Медный расссмеялся.
— Ну да. Как масоны — великие и вездесущие.
— Ну, ты сам почитаешь. Слушай об улльре. Это действительно квадрат, на который наложен треугольник. Треугольник — знак Старца Горы. Его сопровождают эти вот магические цифры, которые там высечены на углах. Единица — тринадцать — двадцать один. Они составляют по каким-то параметрам священное число девяносто семь, а по общей сумме — полный аркан Таро. Про карты ты знаешь…
— А квадрат?
— Квадрат — это какое-то сокровище, оставленное Старцем. Я же говорю, он как нищий жил, ничего ему не надо было. Искали это золото и камни крестоносцы, искали наполеоновские войска в Египте, даже немцы, говорят, искали… но ни фига не нашли! Сокровище-Квадрат скрыт где-то в Горе. Но это не обязательно Аламут, это может быть все, что угодно, все, что ас-Саббах понимал под понятием «Гора». Вот смотри, как расшифровываются эти концы квадрата, которые ты принял за лучи звезды, этой хламидомонады твоей.
— Могендовида. Не путай хрен с пальцем!
— Вот эти, торчащие по сторонам, ведь квадрат вылезает из-под треугольника, — это Крылья, то есть соратники и последователи Старца. То, что торчит внизу уголком, является основой — Волей его, двигающей людьми. А тот угол, который не виден, — седьмой! — это знак бесшумного, тайного и неминуемого убийства, которое ждет каждого, кто станет врагом Старца. Во как круто!
— Круто, — без воодушевления сказал Медный, вертя в руках листы в мультифоре. — А ты с Валеркой созванивался? Что там с «сиреневым цветом»? Когда фото можно будет увидеть?
— Занят он, — с досадой обронил Шкипер. — Бабенку какую-то подцепил, которая в жанре «ню» обожает сниматься, и, похоже, в нее втюрился. Кто, откуда — не говорит. Потом, сказал, приеду — покажу. Так вот, ты, блин, не дослушал! Оттого что эта штука была в кармане у кого-то на семинаре, и случился этот свет во время зикра. Понимаешь?
— Нет.
— Мы же энергию выкидывали. Лис вон сказала, что она чуть ли не оргазм испытала, танцуя зикр. А эта штука просто сдетонировала, как взрывчатка, и даванула свою энергетику. Причем, говорят, отрицательная энергетика, разрушительная — она как раз сиреневого оттенка, а положительная — красного. Вот и получился эффект. Глаз не ощутил, а аппаратура зафиксировала.
— И что теперь? — уныло спросил Медный, пряча листы. — Радоваться или плакать?
Шкипер уже закурил, вертя в губах сигарету, и сказал очень серьезно:
— Думать, у кого «эта штука» могла в кармане оказаться.
— Зачем?
— Медный, блин! Ты сегодня тормоз вавилонский! Ты не понимаешь, что эта улльра — как жетон американских ментов? Знак ПРИЧАСТНОСТИ к секте. Причем секте-то не игрушечной, а типа вполне опасной. И прикинь, кто-то из наших имеет к этому отношение?! Да он голову тебе отрежет, как не фиг делать!
Медный долгим взглядом посмотрел на день, синеющий за железнодорожной насыпью, и вздохнул:
— Не верю я во всю эту белиберду мистическую, Шкипер. Писанина какого-то графомана, честное слово! Давай-ка лучше обсудим, как мы сейчас людей поведем: верхним путем или нижним?
Шкипер хотел было еще что-то сказать, но прикусил язык: из автобуса, остановившегося чуть дальше положенного места, уже выгружались Данила, Лис и остальные участники.
Гендерный дисбаланс в их группе был наконец преодолен: некоторые не пришли, но участвующие привели с собой новых людей. Данила притащил здоровяка в непроницаемых очках, которые тот, похоже, никогда не снимал, представил его Славой. Потом явился какой-то лохматый увалень, не толстый, но очень похожий на русского мужичка, проспавшего на печи всю жизнь, вплоть до полновесных двадцати пяти. Он представился:
— Сын плотника. Вот.
Медный и Шкипер переглянулись: Иисус пожаловал? Но ничего не сказали. А в группе девушек тоже наблюдалось прибавление: кроме светловолосых Лис и Сони, кроме рыжей Камиллы, были тут еще две барышни. Обе темненькие.
Одна — миниатюрная и белокожая, но со жгучими черными волосами, бойкоглазая, в цветастом широком платье, назвалась Олесей. Она была очень похожа на классическую японку овальным белым личиком и узким разрезом глаз, вишневыми губками.
Вторая же напоминала классическую японскую девушку из комиксов манга: прямые короткие волосики, на маленьком личике огромные глазищи. Она оказалась кореянкой во втором поколении по имени Су Ян. Бабушку ее еще в молодости вывез из расположения маньчжурского штаба Ким Ир Сена молодой пехотный капитан.
Обе девушки не дичились, сразу влились в шумный коллектив потенциальных сотрудников «БиЗ», а пока — группы «Лаборатория АNдреналин». Су Ян даже рассказала, как они недавно с ее подругой Ириной участвовали в настоящем симороновском ритуале: устилали розами путь девушке, которую хотели превратить в невесту. Одним словом, Су Ян оказалась по первому впечатлению «их» человеком.
Медный кратко представился, раздал всем повязки на глаза, пояснил, что все сейчас пойдут, связанные веревкой, до места начала предсеминара.
