В-четвертых, как говорится, “что русскому здорово, то немцу смерть”. У славян и германцев разные архетипы: древние германцы жили кровнородственной общиной (и именовались по имени общего предка), а славяне — территориальной (и именовались по ареалу обитания: поляне, древляне, дреговичи, полещуки и т. д.). У простого немца в крови извечный национализм есть, а у простого русского — нет. Это надо твердо усвоить и не забывать.
Что из этого следует? Не надо преуменьшать сложность наших задач, но не надо и отчаиваться. Нужно трезво оценивать обстановку, ясно видеть расстановку социальных сил, их характеристики. Нужно ставить на верную лошадь.
И здесь уместно вспомнить о тех социальных изменениях, которые произошли в послевоенной России и о которых говорилось в начале статьи. Вспомнить о том, как изменилось соотношение рабоче-крестьянской массы и интеллигенции, о том, как изменился политический вес, общественный потенциал этих классов. Охарактеризуем в нескольких словах ситуацию.
За последнее десятилетие мы на все сто процентов убедились в том, что простой народ в России утратил навыки роевой, классовой жизни — а вместе с ними и всякое самостоятельное значение в социальной борьбе. Народ — мы видим это воочию — уже больше не борец и, соответственно, не творец истории. Организовать народ на борьбу за свои классовые права, классовые интересы не могут даже коммунисты, чья реликтовость и недееспособность наглядно проявились во время всероссийской забастовки 27.03.97 г. А о наших хилых и карманно-кремлевских профсоюзах даже и говорить нечего.
Но при этом организовать народ на борьбу за национальные интересы не получится и подавно. Спросите у русского рабочего, крестьянина, как они относятся к русскому национализму. Почешут в затылке: “А у меня бабка — татарка… ”, “А у меня друг — еврей… ”, “Да чего там, Россия большая — всем места хватит… ”. Баллотируясь в губернаторы Новгородской области в 2003 году, я на собственном опыте в ходе избирательной кампании убедился в том, насколько националистическая идеология далека ещё народным русским массам, как она их настораживает и пугает, с каким терпением и тщанием приходится разъяснять людям спасительность идей национализма. Определенно: народный вариант национализма, то есть именно национал-социализм, как и любой другой социализм, в принципе непроходим в сегодняшней России. В голове у народа сладкие сны, очень далекие от реальности, а как изменить реальность он не знает и знать не желает.
Итак, мы не можем завербовать народ в наши ряды в качестве активных сторонников, бойцов. Но нам это и не нужно. Сегодня народ в политике мертв. А народный русский менталитет — отъявленный рудимент, никоим образом не определяющий тенденций общественного развития, практически не формирующий общественное сознание. Утрата такого соратника — небольшое горе.
Однако мы можем превратить народ если не в союзника, то, по крайней мере, в силу нейтрально-благожелательную. Для этого мы должны обещать народу одно: социальные гарантии. Отвергая социализм как общественный строй, мы, однако, дадим ему работу, отдых, медицину, жилье, еду. Не больше. Но и не меньше. Сегодня и эти простые гарантии — недостижимая мечта.
Но гарантии должны действовать избирательно: только своим, только русским. Если кто-то захочет увидеть именно в этом “национал-социализм” — ради Бога. Для нас же важно увидеть в этом другое: реальный механизм пробуждения (только лишь пока пробуждения!) национальных инстинктов. И можно предполагать, что запустить этот механизм будет непросто; русские же и будут негодовать: “Ваньке с Манькой на троих детей пособие дали, а Ахмету с Фатимой — у них пятеро! — не дали. Несправедливо! Ванька, делись!!”
Любой радетель и заступник русского народа должен зарубить себе это на носу: национализм придется насаждать в народе вопреки его исконным установкам, ломая привычный психотип и искореняя архетип. Нужно ли это делать? Нужно. Получится ли? Гарантий успеха нет никаких.
Иное дело — интеллигенция.
Многие сочтут это парадоксом, но я утверждаю: русская интеллигенция может быть и непременно будет опорной силой русского национализма.
Нам говорят: интеллигенция вся космополитична. Это правда лишь постольку, поскольку наука и культура располагают истинами и ценностями, выходящими за рамки того или иного национального наследия. Но интеллигент принадлежит миру культуры, который только на первый, поверхностный взгляд не имеет границ. Чем шире эрудиция интеллигента, тем яснее видит он особенности национальной культуры народов вообще и своего народа в частности, тем лучше может оценить его неповторимую самобытность и его место в культурной истории человечества. И вообще он постигает простой и неопровержимый факт: подлинная культура всегда национальна, она этим только и интересна, этим только и значительна, и важна. Никто больше культуролога не убежден в необходимости существования отдельных наций, национальных границ, национальных традиций, никто так не поносит смешение наций и рас, создание ублюдочных цивилизаций (именно цивилизаций, а не культур: культура полукровок есть нонсенс).
