Свидетельствует Генри Пикер, некоторое время служивший в ставке Гитлера и записывавший застольные разговоры: «Сегодня за обедом шеф рассказывал о своей политической борьбе. Уже в начале политической деятельности он заявил, что главное не в том, чтобы привлечь на свою сторону жаждущее лишь порядка и спокойствия бюргерство, чья политическая позиция продиктована прежде всего трусостью, но в том, чтобы воодушевить своими идеями рабочих. И все первые годы борьбы ушли на то, чтобы привлечь рабочих на сторону НСДАП». Средства для этого использовались самые примитивные, грубые, но действенные: на митинги нацисты приходили без галстуков и воротничков, скромно одетые, удаляли своих противников из зала вульгарным мордобоем, разгоняли митинги других партий, провоцируя драки и потасовки. И, надо сказать, весьма и весьма преуспели!
Подстать контингенту была и первая, оглашенная в 1920 г. в мюнхенской пивной, партийная программа: пункт 11 гласил об отмене нетрудовых доходов; пункт 12 — о национализации трестов; 13 — о дележе прибылей крупных промышленных предприятий с государством, 14 — о ликвидации земельной ренты и спекуляции землей; 18 — о смертной казни изменникам, ростовщикам и спекулянтам; 16 — о сохранении «здоровой буржуазии», но притом передаче универмагов в общественную собственность и в аренду мелким продавцам по низкой цене. Однако уже в том, 1920 году, Гитлер выразил свое согласие с тезисом Людендорфа: «Политика национал-патриотов не должна быть ни коммунистической, ни капиталистической». И в дальнейшем, размышляя над проблемами строительства партии, нации, государства, Гитлер неуклонно расширял свою социальную базу. Его идеология развивалась адекватно. Уже в 1922 году Гитлер охарактеризовал свое Движение как «союз рабочих физического и умственного труда для борьбы с марксизмом», но при этом подчеркивал: «Если мы хотим покончить с большевизмом, необходимо ограничить власть капитала». Так постепенно выкристаллизовывалась идея корпортативного государства, идея классовой гармонии.
В соответствии с этой идеей, возглавляемое Гитлером движение «ломало все социальные перегородки и привлекало самых разных людей — интеллектуалов, уличных драчунов, люмпенов, фанатиков, идеалистов, принципиальных и беспринципных, простолюдинов и аристократов. В его партию шли негодяи и люди доброй воли, писатели и художники, чернорабочие и лавочники, зубные врачи и студенты, солдаты и священники (то есть, нация как таковая — А.С.). Он апеллировал и к самым широким слоям общества и был настолько великодушным, что принимал… всех, кто готов был бороться против "еврейского марксизма" и отдать жизнь за возрождение Германии» (Толанд).
Движение не меняло названия, в нем по-прежнему фигурировал «социализм». Но какой?! В речи от 28.06.22 г. Гитлер заявил: «Тот, кто готов рассматривать цели нации как свои собственные в том смысле, что для него нет более высокого идеала, чем благосостояние нации; тот, кто понимает наш государственный гимн "Германия превыше всего" в том смысле, что для него нет в мире ничего выше его Германии, народа и земли, тот является социалистом». Каждый, кто интересовался этим вопросом, признает, что с классическим социализмом эта формула не имеет абсолютно ничего общего. Итак, социализм был на словах; а что на деле?
По мере того, как Движение росло, ширилось, наступало время политических дивидендов. На Гитлера и его партию обратил внимание крупный национальный капитал, в помощи которого фюрер чрезвычайно нуждался. Беспощадная борьба Гитлера с международным, в частности, еврейским, капиталом и с коммунистами уже обеспечила ему в высоких немецких предпринимательских кругах добрую репутацию. Но этого было недостаточно. Нужны были и другие гарантии. В конце концов, социализм для капиталиста немногим слаще коммунизма. Никто не станет финансировать собственного могильщика.
И вот в 1930 г. воротилы немецкого делового мира уговорили В. Функа, редактора влиятельной и информированной финансовой газеты «Берлинер бёрзенцайтунг», вступить в НСДАП и стать посредником между партией и ними. На Нюрнбергском процессе Функ показал: «В то время руководство партии высказывало самые противоречивые, путаные взгляды на экономическую политику. Выполняя свою миссию, я пытался лично воздействовать на фюрера и партию, убедить их, что частная инициатива, уверенность деловых людей в своих силах, творческие возможности свободного предпринимательства и так далее должны быть признаны фундаментом экономической политики партии. В беседах со мной и с ведущими промышленниками, которых я ему представлял, фюрер неоднократно подчеркивал, что он — враг государственной экономики и так называемой плановой экономики, что свободное предпринимательство и конкуренцию он считает абсолютно необходимыми для достижения максимально возможного уровня производства».
Еще более мощным, влиятельным посредником, нежели Функ, был Яльмар Шахт, всемирно признанный финансовый гений, чье дружеское письмо Гитлеру приводилось в предыдущей главке.