— Задача: групповое взаимодействие, помощь товарищам, восприятие мира без привычных анализаторов — глаз — и в полной тишине. Если веревка ослабевает — все, стоп машина. Кто-то остановился. Слушаем команды и свистки. Рекомендуется снять обувь, потому что на пути лужи и ручьи. Да и вообще, смелее, дамы и господа.
Все выполнили это условие. Олеся скинула свои, как обратил внимание Медный, очень дорогие босоножки с оранжевой платформой, а вот Су Ян, кореянка, замешкалась. Медный подошел. У нее уже были завязаны глаза, и вдруг она тихонько попросила:
— А можно не снимать?
Она словно бы ощущала его. Медный пожал плечами.
— Можно, — сказал он и положил в губы свисток. — Пошли!
Процессия, связанная одной веревкой, двинулась сначала по раскаленному, засыпанному каменной крошкой плацу перед въездом на карьер. Старые бойцы и боевые подруги «Лаборатории» терпели, новенькие же вели себя по-разному. Олеся, например, демонстративно взвизгивала, но шла, а Су Ян, казалось бы, страдала, что ей эту чашу не доведется испить. Она аккуратно переставляла босоножки с закрытыми носками, словно боясь наступить на впереди идущего.
Данила топал первым, таща всю цепочку, как хороший трактор: его каменным ступням было все равно, где идти.
Шагая рядом со Шкипером — они одни, да еще долговязый Иван в начале колонны, шли без повязок, предохраняя участников от опасного отклонения от маршрута, — Медный спросил:
— А эту… Верку, которая Сердючка, вытащить не удалось?
— Знает кошка, чье мясо съела, то есть скоммуниздила, — меланхолично ответил помощник. — Ничего. Я поручил Тяте-Тяте ее разыскать. Она с нее эти пятьсот рублей стребует. Хоть с живой, хоть с мертвой.
Они сошли с усеянного камешками плаца на пыльную обочину. Рядом неслись машины. Медный по себе знал, насколько пугает человека с завязанными глазами эта близость трассы, несущихся железных чудовищ. Ориентация теряется, все кажется ближе, чем есть на самом деле, и тебе представляется, что уже идешь по разделительной полосе, шаг в строну — и будешь размазан, распластан летящим автомобилем. Закалку этим страхом, — тем более что обратный путь они преодолевали тем же маршрутом, но без повязок, — проходили все, смеясь над пережитым.
Потом все спустились вниз. Тропинка потянулась между заболоченными лужами. Голые ноги идущих то и дело проваливались в холодные чашки земли, наполненные жижей. Тут труднее всего пришлось Су Ян. Она несколько раз чуть не шлепнулась, если бы ее не придержал шедший сзади рыжий Андрей, немногословный, серьезный парень. Медный гадал, в чем причина странного упрямства кореянки.
Но вот они уже миновали луг и вошли в заросли осоки, путаясь в высокой, примятой по тропке траве. Впереди грохотал настоящий горный поток. Предчувствуя тот шок, который охватит людей, Медный свистнул и приказал:
— Снять повязки!
Сняли. И раздались охи и ахи, удивленные возгласы. Идущему без глаз недоступны ни чувство расстояния, ни ощущение времени — все это молчит. Есть только Внутренний Путь, который каждый проходит в глубине себя, по кочкам своих фантомов.
Из городского бытия, с остановки на асфальтовом поле они попали на поляну в настоящем ущелье. Впереди по камням несся водопад и яростно грыз серые тела валунов, кипя пеной, как далекий Терек.
На самом деле в этом заключался феномен Борка, его чудесный секрет моментального перенесения человека в иное измерение. Среди каменных нагромождений, лишенных какой-либо растительности, шумела вода, специально отведенная рукавом из Ини с помощью хитроумного водовода. Она пролетала этот путь с бешеной скоростью, ибо конечное ее место назначения лежало на два километра ниже, в сердце самого карьера, который многим предстояло еще увидеть. Там, внизу, вода львом бросалась на породу, извлекаемую со дна, разгрызала ее, как орехи, смывала весь мелкий камень и крошку, шлифовала щебень до каленой звонкости. И чем дольше существовал карьер, тем гуще и злее был этот поток, с более громким ревом неслась вниз вода, все глубже становилось пробиваемое ею ущелье.
— Где мы?! — завопила Олеся. — Ка-а-кой кайф!
Но им предстояло еще пересечь этот поток, карабкаясь по валунам. Медный предупредил о том, что фотоаппаратуру и вообще все вещи, портящиеся от воды, лучше упаковать в приготовленные герметичные пакеты. Это, конечно, не Ниагара, но все равно — серьезно. Он напомнил ребятам простой принцип туриста-горника: прежде чем ступить на камень всей тяжестью тела, покатай его ногой, ибо камень, скорее всего, врет. При этом Медный искоса взглянул на кореянку.
Су Ян стояла, слегка побледнев. Впрочем, по ее изначально белому лицу вряд ли можно было что-то понять. Она посмотрела направо-налево, на то, как Данила молча забрасывает на могучую шею связанные за шнурки кроссовки, как Соня упаковывает свои белые сандалии, и взялась за ремешки обуви.
Через несколько секунд он все понял. И отвернулся, усмехнувшись, не желая смущать девушку.
Они перебирались по мокрым камням, хохоча в брызгах воды, сверкающих бриллиантовым разноцветьем. Запрет на речь был снят, и Данила, карабкаясь по камням, ревел Ивану: