и платят, чтобы увидеть на сцене оборванца», — припечатал Джейк. Пришлось смириться.
Наконец Делл взошел на сцену и подошел к фисгармонии. Дама тяжело уронила руки на клавиши. Фисгармония взвыла особенно громко и немелодично.
— Начнем, пожалуй, — проговорил Делл. — Миссис Браун, прошу вас.
Миссис Браун начала играть «Боевой гимн Республики», на этот раз более уверенно попадая в клавиши, а чтобы зрители в том не сомневались, громко запела.
Народ в зале недружно встал и присоединился к пению. Кто не сильно торопился, того, как Фокса, поднимали толчком в бок.
— А не зря ли мы притащили сюда Фокса? — проговорил я. — Что-то вон тот офицер на него слишком задумчиво поглядывает.
— Если тот офицер арестует Фокса, — сказал Норман, — я отложу выезд на месяц. Это майор Хоуз, он пытается отправить нас из Форт-Смита как можно раньше. Так что задевать нас – не в его интересах.
— Хорошо бы…
Майор Хоуз настолько внимательно изучал девичий профиль Фокса, что забыл о гимне: наклонился и что-то сказал Фоксу на ухо. Фокс коротко ответил. Майор выпрямился, перестал уделять Фоксу повышенное внимание и начал подпевать: «Глори, глори, аллилуйя!..».
Делл дождался конца гимна, постоял, пока все усаживались, а потом толкнул краткую, но пылкую речь о том, что война практически закончилась и жизнь должна стать даже лучше, чем была до войны. Что-то такое сказал о светлом будущем, что вызвало у меня острое чувство дежа-вю: мне это сразу напомнило старые фильмы про первые годы советской власти. Светлое будущее в его представлении было неотделимо от технического прогресса, а представителями прогресса в Форт-Смита на настоящий момент были мы, инженеры телеграфной компании: Норман в своем вычищенном на совесть лейтенантском мундире и я, в чужом костюме. Мы вышли из-за кулис под аплодисменты, Делл нас представил. Норман коротко рассказал примерно то же, что на днях рассказывал Деллу: о кабеле через Миссисипи и о состоянии линий в Арканзасе. Потом они предоставили слово мне, а сами спустились в зал и сели внизу.
Сцена осталась в полном моем распоряжении: две школьные доски, на одной из которой краской был нарисован контур США, несколько штативов, позаимствованных из фотоателье, стол, на котором лежал кое-какой инвентарь, и кафедра с графином и стаканом.
— Меня попросили рассказать, каким будет телеграф и транспорт через сто лет, — начал я и весело посмотрел на зал. — Но я бы был шарлатаном и мошенником, если бы стал утверждать, что точно знаю, какая техника будет применяться в следующем веке. Да что там. Я, если честно, не знаю, какими техническими новинками вы будете пользоваться через десять лет. Однако уже сейчас можно предсказать, куда будет двигаться технический прогресс. Поэтому я лучше расскажу вам сказку о двух юных влюбленных и техническом прогрессе.
Я подошел к карте.
— Где-то тут у нас город Сан-Франциско, — ткнул я пальцем.
Меня со смехом поправили:
— Чуток повыше.
Я передвинул палец повыше:
— И в этом городе живет молодой человек по имени Билл, — я мелом изобразил рядом с калифорнийским побережьем в стиле «точка-точка-запятая и так далее» человечка. Сообщил публике: – Как вы видите, рисовать я тоже не умею.
Публика рассмеялась.
Я для большей наглядности нарисовал на «огуречике» шортики. Потом передвинулся.
— А здесь у нас Нью-Йорк… точно здесь?.. и в Нью-Йорке у нашего Билла есть невеста Кэт, — я нарисовал такого же человечка, только вместо шортиков нарисовал юбочку. — Совсем недавно Кэт посылала Биллу письмо и долго-долго-долго ждала, пока придет ответ.
Я коротко напомнил, что даже Пони-Релай требовалось десять дней, чтобы доставить почту с одно конца континента на другой, а потом показал моток тонкой веревки:
— Это самая обычная веревка, но в нашей сказке она будет играть роль провода, по которому мы будем пускать электрический сигнал. Кстати, обращаю ваше внимание: никогда не прикасайтесь руками к оголенному проводу, в котором может быть электричество…
Рассказывая о технике безопасности при работе с электричеством, я натянул веревку между штативами и удовлетворенно сообщил:
— Ну вот, теперь у нас есть телеграф. Кэт и Билл могут обмениваться новостями, тук-тук-тук, стучит в Нью-Йорке Кэт, — я постучал в ритме морзянки по штативу, — тук-тук-тук, отвечает Билл. Они счастливы. И вот теперь у нас начинается сказка о будущем: давайте будем считать, что трансконтинентальная дорога уже построена и Билл может послать поездом подарок для Кэт. Кэт в восторге, она получила подарок и хочет петь от радости. Увы, но Билл не может услышать ее пение. Или может?
И я рассказал немного о телефоне, признав, что существующие образцы аппарата пока ниже всякой критики, но тем не менее время, когда влюбленные смогут говорить посредством проводной связи – не за горами.
