Обратно Игорь вернулся без мозгов, зато с одной большой микросхемой на оба полушария. Процессор оказался так себе: сбоил, глючил, подвисал. Изображение стало каким-то плоским и неживым, словно мультик смотришь или компьютерную игру.
Искать на томограмме микросхему рентгенолог отказался: мол, сказал же, что там дерево! Никаких признаков кремния, это я тебе, голуба, без рентгена говорю, у меня уже глаз наметанный, я тебя насквозь вижу! Шел бы ты… к психиатру, а то свой мозг где-то пролюбил, так теперь другим выносишь!
Доктор выслушал маму, потом Игоря, потом на какое-то время задумался:
– Игорь, я, наверное, сейчас тебя огорчу до невозможности. Ты тут все врагов искал, злоумышленников и вредителей. В астрал на разборки лазил. А враг-то все время был рядом. Самый худший и непримиримый. То есть ты сам. Ну да ладно, что толку тебе мораль читать? Давай хотя бы попытаемся спасти то, что осталось. Там, где рентгенолог залежи дуба обнаружил.
Ностальгия как диагноз
Наверное, хорошо быть космополитом. Убежден, что еще лучше быть космополитом с солидным возобновляемым финансовым ресурсом. Не очень большим, чтобы не приходилось рассказывать сказки налоговому инспектору и не будить у государства, некогда выдавшего тебе паспорт, инстинкт экспроприатора. Ровно таким, чтобы приступ ностальгии, если таковой вдруг приключится, носил исключительно высокодуховный характер, без признаков острой материальной недостаточности. И желательно без параноидных мотивов.
Наблюдается у Оксаны Владимировны один пациент. Назовем его Львом Борисовичем. Заболел Лев Борисович перед самим выходом на пенсию. Правда, сам он до сих пор считает, что во всем виновата отечественная контрразведка, не по адресу применившая свою новейшую разработку. Что за разработка? Лохотронное оружие.
Да-да, вы не ослышались. Не психотронное. Психотронное оружие делает из людей психов. А лохотронное – ну вы поняли. Увлекся Лев Борисович азартными играми с государством на деньги. Просчитал вероятности, вложил деньги в лотерею – и проиграл. Внес коррективы, снова вложил – и снова государство оказалось в выигрыше.
Причину поражения Лев Борисович нашел быстро. Нет, дело не в расчетах, тут как раз все было идеально, хоть сейчас езжай и выноси казино где-нибудь в Монако. И не в том, что организаторы лотереи мухлюют, – это же государство, а не какая-то частная контора, у которой даже для шахматной партии припасен запасной ферзь в рукаве. Дело в том, что кое-кто заставил его, Льва Борисовича, выбрать заведомо проигрышный билет. Вот прямо взял и толкнул под руку во время покупки. И так много раз. Система? Система. Вредоносное влияние? Да как ясный день, без лозоходства и мантроплетства понятно!
Лев Борисович попытался вывести испытателей лохотронной установки на чистую воду и даже обнаружил их базу (аккурат в здании прокуратуры окопались, мерзавцы), но те представили суду свою концепцию и оказались в шоколаде, а Лев Борисович – в наблюдательной палате.
Какое-то время после выписки он ходил на прием, пил лекарства и даже почти поверил, что все было суетой сует и параноидным синдромом, но тут дочь прислала письмо из Америки. Мол, приезжай, папа, развейся, посмотри, как живет страна окончательно победившего капитализма.
Лев Борисович оформил документы, тепло попрощался с женой и отбыл за океан. Естественно, без лекарств: лечить психику предполагалось сменой обстановки, океанским воздухом и достаточной удаленностью от лохотронного оружия, если оно все же имело место.
А через месяц пребывания в Америке он прозрел. Оказывается, наша разведка просто слямзила чертежи лохотронной установки у своего наиболее вероятного противника. Причем жалкую бета-версию. А здесь эти проклятые капиталисты включают этот шайтан-девайс без зазрения совести и лупят по площадям. Вот он, настоящий секрет их благосостояния, выдаваемый за американскую мечту! Вот оно, настоящее логово империалистических кидал!
Лев Борисович собрался было в посольство – надо же предупредить соотечественников, – но доехал почему-то лишь до местной психбольницы. Сам виноват – надо было донести государственную тайну до места назначения, а не выплескивать ее на первого попавшегося, хоть и русского, таксиста. Они ведь, которые подолгу здесь живут, уже зомби. То есть лохи. В общем, демократы поневоле.
В больнице Лев Борисович пробыл недолго, дней десять. Его честно пытались лечить; он, видя искреннее человеческое участие медперсонала, пытался разъяснить им, как они крупно попали со своей хваленой демократией и где, по его мнению, надо искать главную лохотронную установку, – словом, все были заняты.
Через десять дней Лев Борисович, с выпиской на руках и при специально выделенном сопровождающем, вылетел обратно в Россию. А еще через пару дней уже был на приеме у Оксаны Владимировны.
– И что наши заокеанские коллеги пишут в выписке? – поинтересовалась доктор, открывая конверт. – Ага, вот и диагноз. «Ностальгия по родине».
