок и бросился бежать.
Вчера они взяли учителя географии. Это был довольно неразговорчивый человек, и только когда пил, и по мере того, как пьянел, начинал ругать то того, то другого, затем и всех, кто не выпивал вместе с ним. Вконец разозлившись, он начинал пить одну рюмку за другой, и когда окончательно напивался, то брал в руки тарелки и отлично танцевал «танец горбуна». Если он слышал слово «коммунист», то начинал весь трястись от злости, если же кто-то поднимал вопрос о правах учителей, он, приводя примеры и даже статистические данные по каждой стране мира, свирепел от ярости. Когда вчера, получив повестку, он выходил из учительской, то никому не сказал ни слова и только слегка сжал губы. Выражение на его лице говорило, что он ни на йоту не изменил своим убеждениям.
– Берегите себя, господин Пак, – прошептал Кюхо, когда тот проходил мимо. Он обернулся, искоса взглянул на Кюхо и грубо ответил:
– Это вы себя берегите, господин Кан.
Позавчера вечером они взяли учителя биологии, а также учителя Квона, который преподавал математику в старших классах. Учитель биологии, как только получил повестку, улыбаясь, словно для него это было поводом для гордости, хватал за руки то одного, то другого:
– Ну вот и я, по всей видимости, заслужил подобающее отношение. Надо бы это отметить. Однако прошу прощения, простите меня, простите, – говорил он каждому, активно махая на прощание рукой.
Учитель математики Квон, который в этот момент приводил в порядок свой стол и даже разобрал все ящики, посмотрел на учителя биологии с отвращением.
– Господин Квон, и за вами приходили? – подойдя к нему, спросил Кюхо. Квон вдруг разгорячился:
– Было бы странно, если бы за мной не пришли. Я же не был ранен на войне, как вы, учитель Кан, – похоже, не без иронии ответил он.
По правде говоря, учитель Квон действительно выглядел немного подозрительным. Если учитель географии не скрывал своего справедливого негодования, то учитель Квон в глубине души был скрытным человеком.
И вот сегодняшним вечером настала очередь Кюхо. Должна была быть причина, по которой они не пришли за ним в школу, а пришли прямо к нему домой. Возможно, его, как ветерана войны, не хотели взять в учебном заведении, испокон веку почитаемом месте, поэтому и поступили иначе.
Какое-то время Кюхо очень быстро бежал вниз по склону. Было темно, дорога была ухабистой, и хотя он часто оступался, но так ни разу и не упал. При этом раздавался такой треск, словно по засохшей земле бежал огромный медведь.
Как только он начал так бежать, пот стал стекать с него ручьями. Казалось, что вот-вот его догонят, поэтому он побежал еще быстрее. Его скорость увеличивалась в геометрической прогрессии. И пока он бежал, про себя сквозь зубы бормотал: «Мерзавцы, вот мерзавцы», – не имея никого конкретного в виду.
Проскочив несколько магазинов и дом агента по продаже недвижимости, Кюхо спустился с холма, сбавил темп и снова пошел шагом, вытирая со лба пот тыльной стороной ладони. В этот момент невдалеке неожиданно по радио раздалось: «Считая антикоммунизм главным направлением государственной политики…» Кюхо вздрогнул от испуга и вновь побежал. И даже на бегу он бубнил себе под нос, словно в подтверждение: «Все правильно, все правильно». Через некоторое время он перешел на шаг и вытер со лба пот, на этот раз уже платком. Время от времени он оборачивался, начинал бежать и вновь переходил на шаг, пока не остановился в конце темного переулка. Сознание работало в одном направлении.
Выйдя на главную дорогу, Кюхо на мгновение остановился. В темноте раннего вечера перед ним закручивался водоворот дороги. Достав из мокрого от пота кармана сверток с деньгами, он заметно успокоился и ухмыльнулся. В голове промелькнула мысль о жене: в любой другой день она непременно бы вспылила, спроси он у нее про деньги. Кюхо купил пачку сигарет и закурил. Вдруг он подумал, действительно ли они приходили? Может быть, жена испугалась без всяких на то причин или же просто неправильно поняла их? С какой стати в разгар революции будут преследовать его – отставного лейтенанта сухопутной армии? С другой стороны, не может быть, чтобы жена ошиблась, ведь она была за него спокойна как за ветерана войны. Кюхо начал сомневаться, был ли его побег хорошей идеей. Может быть, сначала надо было во всем разобраться?
Кюхо с сигаретой во рту поднял руку, чтобы поправить фетровую шляпу, и усмехнулся, когда дотронулся до непокрытой головы. Когда он второпях убегал из дома, то шляпа так и осталась лежать на пороге. Кюхо представил, как смешно он выглядел, когда без шляпы несся вниз по холму. Хотя это было бы так же смешно, как если бы он был в шляпе, – мужчина сорока лет, оступаясь на неровностях, бежит в темноте по узкой ухабистой дороге. Кюхо внимательно осмотрелся и зашел в телефонную будку. Тусклый свет лампы заставил его поежиться. Он быстро набрал номер.
– Алло!
На другом конце провода раздался голос хозяйки соседнего магазина.
– Это отец Енхака, ваш сосед. Что? В баре ли я? Нет, конечно! Позовите, пожалуйста, мою жену.
Женщина и не думала торопиться и стала рассказывать, как хорошо идет ее торговля. Она не знала, что то, что называется революцией, прошло через самое сердце соседнего дома, и продолжала говорить о своих успехах.