Я попробовал пошевелить руками, но связано было на совесть, я даже не ощущал, есть ли у меня еще пальцы или, может, уже нет. Попробовал двинуть головой, чтобы сдвинуть с носа грязную мешковину – но и мешком я был обмотан слишком плотно. Я упоминал, что рот у меня был чем-то заткнут? Ну так крикнуть и поднять шум я тоже не мог.
Потом повозка остановилась, поверхность, на которой я лежал, наклонилась, и я съехал к бортику. Я услышал шум удаляющихся шагов. Тут, как полагается герою из романа, мне бы перепилить веревки о какой-нибудь ржавый гвоздь, ловко выпутаться из мешка и сбежать, но я едва мог пошевелиться, не говоря уже о том, что дышал с трудом. У главных героев романа редко наблюдаются сопли. У них и бронхиты редко наблюдаются, разве что для того, чтобы какая-нибудь прекрасная леди могла поухаживать за больным героем. Впрочем, это я сейчас могу рассуждать о литературных персонажах, а тогда мне было элементарно страшно. Ну и злость я тоже испытывал: это как понять – меня убило грузовиком, потом я дважды тонул в течение полусуток, чуть не сгорев при этом, получил шанс сдохнуть от пневмонии – и это все для того, чтобы вот так бездарно кончить свои дни? Да кому я вообще понадобился?
Снова послушались шаги, на этот раз двух человек, один выговаривал второму, что уже почти рассвет. Второй бормотал, что парень (надо полагать, я) ночью на улицу не выходил, а уже утро и скоро придут будить. «Вы ж сами говорили!..»
— Да времени почти уже и не осталось, — с досадой сказал первый. — Ладно, показывай, что привез.
Чьи-то не очень ласковые руки выпутали меня из мешковины. Я увидел ноги в начищенных сапогах и рядом другие, в порядком потрепанных башмаках на толстенной кожаной подошве. Посмотреть, что там было выше, у меня бы не получилось – я лежал носом в песок.
— Ты кого притащил? — после небольшой паузы спросил первый – надо полагать, сапоги принадлежали ему.
— Кого сказали, того и привез, — огрызнулся второй.
— Я же сказал: рослый парень со светлыми волосами! А у этого какие волосы, а? — сапог ткнул меня куда-то в плечо.
— Не черные, — резонно возразил второй. В чем-то он был прав, брюнетом меня назвать трудно. Но и блондином тоже. Так, где-то посередке.
— Это не тот!
— В том доме был только такой, — возразил второй. — Соседский негритенок мне показал окно вашего Маклауда. Ну вот это он.
По крайней мере, стало понятно, кому я понадобился. Перепутали. Впрочем, никакой надежды, что меня сейчас развяжут, поднимут, отряхнут от пыли и извинятся, у меня не возникло.
— Тупая башка, — молвил первый, попинывая меня носком сапога. — Вот что теперь с ним делать?
— А что с ним делать? — недоуменно спросил второй. — Что и с Маклаудом делать собирались: разбить голову и в реку скинуть. Там сейчас мертвецов много плавает, еще не всех с «Султаны» выловили.
— Да уже вон светло, — с досадой сказал первый.
— Ничего, как-нибудь, — второй был настроен оптимистично. — Тут вот кирпич я подходящий видал…
— Не здесь, — возразил первый. — Мне еще тут лужи крови не хватало.
— А я аккуратненько, — объяснил второй. — Никакой крови и не будет, — он отошел на несколько шагов, видимо, за кирпичом, а первый, показалось мне, вдруг издал странный звук. И упал, хрипя.
Второй вдруг затопал – это он так убегал, но я понял это позже. И почти одновременно послышался издалека третий голос:
— Майор, вы здесь? Пора… О боже! — надо полагать, это он увидал меня и раненного «первого». Я в это время с интересом следил, подползет ли струйка крови к моему носу или нет. Почему-то это казалось мне очень важным.
— Майор!.. — неуверенно позвал третий. Потоптался, потрогал раненного майора, потом перешел ко мне, перевернул, и я увидел потрясенное лицо офицера. Он посмотрел на меня, помаргивая белесыми ресницами, а потом отпустил мое плечо, выпрямился и закричал: – Эй, кто-нибудь! Здесь убийство!
И сразу окрестности оживились: начали открываться окна и двери, послышались удивленные возгласы, и несколько секунд спустя в поле моего зрения появился еще один офицер, торопливо подтягивающий лямки подтяжек поверх расстегнутой рубашки. Он с оторопью посмотрел на меня, перевел взгляд на майора, выругался и нагнулся надо мной.
— Кто это сделал? — спросил он, освободив мне рот.
Я был не в состоянии ответить, но он, кажется, и ответа от меня не ждал, начал распутывать узлы. У него плохо получалось, он сквозь зубы матерился. Кто-то, кого я не видел, сделал ему замечание: мол, нехорошо при покойнике.
— Лучше нож мне дайте, — огрызнулся офицер. — Накрутили тут узлов.
Рыжеватый подросток принес нож и подал офицеру, опасливо косясь на убитого.
Появился тот, третий, в руках у него была сабля.
— На дорожке кинули, тут, рядом, — доложился он. Вид у него был по-прежнему растерянный.
— А что вы тут делаете, Грейвз? — без особого интереса спросил тот, что меня развязывал, не отвлекаясь от своего занятия.
