Уйти на Запад — страница 36 из 51

— Может, ругательство какое, — с подозрением заметил Джейк. Тем не менее бумагу он бережно сложил и осторожно засунул за обложку зеркальца-книжки.

Решили, что лучше они будут держать путь к Канадской реке по тропе Шауни, а там уже будут разбираться, как быстрее и, главное, безопаснее. Хоть война и закончилась, а разбоя на дорогах Индейской территории меньше не стало: и бушвакеры, и джейхоукеры, и всякий разный темный народец без определенных политический воззрений, да и сами индейцы тоже ангелами не были, что цивилизованные, что дикие. У Джейка с Фоксом, правда, и брать особо нечего, но народ в этих краях был такой, что и за пару долларов жизнь потерять можно.

Мы решили малость схитрить: не увольнять Джейка и Фокса, а сделать вид, будто они посланы в командировку, потому что в предыдущем предписании «Вестерн-Континентал» такая возможность предполагалась: связать Техас и Канзас телеграфной линией напрямую. Только вместо того, чтобы от Канадской реки направиться в восточный Канзас, Джейк и Фокс, скорее всего, отклонятся к Форт-Аткинсону.

— Не знаю – а точно ли там сейчас есть форт, — с сомнением сказал Норман и зарылся в карты, выбирая самую последнюю. — Может, и нет там сейчас никакого форта, ликвидировали во время войны… — он нашел одну из самых новых карт, провел пальцем по Канзасу и сказал с некоторым недоумением: – Хм, есть форт. Форт-Додж.

— Странное какое-то название, — подозрительно проговорил Джейк, глядя на точку на карте. — Как бы нам там пустое место не обнаружить.

— Это – тропа на Санта-Фе, — сказал Фокс, тыкая пальцем в подозрительную точку. — Хоть что-то в тех местах да найдем. Да там и телеграф есть, если я не ошибаюсь.

Норман развернул карту западных телеграфных линий.

— Есть телеграф, — сказал он. — А этого Доджа нету.

— Свеженький форт, — заключил Джейк. — Жить негде, палатки, землянки, блохи и дизентерия.

— И индейцев больше, чем блох, — добавил Фокс.

Мы посмотрели на карту.

— Может быть, по Канадской реке пойти на Альбукерке? — неуверенно предложил Норман.

— Один хрен, — сказал Фокс.

Расставаться с ребятами не хотелось, но в такой дороге, которая им предстояла, я был бы им обузой. В седле я сидел уже уверенней, чем неделю назад, но честно признаться, ездок из меня был хреновый.

— А может, подождет тот Денвер-сити? — задал вопрос в пространство я. Однако от меня отмахнулись, даже Норман укоризненно посмотрел: чего уже колебаться, раз решили.

— В общем, добираетесь до телеграфа, — инструктировал он Джейка, — все равно где, в Денвер-сити ли, в Додже этом, еще где, предъявляешь удостоверение, которое я тебе в Форт-Смите выдал. Есть удостоверение? — на всякий случай спросил он.

Джейк приложил руку к карману, где лежало зеркальце. Футляр зеркальца он приспособил для хранения важных бумажек.

— Вот, предъявишь, — продолжал Норман. — И посылаешь телеграмму в главную контору: задание выполнено, маршрут пройден, отчет будет выслан почтой. Только не забудь: служебную телеграмму, не платную. Потом тоже служебную – нам, — Норман посмотрел на карту. — Думаю, в Монро, Луизиана. Прибыли, мол, в Додж. Приехали в Денвер-сити – телеграмму, что приехали. Пишешь отчет…

— Как отчет? — неприятно удивился Джейк.

— Обыкновенно, — сказал Норман. — Описываешь, каким маршрутом, как, какой рельеф, где брать лес для столбов, пересекаемые реки – надо ли строить мачты… ну ты же говорил, это легче, чем ямы копать…

Джейк хмыкнул.

— Ладно, сделаю, — ответил он.

— Я тебе блокнот дам, каждый день будешь записывать, а уже потом в Денвере распишешь все подробнее, — продолжил Норман. — Потому что главная контора должна знать, что вы не так просто прогулялись до Канзаса. А я в отчете напишу, что сначала вас в маршрут отправил, а потом новый приказ получил. Думаю, они не станут разыскивать миссис Грэм, чтобы узнать у нее, когда мы письмо получили.

В дорогу ребят собрали быстро, да собственно, и собирать было нечего.

Земли вокруг станции около Ред-ривер принадлежали индейскому семейству Кольбер. Мы обменяли у какого-то из этих Кольберов наш фургон и двух упряжных лошадей на пару лошадей, привычных к седлу. Фокс торговался как бешеный, а потом еще очень тщательно проверял, как эта пара описана в купчей: быть обвиненным на Индейской территории в конокрадстве ему не хотелось.

Итого у Джейка с Фоксом для путешествия были четыре лошади, а у нас не осталось ни одной. Наших пожитков в фургоне было мало, мы мигом распределили, кто что берет, а я еще всучил Джейку свою кожаную куртку… ну как свою?.. наследство майора Грина. Погоды стояли уже летние, мне она вроде и не нужна была, а Джейку могла в дороге пригодиться. Конечно, летняя Оклахома – не самое холодное место на земле, но в летней Луизиане, казалось мне, куртка тем более не нужна.

Утром следующего дня мы попрощались с Джейком и Фоксом, потом Норман взял напрокат у этого самого Кольбера лошадь и отправился доделывать проект линии до Шермана, Техас, а я остался над кучкой наших вещей – не столько караулить это барахло, как поджидать и в случае чего удерживать отход парохода. Пароход вот-вот должен был покинуть Престон-Бенд и пройти мимо пристани Кольбера вниз по течению. Поскольку навигация на Ред-ривер заканчивалась (по крайней мере, на отрезке реки выше Шривпорта), упускать последний пароход было опрометчиво.

