Стэнд – это перевод на английский имени Девагата, «стоящий крепко», а при крещении наш бригадный генерал получил имя Айзек.
Стэнд Уэйти
Вероятно, читатели не воображают Стэнд Уэйти этаким постаревшим чингачгуком в орлиных перьях, раз уж автор периодически поминает «индейских джентльменов». Среди восточных индейцев «джентльмены» были, разумеется, тонкой прослойкой, но что поделать, раз эта прослойка была на самом верху, среди племенной знати? Да и сами восточные индейцы уже к моменту основания английских колоний на Атлантическом берегу были не такими уж дикарями: они занимались сельским хозяйством, выращивали кукурузу, тыквы, фасоль; охотой и рыболовством, конечно, не пренебрегали и с готовностью воспринимали новое. Первые европейские колонисты укладом жизни сильно от них не отличались, потому что через океан много товаров не перетащишь, а местное производство наладили не сразу. Потом, конечно, белые обустроились получше, но и краснокожие кое-что у них заимствовали.
К началу девятнадцатого века соприкосновение культур шло уже не первое столетие. Ну и насоприкасались до такой степени, что места в племенной верхушке начали занимать метисы. Но это с нашей точки зрения они метисы, а с точки зрения какого-нибудь чероки, если шотландец женится на индианке, то их дети – индейцы. И если англичанин женится на дочери этого шотландца, то их дети – индейцы. И если ирландец женится на дочери этого англичанина – то их дети, сами понимаете, опять-таки настоящие индейцы. А потом какой-нибудь заезжий европейский этнограф рассказывает в Париже о встреченных им около Великих Озер лилейно-белых голубоглазых индейцах, производя их генеалогию от каких-нибудь древних викингов. А все гораздо проще.
Матрилинейной системы наследования придерживались не все индейцы современной территории Соединенных Штатов, но автор склонен упрощать и передергивать факты, и с удовольствием все упрощает и передергивает. Но даже и без передергиваний один из вождей чероки описываемого времени Джон Росс в жилах своих индейской крови имел только восьмую часть – но поскольку вся эта восьмая часть пришла к нему по женской линии, то был он настоящим индейцем и вождем стал по праву, хотя внешность имел вполне белую: каштановые волосы и синие глаза. Злые языки поговаривали, что он плохо понимал язык чероки. Образование Джон Росс получил в одной из школ для индейцев на территории нынешнего штата Теннесси, потом стал индейским агентом в Арканзасе, потом был адъютантом в черокском полку во время войны 1812 года (у американцев тоже была такая война, но вовсе не с Наполеоном). После войны он вышел в отставку и занялся хозяйством: завел плантацию табака, паромную переправу, около которой потом развился город Чаттануга (ага, «чу-чу» помните? Нет? Автор тоже помнит в основном по монологу Александра Филиппенко, а ведь когда-то крутой шлягер был). К сорока годам Джон Росс был одним из пяти самых богатых чероки. Самым богатым в то время считался майор Ридж.
Майор Ридж
Кто был отцом майора Риджа – в общем-то неважно, раз мамой была дочь шотландского торговца и индианки, то есть, Ридж тоже был чистейшей воды чероки по женской линии. Папой его все же считают индейца. Авторитет себе Ридж завоевал военными подвигами, воевал и против американцев, и в союзе с американцами, и за жестокость был прозван Васильевичем… ой, это не про него!.. за доблесть был прозван Nunnehidihi (тот, кто убивает врага на его пути), каковое имя американцы сократили в Pathkiller, а поскольку у чероков уже был один Пэткиллер, молодой воин стал Пэткиллером II. Потом воин обратился к политической деятельности, и сменил свое имя на Ganundalegi (тот, кто поднимается на вершину горы), каковое имя американцы сократили до Ридж. В 1814 году, когда Ридж привел свой отряд под командование генерала Эндрю Джексона во время крикской кампании, он получил звание майора, которое стало частью его «европейского» имени.
Майор Ридж имел плантации, рабов, паромную переправу, и долю в торговле ситцем и шелковыми тканями.
Майор Ридж был неграмотен, но сына своего Джона послал учиться к белым. Матерью Джона Риджа стала женщина смешанной крови Sehoya, известная как Suzannah Catherine Wickett. Судя потому, что никаких вопросов о правах Джона не возникало, можно полагать, что с матрилинейной точки зрения у него все было в порядке.
Джон Ридж
Братом майора Риджа был Дэвид Увейти (Uwatie, на языке чероки «древний»). Дэвид тоже женился на женщине смешанной крови. Наиболее известны два его сына Бак Увейти, который во время учебы в колледже взял себе имя Илайес Будинот, и помянутый выше Стэнд, который малость англизировал свою фамилию, удалив из нее первую букву.
Илайес Будинот
Таковы были молодые реформаторы, которые в начале девятнадцатого века превратили Племя Чероки в конституционную республику. Если автор не упоминает в их числе братьев Хикс и Джеймса Ванна, то только потому, что и у них было то же самое: четверть черокской крови, унаследованная от бабушки через маму, бурная боевая и политическая карьера, плантации, рабы, большие доходы и ориентация на европейскую культуру. Правда, Хиксы и Ванн не дожили до раскола племени на сторонников Росса и сторонников Риджа. Оно, может быть, и к счастью.
