— Ну все-таки… Индейские территории… опасно.
Джейк красноречиво вздохнул. Я почувствовал себя дураком.
— Вот ты как рассуждаешь? — спросил Джейк. — Вот до Форт-Смита тут божья благодать, а сразу за Форт-Смитом дикие индейцы сидят в засаде и прям мечтают снять с нашего Фокси скальп? Да он небось сколько раз через Индейскую территорию проезжал, когда курьером служил. Проезжал? — обернулся Джейк к пленнику. — Или ты в Техас по южной тропе?..
Нецензурное шипение.
— И так, и этак, — перевел Джейк. — Ну так чего бояться?
— А родные? — вспомнил я. — Они ж у него в Арканзасе!
— У тебя есть родичи в Арканзасе? — обернулся Джейк к Фоксу и перевел очередную нецензурщину: – Нет у него родных. Э! Ты что творишь!
Последнее относилось ко мне.
— Ну чего ты лошадь на себя тянешь, бестолочь? — закричал на меня Джейк.
— Так объехать!
Тут уже нецензурно выразился Джейк, хотя квакеру не подобает.
— Да лошадь умнее тебя! — заявил он. — Она сама знает, что ей объезжать и как!
В фургоне веселился Фокс, которого мои упражнения в кучерском деле безмерно развлекали. Это он еще не видел, как я верхом езжу, наверное, уржался бы до полного забвения мата и наконец выдавил из себя хоть что-то, что можно напечатать в детской книжке.
— Ну вот как, как можно дожить до твоих лет и не уметь править? Это же пара, а не какая-нибудь восьмерка цугом, что здесь сложного? У вас в России что, лошадей нет? — возмущался Джейк.
— Нет! — гордо ответил я. — У нас только боевые верблюды!
Джейк меня даже зауважал:
— О, это твари!
Однако вожжи у меня отобрал, заявив, что на сегодня с него волнений хватит.
Место, где храбрые вояки с техническим прогрессом обрезали провод, мы нашли, починили линию и доложили начальнику, что продолжаем двигаться вперед, чтобы переночевать на ближайшей станции. Ночевать на природе нам не хотелось по причине возможных бушвакеров, а деревня была рядом: оставалось проехать через поле, а потом мимо крохотной рощицы и огородов. Телеграфист наш доклад принял, но начальник уже ушел домой, так что выдать нам ЦУ было некому.
Деревня называлась Галлей-крик, а может, Галла-крик, две карты, что были у Нормана, расходились в показаниях; сами же местные жители называли свои несколько домишек «рядом с Поттсом», и понятно почему: Поттс отгрохал себе домину в два с половиной, как здесь выражались, этажа, и на фоне одноэтажных хижин дом этот выглядел натуральным дворцом.
Фрагмент карты 1888 года
Был этот Поттс реальным старожилом и пионером фронтира: семнадцатилетним мальчишкой отправился на Запад с двумя семьями негров, до здешних мест добрался года через четыре, был местным «индейским» агентом (посредником между властями и индейцами в деле отселения краснокожих дальше на запад), а когда земли очистились, получил привилегию почти задарма, за сорок долларов, купить 160 акров, которые потом расширились до 650. Но такое хозяйство не сделало его домоседом: как только в Калифорнии нашли золото, мужик рванул туда в надежде обогатиться. Там он повертелся, потерся, сообразил, что чем землю лопатой ковырять, лучше пару раз смотаться в Арканзас и обратно, чтобы пригнать бычков на продажу, ибо старатели тоже хотят кушать, а цены в Калифорнии в те времена взвились до небес. Вот с этих калифорнийских денег он себе домик и поставил около «военной тропы», а потом, когда по тропе наладилось почтовое сообщение, в домике том сделал отель для проезжающих, а сам стал местным почтмейстером. Ясное дело, с войной почтовый бизнес накрылся, но хозяйство Поттс сохранил крепкое, на зависть соседям.
Дом Поттса
Но все это мы узнали уже вечером, когда стали гостями отеля, а когда мы приехали, нас встретил Поттс собственной персоной и с высоты крыльца спросил, что мы за люди и зачем пожаловали. Узнав, что от телеграфной компании, подобрел: телеграфной конторы у него здесь не было, но он надеялся на расширение – где почта, там и телеграфу место найдется.
Джейк выволок юного Фокса из фургона и поставил того перед выбором: или он ночует у нас в комнате вместо коврика в связанном виде, или же дает слово, что не сбежит, — и тогда пусть изображает приличного постояльца. Юный партизан опять ответил нецензурщиной, на что мистер Поттс посоветовал ему попридержать язык, пока хозяйка не помыла ему рот с мылом, а хозяин дома не отходил его по мягкому месту вожжами.
— И не посмотрим, что ты пленный, — добавил хозяин.
Фокс бросил взгляд на стоящую рядом с Поттсом женщину и пробормотал тихим голосом:
— Прошу прощения, мэм.
— Даешь слово, что не сбежишь? — настойчиво спросил Джейк.
— Даю слово, — послушно повторил Фокс.
Джейк развязал пленника и подтолкнул к крыльцу.
— Поверьте, это для его же пользы, — объяснил он хозяевам. — Незачем ему по окрестностям без дела мотаться. Пусть лучше валит в Техас или Калифорнию, где его никто не знает.
— Пожалуй, — сдержанно согласился хозяин.
— Я могу получить отдельную комнату? — спросил Фокс. — У меня есть деньги. Не отобрали.