– Конечно, ностальгия, доктор! – радостно подтвердил Лев Борисович. – Мне сразу же полегчало, уже в аэропорту!
– В смысле – воздух целебный? То есть дым отечества?
– Нет, не в этом дело! Просто здесь лохотронные установки супротив тамошних капшивенькие, несерьезные! Никакого сравнения!
– А если еще и лекарства пить будете, так, глядишь, совсем жизнь наладится. Но какова мощь диагностики у западных коллег! – восхитилась Оксана Владимировна. – Чтобы вот так, с ходу, определить, что нет тут никакого параноидного синдрома, что все дело в ностальгии!
– Это политика, – тоном заговорщика произнес Лев Борисович и подмигнул доктору. – Останься я там дольше, я бы расшатал устои тамошней демократии. Нашел бы эту чертову установку и сломал. А такого они допустить не могли.
– Здесь тоже снова за поиски возьметесь? – чуть изогнула бровь доктор.
– Вряд ли. Да и не проработает она долго. Это же бета-версия, причем в местном исполнении!
– И то ладно. А лекарства все же надо попить. Они здорово защищают психику от всяких вредоносных влияний, – сказала Оксана Владимировна.
– А-а, так, значит, вы тоже под шумок таблеточки пьете, для профилактики лохотронных воздействий! – радостно догадался Лев Борисович. – Тогда я согласен! Доктор плохого не посоветует!
Три нефритовых жезла на погрузчиках, или О вреде избытка свободного времени
Прошло много веков с тех пор, когда процесс коллективного возлияния чего похмельнее и воскурения чего позабористее был редкой, но необходимой частью ритуала приобщения к прекрасному, неведомому и сакральному. Но подспудное желание собраться теплой компанией и замутить небольшой шабаш никуда не делось. А то, что без внятной идеологической подоплеки и железной руки (опционально – крепкого деревянного магического посоха) духовного наставника действо частенько сопровождается дебошем, – это уже побочный эффект. Хотя и вполне ожидаемый.
Тут как-то вызвали Дениса Анатольевича и его добрых молодцев на градообразующее предприятие. Приезжайте, мол, скорее, помогите нам все это безобразие развидеть.
Безобразие учинили три молодых человека. Видимо, их подкосило наличие неучтенного бригадиром свободного времени при полном неумении этим временем рационально распорядиться. Откуда материализовались три косяка с коноплей и пакетик спайса – уже неважно. Черная дыра невостребованного личного времени у малосознательной личности еще и не такое может засосать.
Косяка было три. Пакетик один. Готовность сыграть в футбол на минном поле подсознания – тоже одна на всех, зато огромная. В итоге коноплю набодяжили со спайсом, прикурили – и реальность, устало матерясь, покинула заводской склад, пообещав вернуться с подкреплением.
Услышав подозрительный грохот, доносившийся со склада, бригадир обсценно удивился и пошел проверить, что за нефритовый жезл там так громко барагозит. Открыв дверь, он на какое-то время лишился дара речи. Точнее, выражения у него были, и довольно крепкие, но в дело вмешался невроз выбора: бригадир никак не мог решить, какая синтаксическая конструкция наиболее полно отражает ситуацию и всю глубину бригадирского к ней отношения.
По складу, сшибая ящики и щедро усыпая пол деталями, гонялись друг за другом аж три нефритовых жезла на погрузчиках. Тут бригадир, наконец, отмерз, и эхо старательно повторило все «ати» и «яти» его молодецкого покрика. Уяснив из сказанного, что их сейчас поимеют, прибьют, а потом поимеют недобитое и прибьют недоеденное, ребята бросились врассыпную. На погрузчиках, естественно.
Двое на полном ходу попытались протаранить стену, но та оказалась прочнее и дала сдачи. Третий решил затеряться между стеллажами, но зацепил один из них и опрокинул его на остальные. Бригадир уже прикинул, какой эффект домино сейчас должен получиться, и похолодел, но обошлось: стеллажи крепили на совесть, и дело ограничилось погребением погрузчика под грудой деталей.
На шум прибежали остальные рабочие из цеха. Посреди разгрома, восседая на двух уцелевших ящиках, сидели два мастера тарана и рассуждали о смысле жизни. Кривым логическим тропкам и замысловатости их фраз мог позавидовать сам почетный друид Российской Федерации: сказанного вполне могло хватить на половину его нового альбома. Третий парень, выбравшись из-под завалов, размеренно и методично бился головой о стеллаж – видимо, незавершенность эффекта домино не давала ему покоя.
Вызванная бригадиром барбухайка приехала к тому моменту, когда двое философов сошлись на том, что все сущее не более чем суета сует и фигня фигнь, и переключились на их товарища-дятла. На каждую очередную серию ударов лбом в стойку стеллажа они переглядывались, пожимали плечами – и заходились в приступе хохота, катаясь по полу.
– И так уже минут двадцать, – сокрушенно развел руками бригадир.
– Вот что меня больше всего удивляет, – задумчиво сказал Денис Анатольевич, окидывая взглядом разгром, – так это то, что завод до сих пор работает и умудряется что-то выпускать.