потому, что энергия, затраченная на обучение среднестатистического студента, равна произведению массы переданных знаний на квадрат скорости, с которой они улетучатся из его головы после сессии. И ведь что удивительно: при разовом ее высвобождении после выпускных экзаменов ни один атолл Бикини не пострадал. Ну разве что как предмет одежды.
Одна из наших коллег-психиатров несколько лет работала по совместительству в интернате для умственно отсталых детишек. Есть в этом заведении штатная должность врача-психиатра. Работы хватает: надо участвовать в медико-педагогических комиссиях, чтобы определять, кому из детей какой объем знаний и навыков принципиально возможно передать, какую форму обучения выбрать, на какую специальность можно в будущем ориентировать, а главное – как в перспективе устроить ребенка в этой жизни.
Много приходится заниматься с детьми, которые не уживаются в коллективе: кто-то привык в качестве аргументов использовать кулаки и зубы, кто-то, напротив, совсем не может за себя постоять, кто-то выяснил, что у него есть нечто, чем можно не только орехи колоть и землю пахать, и новым знанием нестерпимо тянет поделиться…
Такая работа изматывает сильнее, чем обычный амбулаторный психиатрический прием, да и времени отнимает изрядно. И однажды доктор решила, что пора уходить. Два участка на основной работе, двое своих детей дома – ей нагрузки хватает. Написала заявление, подписала обходной. А поскольку по характеру она человек совестливый, решила напоследок зайти к директрисе интерната, тоже медику по образованию. Высшему, между прочим.
Посидели, поговорили за жизнь, за работу. Наша доктор предложила найти себе замену: мол, есть у меня на примете психиатр, очень ответственный и внимательный, вам как раз подойдет. Хорошо, что чай успел остыть, иначе ожог нижней челюсти, упавшей в чашку, был бы коллеге обеспечен:
– Да что толку вас, психиатров, на работу принимать? Вот, к примеру, вы: проработали у нас несколько лет. ВЫ ХОТЬ ОДНОГО РЕБЕНКА ВЫЛЕЧИЛИ?
Доктор попыталась подобрать адекватный ответ. Потом вычеркнула из плана выступления всю обсценную лексику. Потом – словосочетания «прививка интеллекта», «пересадка головы» и «переливание головного мозга». Потом закрыла рот, попрощалась и вышла из кабинета.
В космосе тоже жизни нет
Принято считать, что у наших пациентов нет критики к тому, что им мнится, видится или слышится. Мол, на то она и психическая болезнь, что человек ее не осознает. На самом-то деле у многих из них она есть, просто эта дама с характером и особенностями. Причем похлеще, чем у Жанны Агузаровой. И ее (критику, я имею в виду) вполне можно понять. Поди-ка справься с двумя, а то и больше реальностями, каждая из которых считает себя реальнее самого конкретного пацана при золотых веригах и боевой машине вымогателя, а все прочие реальности мнит альтернативными и мастдай!
Как-то раз пришел к Оксане на прием пациент. Из регистратуры следом принесли его амбулаторную карту. Толстая такая карточка – не карточка, а солидный том. Сразу видно – человек заслуженный, со стажем. И в глазах что-то такое неуловимо покровительственное: дескать, вы, доктор, столько в медицине не работаете, сколько я тут у вас на учете состою!
Глеб Станиславович (назовем его так) пришел не с пустыми руками. Он принес ампулу модитен-депо. Это такой нейролептик длительного действия: одна инъекция делается раз в несколько недель. Очень удобно, и не в последнюю очередь потому, что врачу можно не гадать, пьет ли пациент лекарства, или забыл про них, или кормит ими большого белого друга.
Доктор удивилась: Глеб Станиславович сроду уколов не делал. То есть ему пытались их назначить, но он гордо заявлял, что, во-первых, не колется, а во-вторых, его базис дан ему природой вовсе не для того, чтобы знакомить его с хладным железом и всякой химией. Всякую химию он и в таблетках не особо жаловал: доктор, вы же знаете, где они в итоге окажутся, причем минуя желудочно-кишечный тракт! Неудивительно, что в стационаре Глеб Станиславович был частым гостем, и далеко не всегда по собственному почину.
– Оксана Владимировна! Сделайте мне укол! – с порога заявил пациент.
– Глеб Станиславович, вы меня удивляете. Стряслось чего? Откуда такая гражданская сознательность?
– Доктор, я за собой давно наблюдаю и знаю, что со мной. Это не болезнь. Это особенности мозга. Я все сигналы из космоса воспринимаю напрямую, без всяких там антенн. И этим нагло пользуются.
– Кто?
– Да уж не Роскосмос, будьте уверены! Я им предлагал свои услуги: и письмо писал, и мысленное пожелание через их спутники передавал, но они сделали вид, что ничего не получали. Им же хуже, они с таким уровнем развития техники еще долго будут ковыряться в космической песочнице.
– Кто тогда?
– Я понимаю, что скажу банальную вещь, но вы уж поверьте на слово. Это инопланетяне. Вижу, вы не удивлены.
– Нашли чем удивить психиатра! Инопланетянами какими-то!
– Ну, раз вы тоже знаете, что они существуют, нам будет намного проще общаться дальше.
– Вы остановились на том, что инопланетяне нагло пользуются особенностями вашего мозга.