— И ведро горячей воды, — сказала хозяйка, окидывая его взглядом. — У нас здесь приличный дом, и свиньи за стол не садятся.
— Да, мэм, — послушно сказал Фокс. — Спасибо, мэм.
Где там мылись Фокс и Норман, я не в курсе, наверное, по своим комнатам, а мы с Джейком без особых затей помылись во дворе, поливая друг друга из ведер.
Вечером правая сторона Фокса еще больше напоминала девушку, а над левой издевалась невестка Поттса, пытаясь намазать синяк то одной целительной мазью, то другой. Фокс покорно сносил все издевательства и помалкивал.
Джейк был в своем репертуаре: у него, конечно же, нашлись знакомые, которых знал мистер Поттс: э, сколько там того населения в Соединенных Штатах? Пустяки! Так что разговорить ветерана фронтира у Джейка получилось на счет «раз-два».
Мы с Норманом почтительно внимали.
Домочадцы (я так почти и не запомнил, кто там сыновья, а кто внуки, кто дочери, а кто невестки; взрослых сыновей, правда, не было), хоть и слышали рассказы патриарха уже не раз, тоже изображали почтительность.
Однако когда потребовалось развлекать хозяев, мы выдвинули из своих рядов Нормана, который рассказал о том, как мы искали кабель около Мемфиса, а потом как-то логично перешел к проблемам прокладки телеграфного кабеля через Атлантику. Я аж заслушался.
Телеграфная полька (лист нотной обложки), полька сочинена в честь прокладки трансатлантического кабеля
В голове не укладывалось, что люди в середине девятнадцатого века вот так запросто способны уложить в океан тысячи километров кабеля, особенно если учесть, что из изолирующих материалов у них была разве что резина. А потом я вспомнил, что Жюль Верн приблизительно в это время преспокойно писал о полетах на Луну, и подумал, а ведь для них эта самая прокладка кабеля была таким же грандиозным проектом, как запуск человека в космос. Проложили ж, хоть это и кажется невероятным. Справились с затуханием сигнала при передаче на дальние расстояния – поставили реле. Потренировались немного на небольших водных преградах – сначала речки всякие, потом Ла-Манш и другие морские проливы, провели эксперимент: а вообще возможно ли отправить сообщение за несколько тысяч километров? Однажды ночью все телеграфные линии Англии и Ирландии были объединены в одну непрерывную цепь длиной пять тысяч миль, пустили ток и доказали, что передача на такое расстояние возможна. Вышли в море два парохода, «Ниагара» и «Агамемнон», и пошли укладывать кабель. Кабель состоял из семи медных проволок, обернутых в три слоя гуттаперчи, сверху был слой просмоленной пеньки, а потом еще и стальная спираль. Задача, конечно, была трудная, и завершить дело удалось лишь с третьей попытки, но в августе 1858 года королева Виктория и тогдашний президент США обменялись приветственными телеграммами. Сто три слова из речи королевы передавали шестнадцать часов.
Тексты телеграфных сообщений королевы и президента
Соединение континентов проводом вызвало ликование во всем цивилизованном мире. В Нью-Йорке устроили грандиозный салют из ста орудий, всюду были развешаны флаги, колокола звонили, ну и между делом горожане подожгли от большого энтузиазма Сити-Холл. Веселиться так веселиться.
Празднование в Сан-Франциско. Хотя им чего, вроде, радоваться, они еще тогда телеграфной связи с восточным побережьем не имели. А все равно радовались, потому что событие по тем временам было грандиозное
И этот кабель проработал всего месяц. Что там с ним случилось – точно не известно. Может быть, морская вода разъела смолу и гуттаперчу, а может, Великий Кракен кусочек откусил. Норман грешил на главного энергетика компании Уайтхауза: тот был доктор медицины и электротехнического образования не имел – так, нахватался по верхам. И с проблемой затухания сигнала (а он таки затухал, надо признаться) пытался справиться усилением мощности. Вот и пережег небось кабель.
Так или иначе, кабель сдох. Возникли даже слухи, что и не работал он вовсе, а телеграммы через океан – это надувательство. Но Компания Атлантического Телеграфа снова собрала денег, заказала тысячи миль другого кабеля, понадежнее, и вот-вот приступит к работе, а может быть, уже и приступила, пока мы тут разговариваем. Для укладки кабеля зафрахтовали самый большой пароход в мире, «Грейт Истерн», и через несколько лет телеграмма через океан будет такой же обычной, как телеграмма из Нью-Йорка в Филадельфию.
Автор полез в вики полюбоваться на «Грейт Истерн» и вздохнул: о, вот это динозавр! Вы только подумайте: он одновременно имел и колеса, и винт, да еще и паруса… ну вот зачем? Для пущей крутизны, не иначе. Его размеры подавляли. Самые большие корабли того времени могли взять четыреста пассажиров. У «Грейт Истерна» одной команды было пятьсот человек, а пассажиров он мог взять четыре тысячи, в том числе первого класса – восемьсот. Только вот никогда он столько пассажиров не брал: в свой первый рейс через океан пароход ушел с 43 пассажирами, обратно вернулся с сотней. Никогда «Грейт Истерн» не ходил с полной загрузкой, как ни пытался, и с учетом всех накладных расходов был просто плавучей финансовой катастрофой. Наконец его наняли телеграфисты: если укладка кабеля пройдет успешно, владельцы получат акции телеграфной компании, если же нет – извините, компания обанкротилась, ваш динозавр работал задарма.