Эволюция Гитлера в сторону понимания истинных основ общества и государства шла быстро.
В 1930 г. он еще с большим самомнением говорил (не для печати) журналисту Р. Брейтингу: «Мне не нужна буржуазия; буржуазия нуждается во мне и моем движении. Я дал миру концепцию национал-социализма, и я буду претворять ее в жизнь… Я хочу, чтобы каждый человек понимал, что общественное должно преобладать над частным. Государство должно сохранять контроль; каждый собственник должен чувствовать себя слугой государства; его обязанность не использовать свое имущество во вред государству или против интересов соотечественников».
Однако в том же 1930 году произошел эпизод, заставивший Гитлера демонстративно и круто повернуть направо. Влиятельный партийный деятель и журналист Отто Штрассер активно и публично поддержал забастовку рабочих-металлургов. Промышленники потребовали от Гитлера столь же публично отмежеваться от Штрассера, если он и дальше хочет получать субсидии. По приказу Гитлера Отто Штрассера и его сторонников выкинули из партии, несмотря на большой скандал и недоумение многих искренних партийцев.
Возможно, «правый поворот» был в какой-то мере вынужденным для Гитлера. Однако это только подтолкнуло его к более глубокому пониманию феномена нации как единого целого, укрепило стремление к обществу классовой гармонии. Фюрер понял: «Мне сначала предстоит создать нацию (выделено мной — А.С.), а уж потом двинуться к поставленной цели». Как проницательно пишет Толанд, «он не натравливал класс на класс, объединял, заставляя немцев испытывать неведомое им доселе чувство — чувство национального единства».
Откликаясь на призыв этого чувства, в НСДАП, как ещё раз следует подчеркнуть, шли не только рабочие, крестьяне, средний класс, но и интеллигенты, представители социальной элиты, аристократы. Весной 1930 г. членом партии стал даже сын кайзера Вильгельма Август. Но главным приобретением партии был прочный альянс с национал-капиталистами. Оба течения немецкого движения возрождения Германии слились воедино.
Вскоре после того, как Гитлер, выступая в 1931 г. перед членами «Промышленного клуба», заявил, что в новой, радикально измененной экономической программе НСДАП во главу угла ставится свобода предпринимательства и ликвидация профсоюзов, 39 самых влиятельных промышленников и финансистов Германии направили письмо президенту Гинденбургу с просьбой назначить Гитлера канцлером. Они окончательно поняли, что «социалистическая» демагогия фюрера — не более, чем ширма для умного человека.
По мере приближения решающей схватки за власть, альянс партии и национал-капиталистов становился все более тесным. 20 февраля 1933 года во дворце председателя рейхстага Геринга собрались два десятка наиболее крупных магнатов Германии. Выступая перед ними, Гитлер впервые публично сформулировал самое заветное положение фашизма: «Частное предприятие нельзя вести в условиях демократии». Тем самым была манифестирована диктатура национального капитала.
Ответом были три миллиона марок, пожертвованных в партийную кассу в тот же час. Эти деньги и новые поступления обеспечили успех предвыборной кампании. 31 июля 1933 г. на выборах национал-социалисты получили рекордные 230 мандатов. Стало ясно, что на их сторону встали не только их прежние избиратели, но и все зажиточные и богатые слои населения (кроме части католиков).
Как только Гитлер сосредоточил в своих руках достаточную власть, он начал стремительно претворять в жизнь программу своего «социализма».
Первым шагом был сокрушительный разгром коммунистов и социал-демократов в марте 1933 г. Кто бы ни поджег рейхстаг на самом деле, Гитлер на славу воспользовался этим предлогом: с «левыми» было покончено.
Одновременно на первой же сессии нового рейхстага Гитлер поклялся уважать частную собственность.
Председателем Рейхсбанка стал Я. Шахт. Он обещал Гитлеру столько денег на программу общественных работ и вооружения, сколько нужно, «чтобы убрать с улицы последнего безработного».
Следующий шаг «социалиста» Гитлера — такой же сокрушительный разгром профсоюзов и установление партийно-государственного контроля над рабочим движением. В мае 1933 г. вместо всех прежних форм объединения трудящихся был утвержден «Немецкий трудовой фронт» во главе с партайгеноссе доктором Робертом Леем. Отныне забастовки запрещались. А все вопросы регулирования коллективных договоров и соблюдения «трудового мира» возлагались на особых уполномоченных по труду, назначавшихся лично фюрером. Лей публично заявил, что обещает «вернуть абсолютное господство на предприятии его естественному руководителю, то есть работодателю… Многие предприниматели в течение ряда лет спрашивали: кто хозяин дома? Теперь они знают, что снова становятся "хозяевами дома"».
С другой стороны, Гитлер лично обещал рабочим, что в лоне Трудового фронта они обретут полную защиту своих прав. Как показало время, это не было пустым обещанием.