На них, скорчившись, безмолвно смотрела женщина лет сорока, худая, с выпирающими ребрами — англичанка. Она не могла говорить и двигаться: из разбитого рта торчал кляп, кисти рук и щиколотки ног были намертво прикручены жгутом к каталке (профессионал мог бы определить, что ее пытали), пальцы полуголых ног в лохмотьях чулок торчали странно — они были раздроблены.
Вуаве рассматривал женщину. В серых ее глазах метался ужас.
— Покажи, — коротко приказал он.
Араб молча взял со стоящего рядом столика с инструментами тонкий скальпель и, не целясь, ловко засунул его между серой шерстяной юбкой женщины и подрагивающим обнаженным животом. Белая блузка ее была разодрана, повыше пупка запеклась кровь. Лезвие скальпеля моментально разрезало и юбку, и белье. Обнажились узкие бедра, худой впалый пах. Он был выбрит, причем совсем недавно: покрасневшая кожа воспалилась от грубого прикосновения бритвы.
Мириам распахнула свои тряпки. Теперь стало видно, что под ее одеянием на ней почти ничего нет — только смуглое гибкое тело.
Вуаве вытянул руку, его бледный палец проскользил по трепетавшему низу живота несчастной, чертя какие-то линии.
— Здесь, — наконец, проговорил он. — Нанесено очень давно, но я ее чувствую. Вы выясняли?
Араб усмехнулся, кивком указал на искалеченные ступни женщины.
— Она ничего не помнит. До шестнадцати она содержалась в закрытом колледже святого Бенедикта в Уитшире. Он находился под опекой Северной Ложи. Скорее всего, Знак передали ей там.
Вуаве еще раз провел пальцем от бедер к промежности, вдавливая палец в тело. Женщина глухо застонала, насколько ей позволял это сделать плотный кляп. В синеватом свете единственной лампочки над каталкой эта сцена не только выглядела жуткой — она таковой была.
— Как? — Ливанец вскинул сердитые глаза на помощников. — Как вы ее нашли? Почему мы о ней не знали?
Мириам чуть заметно поклонилась.
— Сегодня какие-то люди устроили представление на Оксфорд-стрит, господин. Видно, она получила много энергетики, и мы УСЛЫШАЛИ ее. У нее трое детей и муж. Ее могут скоро начать искать.
Вуаве брезгливо поджал тонкие губы.
— Проявите ее, — сухо обронил он. — Нужно удостовериться… точно!
Он отошел от каталки. Тогда Мириам аккуратно сняла с себя одеяние, бросив куда-то вбок, и осталась совершенно нага. Но, видимо, об этом она совсем не думала. Ее широкобедрая фигура с рыхлой грудью отливала фиолетовым, трупным цветом в мерцании лампочки. Мириам положила руки на голые ступни лежащей и стала перебирать их пальцы, отчего та, издавая глухие стоны, извивалась на алюминиевом ложе. Очевидно, что каждое прикосновение рук Мириам причиняло ей боль. Но помощница Вуаве делала это с какой-то особой целью. Прикрыв глаза, она что-то бормотала, а потом внезапно открыла их и ровным голосом сказала арабу:
— Канал — средний палец на правой.
Тот усмехнулся, тоже приблизился. В руках у него уже были хирургические кусачки со сверкающими острыми клыками. Металл лег на средний палец правой ступни, и в ту же секунду кусачки сжались, с хрустом разгрызая хрящи фаланги. Судорога изогнула тело женщины, брызнула кровь, прямо на голый живот Мириам, потекла вниз по ногам. Вероятно, для того, чтобы не испачкаться, та и разделась. Не обращая внимания на мучения жертвы, Мириам коснулась фонтанчика крови и поднесла палец к губам. Араб молча бросил оторванный кусок фаланги в черный пакет. Вуаве хищно приблизился к каталке и увидел то, что хотел увидеть. На выбритом паху, пробужденные дикой болью и умелым пресечением энергетического канала, безжалостным ударом по нижним чакрам, проступили бледные сиреневые тени, как очень старая, стертая татуировка.
— Улльра! — торжествующе прошептал Вуаве.
Он передернул плечами, вздохнул с облегчением, снова отступил от каталки в тень и деловито приказал:
— Все ясно. Мы не ошиблись. Заканчивайте.
Глаза несчастной, обезумевшей от боли, были полны слез. А большой чувственный рот Мириам хищно скривился, когда араб подал ей какую-то острую длинную спицу. Бесшумно переступив мокасинами по стальному полу морга, — а это был именно морг, — нагая женщина обошла лежавшую. Та еще ворочалась в судорогах. Мясистые окровавленные бедра Мириам нависли над ней. Взяв связанную жертву тонкой рукой за острый подбородок, Мириам прицелилась и воткнула спицу точно в глаз. Та почти бесшумно пробила глазное яблоко и слышно, глухо скрипнула о череп. Фонтан крови в очередной раз вырвался, но уже из головы, забрызгав голые груди Мириам, но та, продолжая удерживать голову, несколько раз повернула спицу. Тело жертвы замерло. Араб спокойно взял рукой безвольную кисть связанной и пощупал пульс.
— Все, — коротко объявил он.
Вуаве молча наблюдал, как его помощники, работая с ловкостью профессиональных мясников, отделили голову с рыжими волосами от костлявого тела, упаковали в пакет, а потом так же упаковали и само тело. Мириам, голая и перепачканная чужой кровью, поклонилась ему:
— Я умоюсь, господин?
— Иди.