– Да-да. Они… как бы вам это сказать поприличнее… Давайте я вам шепну на ушко, чтобы медсестра не слышала. – Глеб Станиславович наклонился вперед и пояснил, что именно делают эти космические негодяи с его мозгом.
– О. Я-то думала, это такое образное выражение, – изогнула бровь Оксана Владимировна.
– Всякое образное выражение имеет под собой вполне реальную подоплеку, чтоб вы знали! – поднял вверх указательный палец пациент.
– Ну а смысл? Чего они этим добиваются? Синхронного ментального оргазма?
– Что вы! Все гораздо прагматичнее! Они так размножаются!
– Не поняла. Вы же мужчина вроде.
– У них все по-другому, – махнул рукой Глеб Станиславович. – Во время процесса мозгое… прошу прощения, ментально-репродуктивного контакта в мозгу зарождается идея. Я начинаю думать об инопланетянах. Сначала по чуть-чуть, изредка, потом все чаще и чаще. Потом – даже по ночам, напролет, без сна. А потом – вуаля!
– Что? Случается обострение?
– Оксана Владимировна. Какое обострение? – Глеб Станиславович посмотрел на доктора, как преподаватель на конституционально глупого студента. – Потом я САМ СТАНОВЛЮСЬ ИНОПЛАНЕТЯНИНОМ! Вот так они и размножаются. А мне оно надо? Приходится ложиться к вам в больницу, на ментальный аборт.
– Еще один глупый вопрос, Глеб Станиславович. А что, быть инопланетянином так плохо? Неужто хуже, чем человеком? Космос, другие планеты, другие цивилизации…
– Оксана Владимировна! Я что, не знаю, как они там живут? Я же их разговоры сколько лет слушаю! Там, в космосе, тоже никакой жизни, еще хуже, чем у нас! Если уж они до ментального секса докатились, о чем тут говорить!
– Хорошо. И последний вопрос. Где лекарство-то нашли? Его же нет в свободной продаже.
– Мир не без добрых людей, доктор. Я тут пожаловался на свою проблему одной знакомой, она тоже здесь лечится. Та сразу просекла, чем можно помочь. Спрашивает – думается всякое дурацкое? Да, говорю, дурнее некуда. Она мне сразу ампулу. Сделай, говорит, полегчает. У меня, говорит, родня – через одного в израильской разведке. Так я кольнусь раз в месяц – и мне по фигу, чем они там занимаются, на кого работают. Пусть хоть на Гондурас, все какая-то прибавка к зарплате!
– Ладно, Глеб Станиславович, сейчас подберем вам лечение. Ампула, кстати, пригодится. Но не одна она, процесс ментального аборта – дело тонкое.
Спайдермен
Хорошо ребенку: он чужд конфессиональных заморочек, зато твердо верит в Деда Мороза и боится Фредди Крюгера, в его мире спокойно живут герои сказок и мультфильмов, и никто не обзывает их вымышленными персонажами. Потом он взрослеет, и Дедом Морозом все чаще приходится быть самому. И Фредди Крюгера он уже не боится. И даже в чем-то с ним согласен. Но чудес-то хочется! Как быть? Психиатры в этом плане устроились лучше всех. А кто-то идет принципиально другим путем.
Наш давний друг и коллега, Владислав Юрьевич, не так давно перешел работать на спецбригаду. Медицинскую службу завода лихорадило от инновационных и оптимизационных идей, что внезапно засвербили у начальства там, где у обычного человека разве что геморрой может объявиться. А доктору хотелось стабильности. Собственно, он ее в итоге и обрел. С нашими пациентами, даже в острейшем состоянии, оно как-то спокойнее. И если кто-то спешит наломать дров, будучи озарен очередной гениальной идеей, необязательно ломать голову, как всю эту бредятину исполнять. Можно просто приехать и госпитализировать. Опять же, чудеса и сказочные персонажи водятся в избытке.
Тут как-то диспетчер принял вызов от полиции. Те очень просили посодействовать в поимке Спайдермена. Бригада пожала плечами и пошла грузиться в барбухайку. Спайдермен так Спайдермен. Отловим. Ван Хельсинг, помнится, тоже хорохорился и ерепенился, и где он теперь? Нет, уже выписали. Исправно ходит на амбулаторный прием.
Спайдермен к моменту приезда барбухайки был занят. Он успел взобраться по кондиционерам, висевшим на торцевой стене дома, до уровня шестого этажа, и теперь бойко переругивался с полицейскими.
– Слезай (неопределенный артикль)!
– Идите (вектор направления)!
– Поймаю, (неполиткорректное уточнение сексуальной ориентации), хуже будет!
– А ты сначала поймай, козел!
– А куда ты (вектор направления), денешься!
– Улечу (неопределенный артикль)!
Владислав Юрьевич подошел поближе:
– И давно он тут сидит?
– Час где-то, – отозвался старший лейтенант.
– А чего залез?
– Откуда я знаю? Может, гнездо у него там! Эй, мужик! У тебя там гнездо?
– Ага! – донеслось сверху. – Сейчас яйца отложу и дальше полечу (вектор направления)!
– Он там заначку спрятал, – пояснил отиравшийся рядом паренек с хабитусом махрового торчка. – Чтобы никто, кроме него, не смог достать. Бывший альпинист (оценочное суждение)!