Я сидел под навесом на пристани Кольбера, смотрел, как негритянские детишки ловят рыбу на глубине под крутым берегом, и поглядывал то направо, в сторону Престон-Бенда, то вперед, не видать ли там вдали за рекой Нормана. Мальчишки наловили рыбы разве что на ужин кошке, Норман вернулся еще засветло и успел к вечернему рейсу парома, а пароход так и не показался вдали, хотя дым над далекими деревьями висел. Мы уж было решили, что пароход там сел на мель и навигация на Ред-ривер таки закончилась, но миссис Кольбер была абсолютно уверена, что пароход придет, и он появился как раз тогда, когда нас позвали к столу. Ужинали на веранде, где от реки чувствовался ветерок – не скажу, прохладный, но все же не такой горячий, как воздух над сушей. Я откусил было кусок пирога, и тут на крыльце появился негритенок лет семи и без слов замахал руками. Миссис Кольбер выглянула:

— Не спешите, господа, он еще не скоро сюда придет, — сказала она, и оказалась права. Мы успели поесть, а потом еще с полчаса ожидали на пристани, когда с неторопливо подошедшего парохода наконец перебросили сходни.

Чернокожие матросы перенесли наш багаж, один из них показал нам спальные места в общей каюте. Пассажиры в большинстве спали.

— Чур, я на нижней полке, — шепотом сказал Норман. Я кивнул. Стюард пододвинул мне лесенку, я забрался на узкую полку и лег на тощий матрасик. Занавеску, которая отделяла койку от каюты, я хотел оставить отдернутой, чтобы хоть немного продувало, но немного погодя стюард прошел и восстановил внешние приличия, прикрывая заснувших пассажиров от посторонних взглядов. Я уже почти заснул и не протестовал. Сквозь сон я слышал, как переговариваются на пристани люди, перегружающие на пароход тюки с грузами. Ночью я еще несколько раз просыпался, удивляясь, где это мы находимся. Перекликались матросы, промеряющие глубины, и я вспоминал: а, мы на Ред-ривер. Джейк и Фокс уехали на север, и мы их долго не увидим.

Утром обнаружилось, что несмотря на все пыхтение пароход продвинулся не очень далеко: мели и коряги затрудняли движение, и ночью лоцман больше примерялся, как проходить будет, чем действительно шел вперед. Глянул я за борт: ой, мама, да мы практически брюхом песок царапаем. Какие там семь футов под килем? Семь дюймов – это точнее будет. Капитан нам достался из тех, что пароход по лугу проведут, если роса будет обильная. Да еще, похоже, тертый малый, который может договориться и с теми, и с этими. На Ред-ривер, строго говоря, война еще не закончилась, генерал Стэнд Уэйти еще не подписал капитуляцию, а нам как раз путь мимо Доуксвиля, где сейчас велись переговоры о сдаче. Интересно, а не стреляют ли там?

Однако Норман, когда я спросил у него о Доуксвиле и генерале, просто пожал плечами и сказал: доплывем – тогда и видно будет. А пока нам надо сделать отчет. И мы одолжили у буфетчика дверку шкафа, положили ее на табуретки под навесом на прогулочной палубе, разложили карты, свои заметки и начали сочинять отчет. К творческому процессу каллиграфии Норман меня не допустил: насмотревшись на мой почерк, он уверился в том, что русские пишут иероглифами, а начальство иероглифических отчетов не любит. Поэтому я чертил, а Норман занимался чистописанием.

Мы не очень торопились, времени в нашем распоряжении было много, стояла жара, и я даже завидовал неграм-матросам, которые временами шли с шестами впереди парохода, промеряя глубины. Шесты им были скорее вместо тростей, потому что глубины в Ред-ривер были примерно по колено. Но все же когда глубина заметно менялась, негр останавливался, глубокомысленно мерил шестом уровень воды и, сверяясь с отметками на шесте, кричал на пароход результаты. Иной раз мелело критически, и тогда пароход тыкался, как слепой кутенок, выбирая дорогу дюймом поглубже. Иногда и это не помогало, и тогда на пароходе начинались какие-то таинственные рокировки грузов: здесь опустить, здесь приподнять, и пароход каким-то образом переползал отмель, где не то что курица, а и цыпленок вброд речку перейдет. Но, к счастью, еще оставалось много мест, где негру было выше колена, и тогда наш пароход мчался вперед, как будто собирался бороться за звание самого быстрого парохода в долине Миссисипи – до ближайшей отмели.

Около Форта Таусон мы наконец узнали, что подходить будем только к техасскому берегу, а кому надо в Доуксвиль – пусть переправляется через речку сам. Нам особо и не надо было, и самый крупный город на Индейской территории обошелся без нас. Правда, люди на пароходе поговаривали, что Доуксвиль уже не тот: малость захирел, причем хиреть начал еще до войны, когда военные ушли из Форта Таусон. Тогда и столицу чокто перенесли дальше на запад. А так да – большой город: кузня, мельница, колесник, шорник и фургонный мастер, врач, хороший трактир, отель, магазины, церковь и две газеты (одна на языке чокто). Однако война разорила окрестные плантации, и не для кого стало держать кузню и отель с магазинами. Где-то там сейчас уговаривали сдаться Стэнд Уэйти, бригадного генерала Конфедерации и заодно главного вождя чероки. Все генералы южан уже посдавались, а этот вбивал свое имя в историю накрепко: последний воин Конфедерации!