Араб снял свой балахон, оставшись в чистом цивильном костюме. Тряпки тоже упаковали. Черные мешки лежали в углу морга, поблескивая боками. Вуаве поднялся по ступенькам к выходу.
— Не забудьте убрать морг, — процедил он. — Тело уничтожите по обычной схеме. И не вздумайте сообщить мне, что вы УСЛЫШАЛИ еще одну… Мы и так опоздали. ОНИ уже знают о Невестах.
С этими словами ливанец покинул морг. Через полчаса BMW 735i доставил Робера Вуаве в аэропорт Хитроу, где он, по паспорту — подданный Соединенного Королевства, председатель совета директоров Итало-Французского инновационного банка, а по другим документам — профессор Сиднейского института культурологических исследований, отбыл в Австралию. Никакого интервью в швейцарский журнал он, естественно, и не думал отправлять.
Строго секретно. Оперативные материалы № 0-988Р-36551652
ФСБ РФ. Главк ОУ. Управление «Й»
Отдел дешифрования
Шифротелеграмма: Центр — СТО
…Источник в Лондоне сообщает, что имел место контакт Вуаве Роберта-Антуана, известного под оперативным псевдонимом «Аскет» и являющегося Верховным Координатором объектов системы «ASN» в Европе, с Джемалем Орханом Али, представляющим наиболее авторитетный философский объект Запада. В ходе беседы «Аскета» и Джемаля О. А. первым было проведено сканирование подкорковых долей мозга Джемаля О. А. с целью выяснения степени осведомленности о Системе объектов «ASN». Предлагается: усилить отдел оперативной агентуры в Лондоне и выйти на соответствующие спецслужбы Великобритании…
Мокрая одежда, пропитанная грязью, скользкой, как масло, и вязкой, словно растаявший в коробке пластилин, прилипла к телу. Всюду распространялись запахи гнили и отбросов, ведь ручей протекал между многочисленными свинарниками, и отходы жизнедеятельности этих друзей человека, так схожих с ним по строению внутренних органов и исправно поставляющих пищу к его столу, наполняли эти воды и зимой, и летом.
Патрина за эту ночь получила седую прядку — за ухом. Всего только одну и тоненькую, но все же — седую. Патрина сама не знала об этом, эту прядку нашла Мирикла в волосах девушки. Цыганка замерла, но ничего не сказала. У нее первая седина засеребрилась в волосах, когда на ее глазах убили Георгия. Он полз к ней с разорванным животом, пытаясь уберечь от смерти… Что ж, она выжила.
Они покинули дом по узкой и тесной, заросшей окаменевшим илом трубе. Когда-то через это место проходил старый отводной коллектор ручья. Потом в Бердском сделали новый мост, а трубу засыпали, и на этом месте возник тот самый дом-крепость с башенками. Труба упиралась в подвал. Мирикла наткнулась на нее, когда заготавливала вино. Еще тогда, сломав с Исидором стенку и обнаружив этот отлично сохранившийся, самой Судьбой посланный им подземный ход, она подумала о возможном бегстве. Хотя цыганка и не представляла, что придется воспользоваться им так скоро.
Когда они вылезли из трубы на той стороне шоссе, под насыпью, в пространстве бетонной арки, позволяющей ручью протекать под железной дорогой, дом уже горел весь. Грохот рвущихся кирпичей заглушал крики несчастных. Да нет, видно, им показалось — парни Бено были уже мертвы. И автоматная стрельба затихла.
Патрина тянула ее дальше, в темноту разбуженной пожаром Ельцовки, но старая цыганка молча толкнула ее в грязную жижу и сама легла рядом, закрыв девочку своим телом. Так, почти не поднимая головы, едва высунув рты из вонючей слизи, они пролежали всю ночь до утра, слушая сирены пожарных машин, шум воды, трещавшей на раскаленных руинах, и затихающую сутолоку на пожарище. Потом, много позже, Патрина поймет и оценит эту мудрость. Ночь дышала опасностью, невозможно было догадаться, где могут караулить их ЭТИ люди, а точнее, нелюди. И обе женщины лежали, не двигаясь и коченея в холодной воде. Их тела, потерявшие все свое тепло, превратившиеся в ледышки, не смогли бы быть уже ни унюханы, ни увидены хищником в ночи.
К утру женщины выбрались из-под арки. И, оглядываясь опасливо, в серебряных лохмотьях тумана побрели через лес. Кроссовки Патрины не выдержали испытания водой. Сначала они хлюпали, а потом развалились прямо на ногах, и она выбросила их в кусты. Но женщина почему-то подняла их и заставила нести с собой в руках. Кожаные полуботинки Мириклы еще держались, однако ее куртка оказалась изорвана об острые края сварных швов в трубе. Та ее тоже сняла и несла с собой, оставшись в одной рубахе.
На изгорке, там, где просека ныряла в долину ручья, пересекающего район от самого поселка Кольцово, они наткнулись на мужика. Это был нестарый еще, но пегобородый, заскорузлый человек в кепке, из-под поломанного козырька которой ярко смотрели синие глаза. Он сидел на телеге, в которую была впряжена лошаденка, мирно щипавшая начавшую выгорать траву. Сидел, свесив ноги в кирзачах, густо обляпанных глиной, и смотрел на бредущих по дороге женщин. Мирикле достаточно было встретиться с ним взглядом и буквально четверть минуты смотреть в эти синие глаза, чтобы не удивиться и не испугаться, когда этот человек подвинулся, разворошив солому на своей телеге с лысыми колесами от «Жигулей», и сказал негромко: