На том и порешили. И вот уже несколько лет Роман Григорьевич держит связь с Кремлем через Оксану Владимировну. Кремль год от года мудреет и копит компромат на депутатов, у Оксаны в столе пополняется коллекция разведданных, а Роман Григорьевич спит спокойно: Родина в надежных руках!
Квантовая ловушка для беса
Про Эльвиру я уже пару раз рассказывал, у нее довольно сложные отношения с Богом. То он ей диету назначит, то не велит ходить на прием и пить лекарства, то буянит и рвет на части мир – одно расстройство, в общем.
Я пытался выяснить, не японский ли бог ей достался – нет, говорит. Тот, говорит, который аз есмь. Сущий, короче. Спрашиваю: а что за необходимость ему с тобой общаться лично? Что, не мог Метатрона[24] попросить? Но Эльвиру поди сбей с толку: на то, отвечает, и Бог, что у него для всех минутка найдется. А то и часок-другой. Это, доктор, не какой-нибудь кандидат в депутаты, который перед выборами шлет шаблонные письма счастья в каждый почтовый ящик. Ему, Богу, до всех есть дело. Так что выписывайте лекарства, мне еще мир обратно собирать, а я тут с вами болтаю.
На днях она снова пришла на прием.
– Ой, доктор, я тут вас недавно по телевизору видела! Сначала не поверила, все гадала – просто похож или это у меня галлюцинация? Но потом вы стали того мужика расспрашивать, прямо как на приеме, и я аж вздохнула: нет, не галлюцинация.
Надо сказать, был за мной такой грешок: мелькнул в передаче про икотку и шаманов, даже начал собирать анамнез у одного из главных героев, но меня вовремя прервали, так что до диагноза и лечения дело не дошло.
– Подтверждаю, Эльвира, не галлюцинация.
– Ну и слава тебе, Господи. Слышишь, чего говорю? Ой. Это я не вам, доктор. Вот только я до конца передачу не стала смотреть – побоялась.
– Чего ж там было бояться?
– Там стали показывать про экзорцизм. Люди по полу катаются, бьются, бесы из них так и лезут, так и лезут!
– Стоп. Может, я чего-то упустил? Я ни одного беса не видел. Как народ истерит – видел. Бесов – ни одного.
– Я тоже не видела, но я чувствовала: ОНИ ЛЕЗУТ!
– Даже если так, то что? Лезут – и на здоровье. Где ты и где они?
– А феномен квантовой телепортации? – прищурилась Эльвира.
– Поясни! – попросил я.
– Элементарно, доктор! Я знаю, что они лезут. Они знают, что я знаю. Я знаю, что они про это знают. Мое сознание, хочу я того или нет, готово к приему и работает как квантовая ловушка. Им остается исчезнуть там и появиться во мне!
– Лихо! – восхитился я.
– А теперь скажите мне, доктор, только честно: чем закончилась передача?
– Победили скептики. Всеобщим голосованием установили, что бес икотки скорее миф, чем жив.
– Да мне неважно, кто там за что голосовал! – Эльвира была серьезна. – Вы мне скажите, лечили вы икотницу или нет?
– Она меня ни о чем таком не просила.
– А то я вас не знаю! – Эльвира изогнула бровь. – Когда моей знакомой канал связи с космосом рубили, вы ее тоже не спрашивали: надо не надо! А у человека, может, одно развлечение в жизни, ей кабельное телевидение год как за неуплату отключили!
– А нечего гадости по космическим каналам смотреть. И принимать всякую ерунду за руководство к действию тоже было лишним.
– Так лечили или нет? – Эльвира была настойчива.
– Не лечил. Хочешь, поклянусь на большом справочнике лекарственных средств?
– Верю, не надо, – милостиво разрешила она. – Слава Богу! Ты все прекрасно слышал! Это я снова не вам, доктор. Вы меня успокоили.
– Я рад. А в чем проблема? Что, нельзя было?
– Ни в коем случае! Вот представьте: вы выгоняете из той женщины икотку. Куда бесу податься?
– В преисподнюю, – предположил я.
– Ха! – усмехнулась Эльвира. – Что он там забыл! Он бы стал искать, в кого ему прыгнуть. В вас нельзя, вы психиатр.
– Ух ты, я прямо горд!
– И тогда он прыгнул бы в меня!
– Да с какой стати, Эльвира?
– Квантовая ловушка, доктор! Квантовая ловушка! Я боюсь, что он в меня вселится, – значит, я готова его принять!
– А как же Бог? – попытался уточнить я. – Он же с тобой постоянно общается, уж Он бы, я думаю, не допустил такого самоуправства от какой-то мелкой нечисти!
– Доктор. Богу скучно. А тут – новый собеседник. Только я тогда точно бы свихнулась. Так что спасибо вам за то, что вы себя сдержали, давайте мне лекарства, и я пошла.
Тихое семейное счастье
Что должен сделать благородный муж, если жена вдруг решила сделать из своей точки зрения долговременную огневую? Правильно, и ЭТО тоже. Но несколько позже, иначе супруга заявит, что ее невежливо затыкают. Запомните: благородный муж должен сказать, что был чертовски неправ, поцеловать жену и уверить ее в том, что она солнышко, лапушка и самая лучшая на свете.