Потом подруга подарила Кэт котенка, Кэт переживала, что Билл не увидит это прелестное существо, и я отправил по телеграфу фотографию – разбив картинку на много-много-много клеточек. Я нарисовал на доске кошачью морду, расчертил ее в клеточку и перенес по клеточкам на другое место. Точка – пустой пиксель, тире – закрашенный. Если клеточки будут очень маленькие и их будет очень много, можно добиться большой точности изображения.
Публика заинтересованно притихла.
Кэт захотела показать Биллу, как ее котенок гоняется за бабочкой. Я объяснил публике принцип кинематографа: много последовательных фотографий, показанных с большой скоростью.
Родители Кэт решили, что Билл не подходящий жених для их дочери и отправили Кэт на пароходе в Англию. Поскольку проводной телеграф на пароход не протянешь, а общаться влюбленным хотелось каждую минуту, мне пришлось изобрести радио, снова помянув байку про невидимый свет. Я снял веревку, натянутую между штативами, и закрепил в штативах по шомполу, которые должны были изображать антенны, излучающие и принимающие невидимый свет.
Пароход наткнулся на айсберг и начал тонуть.
Билл поспешил на помощь. Отвергнув поезд, как слишком медленный транспорт, я посадил было Билла в огромное пушечное ядро, но эту идею пришлось оставить, потому что таким образом Билл и сам погибнет, и Кэт не спасет. Народ в зале большей частью представлял, что такое пушечный снаряд и что вряд ли в пушечном ядре будет так уж комфортно Биллу, поэтому я пересадил Билла в ракету; когда топливо начало выгорать, снабдил ракету крыльями, чтобы она плавно спланировала вниз, а потом присобачил понтоны, чтобы реактивный гидросамолет Билла смог сесть на воду около тонущего корабля и всех спасти. Чтобы уместить всех спасенных пассажиров, мне пришлось придумать ну очень большой самолет, который потом двинулся в сторону Англии на подводных крыльях. В Англии Билл и Кэт обвенчались. Родители Кэт в Нью-Йорке и родители Билла в Сан-Франциско смогли увидеть прямую трансляцию этого события.
В свадебное путешествие Билл и Кэт отправились на Луну. Я красочно описал, как выглядят с орбиты освещенные электричеством огромные города на ночной стороне планеты, какую одежду надо надевать для прогулок по Луне и почему водруженный там флаг не будет красиво развеваться.
К этому времени я малость выдохся, но публике понравилось.
12
— Тебе надо книги писать, — сказал Норман. — С такой-то фантазией.
— Он больше денег заработает, если поедет с этой лекцией по стране, — прагматично заметил Джейк. — А если еще фокусы с настоящим электричеством показывать – вообще на ура пойдет.
— Хорошая мысль, — согласился я и оглянулся на Фокса. Тот шел, глубоко погруженный в мысли. — Не отставай, — сказал я ему. — Вдруг майор Хоуз решит тебя арестовать.
— Не решит, — возразил Норман. — Он предупредил меня, что Льюис – конокрад.
— А ты?
— Я ответил – знаю.
— Я с ним танцевал на Рождество, — проговорил Фокс. — Был бы девицей – ох, беда бы мне была. Сердцеед…
Мы неторопливо шли после лекции домой. Зрители помоложе устроили после представления танцы, но мы не остались: я с непривычки устал, да и костюм мой отправился уже в Ван-Бюрен, Фоксу с его полудетской внешностью нечего там было ловить, Джейк наоборот вдруг признался, что чувствует себя стариком, а Норман заявил, что ему надоели примитивные провинциальные развлечения, и он хочет в оперу: чтоб все пели исключительно на итальянском и ничего понятно не было.
— Спой ему что-нибудь по-русски, — посоветовал мне Джейк, но я сказал, что у меня нет ни слуха, ни голоса.
Когда мы подходили уже к фургону, Фокса подозвал к себе хозяин дома, во дворе которого мы остановились.
— Нас, оказывается, пытались обворовать, — обернулся Фокс к нам, выслушав его.
Кто-то неизвестный в течение одного вечера дважды пытался забраться в наш фургон.
— Зачем? — удивился Джейк. — У нас ни денег, ни вещей… Вот разве у мистера Ирвинга саквояж.
— Да и там ничего ценного, — растерянно сказал Норман. — Одежда, книги. Готовальня еще, но кому она здесь нужна? А часы и деньги – все при мне. Инструменты и моток провода?
— Инструменты мы в дом занесли на всякий случай, — напомнил Джейк. — Пусть в кладовке полежат.
— У меня самый ценный предмет огниво, — сказал я. — А так тоже – одежда и книги.
— У меня вместо огнива бритва, а остальное то же самое, — подвел итог Джейк и посмотрел на Фокса. — Признавайся, чего такого ценного у Дана взял.
— У Дана? — удивился Фокс. — Деньги, большей частью конфедератские – ими сейчас только подтереться. Несколько колец – но я их уже ювелиру отнес. Часы себе оставил, серебряные. И все.
— Покажи часы, — велел Джейк.
Фокс вынул из внутреннего кармана куртки часы. Джейк посмотрел:
— Вроде действительно серебряные, брильянтами не усыпаны, — вернул часы Фоксу. — Так что же вору понадобилось, а?
Так и не поняв, что именно кому-то могло понадобиться у нас в фургоне, мы расстелили одеяла и легли спать, причем Джейк выговорил Фоксу, что тот кольца-то продал, а одеяла себе так и не купил. Фокс отбрехивался: мол, ночи сейчас теплые.