— Мы с майором должны были пойти на кладбище Элмвуд. У него там была назначена встреча с мистером Маклаудом, — ответил Грейвз. — О! Надо бы послать туда кого-нибудь, они там ждут, — он отошел.
Я продышался и смог выдавить из себя:
— Меня перепутали с Маклаудом. Я слышал, этот… майор, да?.. ругал…
— Кого? — спросил офицер, разбираясь с веревками.
— Я не видел, — выдохнул я. В освобожденные от веревок конечности хлынула кровь, но раньше чувствительности появилась боль. Мне казалось, если этот офицер прикоснется ко мне, я закричу. Но он, похоже, понимал мое состояние: отступил от меня и выпрямился.
— А почему вас перепутали с Маклаудом? — спросил он свысока.
— Я ночевал в его комнате, — проговорил я.
Боль отступила, я наконец смог сесть и отодвинуться подальше от убитого. Чувствовал я себя по-идиотски: голый, в одних вымазанных грязью трусах, ободранный и в синяках.
Принесли мятую тряпку и накрыли майора.
Я тупо сидел и чего-то ждал. Может быть, полиции, которая огородит место происшествия желтой лентой и начнет записывать показания свидетелей. Вместо полиции появился Дуглас и начал задавать мне глупые вопросы. Вернее, два вопроса. Я только вздохнул в ответ.
Автору внезапно захотелось порассуждать о рейнджерах.
Строго говоря, рейнджеры – это лесники. Бродят себе по лесам и охраняют их богатство. Еще подходит слово «егеря», которое означает не просто охотников, но охотников, которые присматривают за лесом и зверьем. Однако когда государствам требовались солдаты, умеющие не только строем ходить, но еще и по диким лесам воевать, их, естественно, и набирали из лесников и охотников. И тогда в армии возникали подразделения, которые называются егерями или рейнджерами, в зависимости от географии.
Для Соединенных Штатов, а также для их более ранних предков – английских колоний, — умение воевать в лесу было более чем актуально: европейские методы ведения войны против индейцев не годились. Поэтому при малейшей угрозе на фронтире живо организовывались команды рейнджеров – что-то вроде народного ополчения, потому что хилой в то время ЮС-арми можно было вовремя не дождаться.
Ну и, само собой, методы, которые хороши против индейцев, оказываются не так уж плохи против братьев по крови. Поэтому в Гражданской войне рейнджерские отряды воевали и с той, и с другой стороны. Конечно, всяким чистоплюям подобные нецивилизованные методы казались варварскими, а воюющие в таких отрядах солдаты – натуральными бандитами. И, если честно, порой чистоплюи оказывались правы. Потому что в войне участвовали разные люди, а рейнджерская вольница вполне могла привлекать не только истинных рыцарей.
И майор Джозайя Грин, что уж скрывать, тоже не был ангелом. Это и северяне признавали, что уж говорить о южанах. Те просто считали его головорезом и мародером.
10
Должно быть, Дуглас что-то прочел в моих глазах, потому что вопросов мне больше задавать не стал, отступил и перекинулся парой фраз с Грейвзсом.
— Об этом я даже не подумал, — обескуражено проговорил журналист и обернулся к толстяку, который пришел вместе с ним: – Доктор, мертвый от вас никуда не уйдет. Посмотрите лучше живого.
Доктор опустил край тряпки, которой прикрыли покойника, и повернулся ко мне:
— Ну-с, что у нас?
— У него кровь на шее, — доложил Дуглас.
Доктор бесцеремонно подтянул к себе мою голову, и я чуть не взвыл.
— Да ну, — проговорил он оптимистично. — Это разве кровь? Так, ссадина. И шишка. Ничего страшного, — заключил он, обнаружив, что руки-ноги у меня хоть и побиты, но не переломаны. — Он поднял голову и посмотрел на ближнего негра: – Помогите-ка молодому человеку смыть с себя кровь… и, может быть, из одежды что-нибудь у хозяев найдется? — И, когда меня уводили к дому, крикнул: – И горячего чаю дайте! — а сам снова обернулся к покойнику.
Дуглас в это время стоял, медленно водя взглядом вокруг себя и, похоже, запечатлевал в памяти всю обстановку вокруг: сараи, к которым очень удобно подойти сзади, со стороны пустырей, тачку, на которой меня этой дорогой привезли, саблю в руках растерянного Грейвза, дорожку, где саблю нашли, и, само собой разумеется, людей, которые сбегались посмотреть на место происшествия, затаптывая все следы убийцы, если они, конечно, были.
Меня облили холодной водой (про теплую как-то забыли), вытерли колючим полотенцем, сунули в руки чашку с коричневой бурдой, которую в этом городе называли «кофе» и задумались, что бы такое мне дать из одежды. Хозяин дома, немолодой немец, был в два раза меня шире и на полторы головы ниже. Его сын, тот рыжий отрок лет тринадцати, что приносил нож, до моих габаритов еще не дорос и вряд ли дорастет. В конце концов вспомнили про покойника, решили, что ему уже не понадобится, и принесли мне его старые штаны и исподнюю рубаху. А когда оказалось, что кофе мне согреться не помог, дали старую кожаную майорскую куртку, не иначе, свидетельницу его военных подвигов.