— Я вернулась только затем, чтобы забрать Сапфира. Я поеду домой, — бормотала она несвязно.
Он обернулся, она сидела у стены, поджав колени к подбородку. Ноги ее были в грязи, и одна кровоточила. Она смотрела прямо на него, и ее взгляд обвинял.
Он понимал, что должен объясниться с ней, назвать причину, по которой был вынужден жениться. Раньше ему больно было думать об этом и трудно говорить. Если даже он расскажет, что из того? Она не простит никогда его предательства, ее взгляд говорил об этом.
— Тебе надо согреться, снять с себя и высушить вещи, потом я провожу тебя сам. Нельзя ехать одной.
Она только пожала плечами.
Он протянул руку, она отвернулась.
— Эль… Элеонора… Позволь, я помогу тебе.
Но она поднялась без его помощи, пошатываясь и цепляясь за стену.
Он сразу направился разводить огонь. Она вошла следом, но он не слышал, чтобы дверь закрылась.
Когда весело затрещал огонь в печке, он закрыл дверцу и встал. Обернувшись, увидел ее, и ему стало больно.
Она выглядела так, будто ее вытащили из воды. Одежда облепила ее тело, оно просвечивало через тонкую рубашку, но Шон смотрел на ее ноги, разбитые в кровь. Потом потрясенно спросил:
— Где ты была?
Не ответив, она, прихрамывая, подошла к кровати и хотела лечь. Он одним прыжком оказался рядом.
— Постой, сначала надо переодеться.
Ее золотистые глаза блеснули.
— Не собираюсь. Пока ты в комнате.
Он заслужил ее подозрение, ее недоверие. Впервые в жизни она не доверяла ему. Взгляд был полон ненависти.
— Можешь пока нанести визит Кейт. А меня оставь в покое.
Она намеренно унижала его. И он вполне заслужил это. Хотел объяснить, как она ошибается, но только сказал:
— Я подожду за дверью, — и пошел к двери, но обернулся — она стояла и плакала.
Он разбил ей сердце. И слишком поздно понял, что ее уже не вернуть никогда.
Он прикрыл дверь и пытался обдумать ситуацию. Но все мысли устремлялись снова к Эль. Наверное, это к лучшему, ведь он сам не хотел ее любви, настаивал, чтобы она стала женой Синклера. Шон ударил со всей силы кулаком по стене, давая выход гневу и безысходности. Между ними все кончено, как он и хотел.
Прежде чем войти, он постучал, но, не дождавшись ответа, приоткрыл дверь и заглянул. Запасной костюм так и остался висеть на вешалке. Эль лежала на кровати, завернувшись в тонкое грубое одеяло. На полу валялись мокрая рубашка, вся в кровавых пятнах, — по крайней мере, она обтерла ноги.
Он закрыл и запер дверь за собой.
— Тебе надо подойти ближе к огню, — сказал он. Она молчала.
Он в тревоге подошел взглянуть на нее, она спала или притворялась спящей, но видно было, как ее тело сотрясает крупная дрожь. Он постоял, колеблясь, потом, понимая, что главное сейчас — согреть ее, а тонкое одеяло не спасает. Надо бы осмотреть ее ноги. Он побоялся это сделать, опасаясь, что она не позволит.
— Эль?
Ответа не было, и он увидел, что она спит.
Он присел на край кровати. Наверное, всю ночь бродила по улицам, подавленная, оскорбленная и одинокая. Он возненавидел себя. Как можно было обидеть и оттолкнуть единственного человека на всем белом свете, который любил его и верил ему, несмотря ни на что. Ты любишь мою сестру? Он тогда не ответил на вопрос Клиффа.
Шон взял руку Эль. Она была ледяной.
И он решился. Сбросил сапоги и лег с ней рядом, обнял и крепко прижал к себе. Она не сопротивлялась, ее тело было бессильным и мягким, словно она превратилась в тряпичную куклу, и холодным как лед.
Это его вина.
— Эль, прости меня… — И он заплакал. — Я должен был рассказать тебе о Пег сразу, в тот момент, когда вернулся. Но я побоялся, потому что знал, что ты возненавидишь меня за это. Я никогда не любил ее.
Он крепко держал ее, согревая собой, потом поднял ее лицо и заглянул — ее длинные ресницы затрепетали. Как он любил ее, как прекрасна она была в этот момент. Его Эль, такая храбрая и сильная.