Национализм, таким образом, — признак зрелости интеллигента. Наша русская интеллигенция молода: одно-два поколения, как правило. Но сейчас приток в нее со стороны (из других классов, сословий) постепенно прекращается: в своем большинстве она преобразуется в достаточно замкнутое сословие, где статус интеллигента становится наследственным. Это значит, что сословная зрелость не за горами.
(Правда, есть действительная проблема: это нерусская российская интеллигенция и полукровки, люди с нечеткой национальной идентификацией. Они бывают зачастую даже патриотичны, но уж, конечно, ожидать от них не то что русско-националистических настроений, а хотя бы элементарной заботы о русской нации, о ее будущем, — наивно. А большинство из них, как утверждает опыт, — прямые космополиты. Но блокировка этой части интеллигенции есть вполне технически выполнимая задача: грамотно ее сформулировать — значит уже наполовину решить. Этих людей относительно немного. Было бы только кому ими заняться…)
Нам говорят: интеллигенция не патриотична: двести лет она только и делала, что с разных сторон разрушала великую Россию, а потом Советский Союз. Это неверно фактически: кто, спрашивается, строил ту же великую Россию, тот же Союз? Разве хоть один строй, хоть одна страна могли бы удержаться на мировой арене, где идет беспощадная борьба за выживание и господство, без своей интеллигенции? Разве не благодаря НТР и “зеленой революции” мы все сейчас едим, одеваемся, защищаем себя от природных невзгод и от врагов?
Но дело не только в том. Да, значительная часть интеллигенции (хотя далеко не вся) словом и делом испытывала Россию и СССР на прочность, критиковала и стремилась к переменам. Но, во-первых, было за что критиковать. А во-вторых, жилось-то интеллигенции при Романовых неважно, а при Советах и вовсе погано. Разве царизм и советская власть когда-либо прислушивались к интеллигенции? Считались с ее интересами и потребностями? Относились к ней с вниманием и уважением? Допускали к рычагам управления?
Нет, ее всегда третировали, держали за людей второго сорта, выслушивали только, чтобы поступить вопреки ее советам по-своему, пытались превратить в род интеллектуальной обслуги режима (в чем частично преуспевали), платили мизерные деньги, совершенно не соответствующие ее вкладу в народное хозяйство, надзирали за ней, затыкали ей рот, преследовали за убеждения, а то и просто уничтожали и экспроприировали, ограничивали в доступе к информации, не давали зарабатывать честным трудом и т. д. и т. п. Словом, низводили до полукрепостного состояния, обращались, как с неприятелем, да ещё изумлялись, почему-де она не патриотична!
Но ведь давно, ещё Княжниным, замечено: “Раб не имеет отечества”. Интеллигент и не должен теоретически быть патриотом в рабоче-крестьянском государстве: это не его государство. (На самом деле, как ни странно, русские интеллигенты, вопреки всему, в большинстве своем были патриоты: и трудились самоотверженно, и на фронтах гибли, и Родину любили…)
Но вот на наших глазах произошло колоссальное всемирно-историческое событие: российская буржуазно-демократическая революция. Ее главной движущей силой — впервые в мире! — была именно интеллигенция. В награду она получила гражданские свободы, без которых она задыхалась, как рыба без воды, а также возможность заниматься профессиональным интеллигентским бизнесом: врачебным, учебным, юридическим, издательским и т. п. Но главное: интеллигенция, по сравнению с советским периодом, прямо-таки скакнула во власть! Достаточно сравнить по социальному составу нынешние представительные органы власти с советскими, где существовали квоты, жёстко ограничивающие интеллигенцию, чтобы в этом убедиться. А рост влияния интеллигенции, связанной со СМИ! А возросшее значение экспертов во всех сферах жизни, включая политику! Немалое значение имеет и отмена социальных разнарядок при приемке в ВУЗы, чем обеспечивается сословная преемственность…
Словом, хотя бюджетная интеллигенция, которую государство содержать уже не может, а новые структуры ещё не могут, попала в ужасное положение вместе с большей частью всего народа, тем не менее характер совершившихся перемен позволяет прогнозировать: наше будущее — это технократическая Россия, в которой приоритеты будут определяться интеллигенцией и, в первую очередь, для интеллигенции. В этом гарантия того, что интеллигенция, укрепившая свои социально-политические позиции, впервые в истории страны получившая доступ к управлению и к большому бизнесу, неизбежно проникнется и патриотизмом, и национализмом. Патриотизмом и национализмом хозяина, не желающего делить свой дом с чужаками. А поскольку сегодня в России абсолютное большинство интеллигенции — русское, не может быть и сомнений в характере ее национализма. Пусть с задержкой, но мы пойдем по пути, по которому уже пошла интеллигенция украинская и литовская, чеченская и казахская, еврейская и китайская…