Пришел Норман, которому я послал записку с каким-то молодым негром, расписался в ведомости, обрадовался, как и я, кабелю. Он еще заходил на почту, а там нам прислали новую пачку карт, в том числе, что ценно, и копию той, по которой еще до войны планировали вести трассу железнодорожники. Нам надлежало следовать линии будущей железной дороги и не очень от нее отдаляться. Фактически полработы за нас железнодорожники сделали. Так что мы обсудили, где конкретно будем делать выходы кабеля на обоих берегах реки, пообедали в приютившем нас доме и, пока световой день не кончился, разбежались в разные стороны: Норман уточнять, сможет ли подрядчик построить нам будки для перехода воздушной линии в кабельную или надо искать кого-нибудь еще, а я к паромщику – устанавливать на паром барабан с кабелем. У меня вообще было опасение, что плоскодонка, называемая здесь паромом, барабан не выдержит. Нет, выдержала, к моей радости.
Назавтра мы с паромом изображали из себя «Грейт Истерн», а Норман разбирался с делами на суше. А через день, когда мы с Норманом подключали кабель к воздушке уже на другом берегу реки, на набережной возникла фигура телеграфиста, аж подпрыгивающего от усердия.
— Джейк проявился! — обрадовался я, и мы, бросив дела, поспешили к лодке.
— Не обязательно, — ответил на ходу Норман. — Я послал в Форт-Додж запрос, не слыхали ли они там об идущих с юга телеграфистах.
Так и оказалось: Джейк с Фоксом не появились, Форт-Додж о них ничего не знает. Норман оставил телеграфисту новую порцию ЦУ и мы вернулись к работе. Впереди лежали почти сто миль до Шривпорта.
В отличие от Монро – президента и парохода, город Шривпорт поименовал себя в честь одного из основателей, капитана Шрива. Человек это был незаурядный: в свое время он изменил компоновку парохода, поставил паровой двигатель как бы стоймя, отчего на палубе парохода появилось больше места для груза. Более того, он первый сделал миссисипские пароходы многопалубными – благодаря чему пароходы на Миссисипи и стали выглядеть, как плавучие дворцы. Но и это еще не все. В Миссисипи и ее притоках самое опасное – это донные коряги, плавник, топляк, в общем разного рода останки деревьев, попадающих в воду с подмытых берегов. Идущее на всех парах судно может разворотить себе все днище, налетев на такую корягу, поэтому плавающий мусор такого рода старались вылавливать. Хуже было, когда коряга цеплялась за дно, на нее цеплялась еще коряга, потом еще и еще – образовывался остров, а там глядишь – и вся река уже перекрыта. На Ред-ривер образовался самый выдающийся затор в долине Миссисипи: его длина была больше сто пятидесяти миль, и образовался он не за год, и даже не за век, а как бы не за тысячелетие. В некоторых местах древесный мусор загатил реку настолько плотно, что там мог проехать человек на лошади. Так вот, капитан Шрив построил пароход-катамаран, установил на нем особое оборудование и пошел дергать из рек коряги, дергать и пилить. Почистил Огайо, Миссури и Миссисипи, принялся за Ред-ривер: дергал и пилил, пока не кончились ассигнования. Ну и город основал между делом на расчищенном берегу. Ассигнования закончились, а миль тридцать затора выше Шривпорта еще остались: пароход уже мог пройти, но надо было подергать остатки, а то снова фарватер зарастет. Шрив удалился на покой, а Конгресс тем временем размышлял, что дешевле: то ли снова дергать-пилить затор, то ли пустить в обход железную дорогу. Вроде как решили строить дорогу, а тут и война началась – и западные форты так и остались без удобной дороги для снабжения, так как река снова забилась. Интересно, что они там решат после войны, но это, впрочем, дело не наше.
Наше дело – столбы вкапывать да провода развешивать… ну, вернее, присматривать, чтобы это делали негры. Хоть Норман и происходил из почтенной мэрилендской семьи, которая ничего плохого во владении неграми не находила, все же командование обеими нашими бригадами он передоверил местным белым бригадирам, рекомендованным тем человеком, что поставлял нам бревна и сдал нам в аренду несколько повозок и фургонов. Честно говоря, мы с Норманом практически не понимали, что негры говорят. Более того, мы не всегда понимали, что говорят белые! Норману даже не очень помогало знание французского. А уж мне можно было прямиком переходить на язык жестов.
Вечерами я сидел и прикладывал линейку к карте. Ну не может быть, чтобы Джейк с Фоксом ехали так медленно!
— Да что угодно может случиться, — сказал Норман, глядя на карту через мое плечо. — Лошади пали, например, и они идут пешком. Или река разлилась – и идут в обход.
И я, и Норман понимали, что это были не самые плохие варианты. В том краю, где сейчас были наши ребята, опасностей хватало. И так называемые цивилизованные индейцы были не такими уж цивилизованными, если вспомнить рубашку, украшенную скальпами, которую мы видали на землях чокто. Что уж говорить о диких индейцах, которые чувствовали себя на западе Индейских территорий как дома.
4
Фокс вздрогнул и открыл глаза. Сквозь сон он услышал лошадей. Он не мог спутать!
Он осторожно выглянул, стараясь двигаться беззвучно, в одну сторону, во вторую – и вдали увидел лошадей. Без всадников, но с привязанными к спинами одеялами. Индейские лошади. Ай как плохо-то! Только индейцев им для полного счастья и не хватало.
