Может ли Российское государство оставаться в тех же географических границах, если встанет на путь национализма, в какую сторону должно проходить изменение границ, если должно, и каким образом?
Вопрос об идеальных границах грядущего русского государства в равной мере актуален и для сторонников империи и для адептов национального государства. Настолько, что возглавлявшаяся мною Лига защиты национального достояния (ЛЗНД) даже подготовила и выпустила соответствующую карту оптимальных границ России (см. выше).
Важность обсуждения предложенной темы еще и в том, что оно позволяет покончить с недобросовестными обвинениями в национал-сепаратизме по нашему адресу. Я процитирую здесь великолепный ответ на эти обвинения, который дал Константин Крылов. Вначале он подводит идейную базу под опровержение навета, будто бы усиление русского национализма способно подтолкнуть центробежные силы этносепаратистов всех мастей или что русские сами могут «отделиться» от остальной России:
«Одна из любимейших попевок врагов русского движения — запугивание “распадом страны”. Нас кошмарят: если русские начнут подавать голос, требовать себе каких-то прав и уж тем более сопротивляться инородческому игу, то могучие народы многонациональной России возмутятся, немедля восстанут, отделятся, и Россия останется “в пределах Московского царства”, а то и Садового кольца. Поэтому русские должны сидеть тихо и терпеть все, что бы с ними не делали, во имя единства страны. (Совершенно верно замечено! Именно такую лапшу вешает нам на уши, в частности, доморощенный политолог Сергей Кургинян, чьи антинационалистические агитки мне пришлось критиковать в статье «Все, что вы хотели знать о русском национализме». — А.С.) <…>
Если ценой существования государства под названием “Российская Федерация” в ее нынешних границах является вечное бесправие русского народа, его унижение и эксплуатация властями и инородцами, а в перспективе вымирание — в таком случае лучше все что угодно, чем такое государство. Но, к счастью для нас, предлагаемый выбор — терпеть и умирать или “сократиться до размеров Московского княжества” — ложен.
На самом деле единственной причиной всех недовольств и возмущений со стороны всяких “народов и национальностей” является униженное положение русских. Они понимают, что русские слабы и беззащитны, а центральная власть занята борьбой с русским народом и не может на этот народ опираться, так как он ее терпит, но не поддерживает. Почему бы в таком случае не разговаривать с этим народом и этой властью с позиции силы?»
И далее Крылов замечательно (поэтично, но с научной точностью) резюмирует:
«Россия мыслима только как русская страна. Россия создана для русских, только русские могут обустроить и украсить эту землю. Это признание нисколько не умаляет достоинств других народов — и они тоже имеют свою долю в нашем общем наследии, и никто не смеет лишить их этой доли. Но обустроить Россию как единое целое должны именно мы — и только мы одни.
Если русские не правят Россией, если она не для русских, ее просто нет: это всего лишь территория, холодная и неуютная, годная только на то, чтобы добывать в ее мерзлых недрах нефть, газ и кое-какие минералы. Только русские способны вдохнуть жизнь в эти края. Если мы не сможем этого сделать, этого не сможет никто.
Не только мы потеряем свою страну — ее потеряет мир. Возможно, он потеряет свое будущее».
Так выглядят теоретические основы нашего ответа на вопрос Данилина об оптимальных границах России. Что же касается конкретики, практической стороны дела, то она лучше всего разработана в трудах ЛЗНД. Идеальное русское государство должно быть местами НЕмного меньше, зато в иных регионах НАмного больше, чем современная страна с неприличным, режущим наш слух названием «Российская Федерация». Раскрою подробности словами Севастьянова:
«Граница должна быть приведена в соответствие с естественной границей компактного расселения русского этноса (единый народ — единое государство), ради чего изменена двояко.
Во-первых, должны быть мирным дипломатическим путем присоединены земли исторического расселения русских, предмет и продукт их многовекового подвига, воинского и трудового. Они должны быть рано или поздно воссоединены с «материковой» Россией, с Родиной. Идет ли речь о бывших землях Области Войска Донского, отрезанных от нас немецким штыком по несправедливому «похабному» Брестскому миру; или о Таврической губернии, которую даже тогда, в 1918 году, когда беспомощная Россия лежала в полном развале, не посмели у нее отобрать; или о Харьковщине и Слобожанщине, куда от гнета польских панов сбегались украинские крестьяне под защиту русского царя; или о южноуральских землях Гурьевского, Яицкого (Уральского), Семиреченского казачества, где и сейчас русские составляют от 70 до 90 % населения; или о русском городе-крепости Нарве, или об основанном ещё Ярославом Мудрым городе Юрьеве (он же Дерпт, он же Тарту), или у отвоёванной именно русским и никаким иным штыком у турок Новороссии и Приднестровье… Подробный пятиступенчатый план воссоединения разделенной русской нации изложен в моей книге «Итоги ХХ века для России».