До того как всерьез заболеть, Валентина[25] перепробовала столько боевых приемов ведения семейной дискуссии, выстроила столько тактик и стратегий… Словом, Сунь-Цзы и его «Искусство войны» – так, пособие пионерам для игры в «Зарницу». В ход шли метательные бокалы осколочно-фугасного действия, недорогие сервизы с кратким междускандальным периодом полураспада и даже категорический чугунный аргумент.
А потом случился первый приступ. Что послужило началом спора в тот раз, сказать сложно. Валя помнит одно: муж, как обычно, был неправ. Мало того, он в своей неправоте был упорен. Потом – провал. Пришла в себя – вокруг идиллия. Тишина, чистота, на лбу мокрая тряпочка, супруг подает в постель чай с бутербродами. Хлеб с колбасой рубил, должно быть, топором, но на выговор сил уже нет.
Сбор анамнеза показал, что Валя отсутствовала в реале три минуты. Кто все это время орал дурным голосом всякое непотребное, срываясь в конце каждой фразы на вой укуренной баньши? Точно не она. Во всяком случае, ничего такого за собой она не припоминает. И как падала на кровать, предварительно убедившись, что не промахнется, – тоже.
Приступы стали повторяться. Теперь без них не обходилась ни одна семейная ссора. Врачи пытались найти причину приступов, но все приборы, как назло, отказывались видеть страшную Валину болезнь. Делать нечего, пришлось пойти туда, куда все так упорно посылали. К психиатру. И даже полечиться в отделении неврозов. А потом еще раз. И еще.
Болезнь на некоторое время отступала, но потом муж снова забывал, как он по жизни неправ, – и наступало новое обострение. Валя даже стала подумывать об инвалидности: на работе после пары таких приступов на нее начали нехорошо коситься. Но психиатр, зараза, не проникся. Более того, он имел неосторожность при живом и хорошо все слышавшем муже заявить, что свежий воздух и физическая работа творят чудеса. То есть, фактически, назвал лошадью!
Пришлось дома выдать пару внеплановых приступов. И тут супруг не выдержал. Подав Валентине в постель неизменный целебный чай с бутербродами, он сказал, что с него хватит. Еще один такой пролет баньши над семейным гнездом, еще одна разбитая тарелка – и они идут в ЗАГС. Только Мендельсон, падла, на этот раз будет тихо сопеть в две дырочки. Вопросы есть? Ну и прекрасно.
На прием к психиатру Валентина пришла через пару месяцев. Непривычно тихая. Нет, доктор, больше тех приступов не было. Ага, даже с соседями помирились. Нет, с мужем тоже больше не ругаемся. Потому что не получается. Вы не думайте, у меня есть много чего ему сказать, но я не могу. Нет, не стесняюсь. Просто, как только я хочу, как раньше, с ним поспорить, у меня отнимается язык. Совсем. И немеют обе руки. По плечи. И так на час-другой. Нет, он не сердится. Гладит по голове и говорит, какая я хорошая и что-то там про новообретенное дао. Да, все прочее тоже наладилось, уже седьмая неделя пошла. Мне бы только узнать, что с немотой и онемением делать. Ничего? Само пройдет? Не торопить события и не спугивать семейное счастье? Спасибо, доктор.
Общежитие на Арцыбушевской, 60-е годы
Мне написал из Нюрнберга коллега, психиатр Владимир Абрамович Котляревский. Он учился в Куйбышевском медицинском институте с 1959 по 1966 год, работал 6 лет по распределению в Западной Сибири, потом в Ленинграде. Сейчас на пенсии, живет в Германии. Он хотел поделиться историями из своей студенческой жизни тех далеких лет, а также из врачебной практики. Я с удовольствием согласился пересказать их вам.
Общежитие на Арцыбушевской, 171 я уже как-то упоминал в своих рассказах. История его примечательна сама по себе. Пересказывать не буду, просто дам ссылку. Надо сказать, сейчас здание тюрьмы выглядит нарядно: его подкрасили в охряный (основной фон) и белый (углы и обрамление окон) цвета. А тогда это было просто массивное здание красного кирпича. Почти не изменившееся со времени его постройки.
Внутри… ну тюрьма тюрьмой: два пересекающихся в форме креста коридора, центральные проемы до самой крыши и ряды камер на каждом из четырех этажей. Разве что в одиночках теперь селили по двое студентов. И срезали металлические сетки между этажами. И решетки с окон. О последнем особенно горевали вахтерши и комендант. Почему?
Дело в том, что на самом деле секс в СССР все-таки был. Только не у всех. Кому-то оставалось довольствоваться горячей любовью к Коммунистической партии Советского Союза. И пытаться подбить остальных на групповуху: дескать, мозги – пожалуйста, а живого человека, да вне законного советского брака – ни-ни! Гендерно-топографическая сегрегация в общежитии была строгой: мальчики занимали левую от центрального входа половину общаги, девочки – правую. А на входе сидели вахтерши разной степени церберности.
Ну и как тут пригласить согласную на буржуазный разврат даму в гости? Особенно если со стороны? Проблема. Но студент – он на то и студент: выпить и потрахаться организует даже в тюрьме! Бесперебойная доставка посторонних девушек и спиртного осуществлялась через окна первых этажей. Обитатели тех комнат, через которые шла контрабанда, не вредничали: комисс