И где те индейцы? Небось подползли совсем близко и смотрят из травы.
— Эй, в кустах! — послышался голос. — Выходите, не тронем.
Говорили по-английски, но с явным индейским выговором. Однако то, что пошли на переговоры, уже было хорошим признаком. Впрочем, не обязательно.
— Ага, так и поверили, — ответил Фокс. — Мы мирные телеграфисты, что с нас взять? Проходите мимо, — и проворно сдвинулся в сторону.
— Телеграфисты? — спросил другой голос откуда-то много левее и дальше. Кажется, это был белый. Если судить по выговору. А может быть, индеец-джентльмен. — Миллер с вами?
— Какой Миллер? — удивился Фокс и снова поменял позицию.
— Из России Миллер, — пояснил голос.
— Он в Луизиане, — ответил Фокс.
Разбуженный криками Джейк, который помалкивал, прислушиваясь к разговору, наконец вмешался:
— Маклауд, это ты, что ли?
— Я, — согласился голос. — Я подойду, вы не стреляйте.
— Подходи, — крикнул Фокс.
Из травы поднялся индеец и пошел к зарослям. Вполне настоящий индеец, с перьями на голове, в раскраске, — все как полагается. Разве что глаза серые.
— Как поживаете? — спросил он светски.
— Ничё так, — пробормотал Фокс.
Джейк разглядывал индейца с детским интересом.
— Одолжили костюмчик у кузена Арчи, мистер Маклауд? — спросил он с ухмылкой. — Должен ли я говорить вам «Хачо»?
— Бэйзон, — сказал индеец. — Когда я в таком костюме, мне надо говорить «Бэйзон!».
— Это Фокс Льюис, — сказал Джейк. — А это Дуглас Маклауд.
— Не то шпион, не то индейский агент? — переспросил Фокс. — Как же, слыхал.
— Фокс Льюис? — спросил Дуглас, разглядывая молодого человека. — Знаменитый арканзасский бушвакер?
— Ну уж знаменитый… — пробормотал Фокс, ничуть не смущаясь. — Но было дело.
За каким делом Маклауда в таком виде носило по здешним окрестностям, он скромно промолчал; упомянул только, что какие-то люди обстреляли индейское стойбище неподалеку и угнали лошадей. Убитых нет, и то хорошо: в стойбище были только старики, женщины и дети. Мужчины вернулись с охоты и по остывающим следам двинулись в погоню. Следы привели сюда.
— Угу, — сказал Фокс. — А тут мы, все из себя такие безлошадные и ограбленные.
— Было что грабить? — спросил Дуглас.
— Вроде как было, — потер ладонью щеку Джейк. — Понять бы еще – что.
— У этих… ну, грабителей… лошади индейские были, — сообщил Фокс. — С седлами, но индейские.
— Ага. — Дуглас удалился, присел в траву. Несколько минут спустя на конях как по волшебству появились всадники. Один из индейцев подъехал ближе, оставил около поднявшегося из травы Дугласа двух лошадей – одну с седлом, другую вьючную. И индейцы уехали.
— Доедем как-нибудь до Форт-Доджа втроем, — сказал Дуглас.
— Хорошо, что индейцы были мирные, — заметил Джейк, садясь и морщась.
— Мирные? — переспросил Дуглас с сомнением. — Да, мирные, — он посмотрел вслед индейцам. — Я пойду умоюсь, а вы тут собирайтесь.
Когда он вернулся, Фокс перераспределил поклажу и оседлывал лошадь. Джейк сидел и сосредоточенно пытался соорудить одной рукой что-то вроде перевязи.
— Лучше примотать руку к телу, и все, — посоветовал Дуглас. Он не только смыл раскраску с лица, но еще и волосы прополоскал, отчего они заметно посветлели. Перьевой убор он сложил и обернул платком, зато откуда-то достал кепи армейского образца, и хотя он так и не переоделся, сразу стало очевидно, что он все-таки белый. — Что там такого непонятного у вас украли?
— Куртку майора Грина помнишь?
— Ну.
— В ней было письмо на французском. Ради него нас и грабили, похоже.
— Ага, — принял к сведению Дуглас. — Письмо вы, конечно, не прочитали…
— Я не знаю французской грамоты, — сказал Джейк. — А Фокс и нашей не знает.
— Не ври, — издали предостерег Фокс. — Я читать умею.
— Зато пишешь непонятно что, — возразил Джейк.
— Адреса прочитали и запомнили, — сказал Фокс, подходя. — От мадамы Сейнт-Люк Деспиней в Луизиане для мисс Юджинии Сейнт-Люк в Бостоне, Массачусетс, — он взял блокнот и изобразил на память что помнил из адресов. С бостонским адресом, написанным по-английски, все было понятно: и улицу, и хозяйку пансиона Фокс запомнил как будто точно. Но в луизианском адресе, написанном по-французски, Джейк не разобрал практически ничего, а Фокс запомненное наполовину переврал, потому что тупо воспроизвести несколько слов на неизвестном языке не поможет даже отличная зрительная память.
Дуглас с сомнением исправил написание нескольких слов.
— И еще там был чертеж, — добавил под конец Джейк.
— Совсем хорошо, — пробормотал Дуглас.