Во-вторых, по моему убеждению, из состава России должны быть исключены земли, этнополитическая угроза, исходящая из которых, намного превышает геополитическую выгоду от их нахождения в этом составе: Чечня, Ингушетия, Тува. Но этот вопрос должен быть вынесен на референдум: пусть решает весь народ».
По сути, не уточняя подробности, аналогичный ответ дал Диунов.
В ответах некоторых иных респондентов просматривается в той или иной степени «имперский синдром». Так, Бурцеву подавай «Киев — матерь городов русских», mr_lynx мечтает: «Идеальным вариантом было бы присоединение Украины, Белоруссии и, возможно, Казахстана или его северной части», Борцов с присущей ему безапелляционностью заявляет: «Если постулировать изменение, то понятно, что не в сторону уменьшения». Естественно, наиболее яркий и развернутый ответ с позиций «имперства» дал консерватор Петров, решительно отбросивший не только всякий гуманизм (это бы еще куда ни шло), но и элементарный здравый смысл:
«Национальная Россия сначала будет включать в себя Малороссию до Закарпатья, Белоруссию и русский север «Казахстана». <…>
Вопрос об агрессивных этнократиях (Тува, Якутия) с позиции русского консервативного национализма решается быстро и однозначно. Этнократии низводятся до первобытного уровня и обезглавливаются посредством изничтожения криминальных «элит». На сопротивляющихся бросаются недовольные соседи (а они у агрессивных этнократий всегда имеются). Русским остаётся только пройтись церемониальным маршем с закатанными рукавами и дочистить то, что останется после этого. В итоге получаем крайне мирное туземное население, сильно поумерившее, к тому же, не только свои амбиции, но и свое поголовье. <…>
Дальнейшее изменение границ должно начаться с восстановления правопреемства современной России и Российской империи. Потом надо поставить резонный вопрос о территориях, обещанных Российской империи «союзниками» после победы в Первой мировой войне — то же Закарпатье, где живут русины, вся Восточная Анатолия до Средиземного моря и Константинополь с проливами. Но это уже, как говорится, дальний прицел. В котором, тем не менее, видна возможность среди межэтнического и криминального хаоса, куда лет через 20–30 впадут Штаты, вернуть себе Русскую Америку. Это и будет закономерным завершением строительства Российской империи, которая вернёт себе наследие Второго и Третьего Рима, занимая невиданное в истории пространство от Закарпатья до Калифорнии и от Северного полюса до Палестины».
Комментарии тут излишни. Полоса водораздела очевидна слепому.
Среди всех семнадцати вопросов я обнаружил лишь один, обсуждение которого не способно дать сегодня ничего, кроме пустопорожней говорильни:
Каким образом русские националисты собираются заниматься сбережением нации?
На этот технологический вопрос, если честно, ответить кратко невозможно, а отвечать подробно — неуместно. Чтобы не уподобляться человеку, который начал рыть колодец в ответ на просьбу дать попить.
Перевести этот вопрос из разряда технологических в разряд политических возможно (покончить с антирусской властью и т. д.), но это, в общем-то, довольно дешевый прием извлечения дивидендов из пустоты.
Понятно, что у всех, кто задумывался когда-либо о создании Русского национального государства, есть масса рецептов, как разобраться с тем, что нам не нравится в жизни русского народа, и дать зеленую улицу тому, о чем мы мечтаем. Но разговор об этом требует иного формата, и это почувствовали и выразили так или иначе все респонденты. У кого были на сей счет некие более-менее серьезные заготовки, сослались на них, у кого их не было — дали уклончивые ответы, отделались общими словами.
Ничего, пригодного для серьезного анализа, я не обнаружил.
Вывод первый. Задумавшись над итогами обсуждения, я вспомнил один поучительный эпизод из русской истории XVIII века, которую изучал в аспирантуре. В популярном в свете журнальчике «Собеседник» были опубликованы анонимные вопросы к сочинителю «Былей и небылиц» вкупе с ответами на них. Этим сочинителем, о чем все тогда знали, являлась сама императрица Екатерина Великая, а автором вопросов, как впоследствии выяснилось, был известный комедиограф Денис Фонвизин. В острой пикировке мне запомнилась такое. Фонвизин спрашивает, якобы простодушно, на деле с подковыркой: «Отчего в век законодательный никто в сей части не помышляет отличиться?». Мол, что же нас-то, дворянских фрондеров-писателей, не приглашают к ответственной работе? А Екатерина отвечает, тоже вроде бы спроста, но в действительности — с глубокой государственной мудростью: «Оттого, что сие не есть дело всякого». Поставила нахала на место…