Об этих молодых реформаторах неплохо было бы замутить большую семейную сагу протяженностью лет так в сто: с эпическими героями, храбрыми воинами, с вождями, предавшими интересы племени, пока герои воевали, с политическим переворотом, созданием нового, счастливого государства, а потом с противоречиями внутри партии, когда начинаешь видеть предателей в бывших друзьях, затем политические убийства и кровная месть, ненадежное замирение и снова вражда… но это как-то не по профилю автора.
17
Мы себе спокойно занимались отчетом, когда подошел стюард и сообщил:
— Какой-то джентльмен роется в ваших вещах, сар…
Я ринулся в каюту посмотреть, что там за джентльмен заинтересовался моими пожитками, но увидел только свой распотрошенный мешок и жалкую кучку одежды на полу.
Один из игроков в покер, которые занимали стол посреди каюты, глянул на меня и мотнул головой в сторону двери, выходящей на правый борт. Я выскочил на палубу и увидел удаляющуюся в сторону зарослей на техасском берегу фигуру.
Рядом с карабином в руках возник Норман.
— Что пропало? — деловито спросил он, наводя оружие на цель.
— Да нечему пропадать-то!
Уровень воды в реке был аккурат такой, как «в общем, вам по пояс будет», поэтому мужик продвигался довольно шустро.
— Дурная привычка – стрелять в спину, — задумчиво проговорил Норман, глядя вдоль ствола.
— Ну и не стреляй, — сказал я. — Пусть дальше летит, баклан.
Мужик добрался до зарослей и, уже полускрытый кустами, оглянулся и присел.
Норман опустил карабин.
— Пусть летит, — согласился он. — А ты все-таки проверь все ли на месте.
Я вернулся в каюту и начал собирать вещички в мешок.
— Интересная тряпочка, — заметил тот игрок в покер. — Это сейчас в Европе такое белье носят?
— Самый писк моды, — сказал я, пряча дареные Дугласом трусы в мешок. — Самые большие модники постельное белье, пижамы и трусы из ткани одной расцветки делают.
— Пижамы?
— Костюм для сна, — объяснил я, засунул в мешок свернутое одеяло и подвел итог: – Вроде ничего не пропало.
— А он не нашел того, что искал, — пояснил игрок. — Вытряхнул вещи, выматерился и сбежал.
— Не перебирал вещи? — спросил Норман.
— Нет. Вывалил вещи, глянул сверху – и все.
— Странно… — промолвил Норман.
Мы вышли на прогулочную палубу, сели и вроде как продолжили работать над отчетом, но рабочее настроение пропало.
— Куртка, — наконец сообразил я. — Куртку он искал!
— А чего такого ценного в твоей куртке? — спросил Норман.
— Так ведь куртка не моя, а майора Грина, — пояснил я.
— Майора Джозайи Грина? — переспросил Норман. О майоре он был наслышан, но вот подробности его смерти до него не дошли.
Я пересказал историю своего похищения, старательно изъяв из нее все следы участия Джейка.
— А потом Мэрфи – это вестовой Грина – за каким-то чертом околачивался под нашим окном!
Норман вспомнил:
— И кто-то лазил к нам в фургон в Форт-Смите, да хозяин дома вспугнул! Что ж там такого в той куртке? Пуговицы из бриллиантов, что ли?
— Я б заметил, — возразил я. — Что-то другое.
— А эти выстрелы у дома Поттса? — медленно проговорил Норман. — Кому-то очень не хотелось, чтобы нас перестреляли.
— Ну да, — сказал я, — тогда бы куртку пришлось бы воровать не у мирных телеграфистов, а у банды бушвакеров…
Мы взяли листок бумаги и прикинули, а много ли было возможностей изъять куртку по возможности скрытно, не прибегая к открытому грабежу. Получалось – не очень-то много: то на пароходе Норман не выходит из каюты, запоем читая «Квартеронку», а когда выходит, то там остаемся мы с Джейком, или хотя бы один из нас; то нас сопровождают кавалеристы от Литл-рока до Льюисбурга, а потом вдруг прибавился Фокс и стало еще меньше вероятности, что куртка останется без присмотра. А ведь Мэрфи еще самому надо было как-то передвигаться, добывать лошадей, спать, есть… когда ж выслеживать? Не удивительно, что нервы у него в конце концов не выдержали: сколько ж можно время терять!
— Что ж он нас не перестрелял, как банду Дана? — задумался я.
— Ну во-первых, банду не он один перестрелял, а еще и Фокс, — рассудительно заметил Норман. — А во-вторых, посмотрев, как стреляет Фокс, лично я поостерегся бы с нами связываться. А ведь он еще не видел, как стреляю я. Или Джейк. Или ты.
Я подумал, что Мэрфи отлично рассмотрел, как Джейк рубит саблей, но промолчал.
— Надо бы Джейку как-нибудь сообщить, — проговорил я.
— Как? — спросил Норман. — Он хорошо если через две недели до этого Форт-Доджа доберется!