— Как я мог любить Пег, если всегда любил только тебя… — неожиданно для себя самого признался он, и его сердце забилось как безумное. Его переполняли чувства, каких он никогда еще не испытывал, глубокие и сильные, он признался в том, что тщательно скрывал до сих пор, даже от самого себя. Но ведь он не должен любить ее. Она пострадает от его любви, как пострадала Пег. Он обречен и приговорен к смерти. Ничего не изменилось, кроме одного — в сердце у него возникло чувство, на которое он не имел права.
— Ш-ш-шон? Мне холодно…
Он увидел, что ее глаза широко открыты, и попытался улыбнуться.
— Я знаю. Скоро будет тепло, ты согреешься, и я обещаю, что спасу тебя. Ты будешь в безопасности.
Ее губы сложились в слабую улыбку, а в глазах он увидел выражение, которое не надеялся больше увидеть никогда. Доверие и любовь.
— Я уже спасена, — прошептала она и поцеловала его в подбородок.
Он ощутил такую огромную радость, что все его тело откликнулось на этот поцелуй. Он напомнил себе, что она во власти сна, больна и, скорее всего, не осознает, а когда очнется, снова возненавидит его, он не заслужил ее любви, и убогая обстановка была тому подтверждением.
Она вдруг сама обняла его, и холодные пальцы проникли под рубашку, потом со стоном прижалась к нему, тело ее вновь стало упругим и зовущим.
Его рассудок велел ему немедленно отодвинуться и уйти, но, пока он боролся с искушением, а воображение рисовало сладостные картины блаженства, которое его ждет, она вдруг снова обмякла в его руках, и он понял, что она уснула. Но дрожь прекратилась. Он облегченно вздохнул, снова прижал ее к себе, отогревая. Поцеловал в макушку, как маленькую, и его снова захлестнула волна нежности, неведомой ранее. Он не знал, в какой момент влюбился в нее, вероятно, любил всегда, но чудо свершилось, и он боялся спугнуть теперь то чувство, которое его переполняло. Он гнал все страхи и сомнения прочь. Он жил счастливыми моментами. Не стоит сейчас думать о том, что ждет их завтра. Все подождет.
Только когда занялся новый рассвет, он тихонько слез с кровати и начал приготовления к их будущему, в котором им предстояло расстаться навсегда.
Когда она проснулась, ей понадобилось время, чтобы вспомнить и понять, где она находится.
Солнечные лучи заливали маленькую, убого меблированную комнатку. В чугунной печи трещал огонь. Она лежала на узкой кровати с одной подушкой, накрытая тонким грубым одеялом.
В комнате появился Шон.
Он только что вошел, неся полную охапку дров. Она вспомнила сразу, как он вернулся домой и как она сбежала от Синклера, оставив его одного у алтаря. Они сейчас в Корке, прячутся от солдат, и главное — Шон был женат на женщине по имени Пег.
Она села на кровати, с трудом веря в происходящее и закрывшись до шеи одеялом. Сердце заныло знакомой болью. Шон больше не принадлежит ей, и никогда не принадлежал.
— Что со мной произошло? Где моя одежда? — Она не узнала свой голос, так странно он прозвучал.
Он бросил дрова у печки, избегая смотреть на нее.
— Ты от меня убежала и вернулась промокшая и замерзшая.
И она вдруг вспомнила, как почти всю ночь простояла под дождем у стены какого-то дома, безразличная в своем горе ко всему на свете.
Шон подошел к кровати.
— Я купил тебе одежду, подходящую для леди. — Он указал на вешалку, где висело муслиновое платье, нижнее белье, накидка и шляпка. Внизу стояли туфли, в них — чулки.
Она подумала, что он, вероятно, истратил все деньги, которые предназначались на рейс до Америки, впрочем, какое ей теперь до него дело. Он предал, и она никогда не простит.
— Ты ждешь благодарности? — Она хотела показать свое презрение, но голос подвел — в нем звучали лишь горечь и разочарование.
— Ты ничего мне не должна, — резко ответил он, взгляды их встретились, он покраснел и отвернулся.
Разумеется. Это он ей должен, но она не сможет получить долг, потому что он предпочел другую. Ее сердце вряд ли заживет когда-нибудь от ран, которые нанесены, она уже никогда не станет прежней Эль.
— А где мои бриджи? — мрачно спросила она. Ей хотелось надеть свежее белье и платье, но она хотела его наказать.
— Я их сжег, — прозвучал спокойный ответ. И он протянул ей чистую свежую одежду.
— Как ты посмел! — Она мгновенно пришла в ярость. — Верни мои брюки!
Он ошеломленно остановился и смотрел на нее так, будто беспокоился за ее рассудок.
— Но их больше нет. Ты не можешь ходить по улицам одетая по-мужски. Когда окажешься дома, уверен, уговоришь Тирелла поделиться с тобой гардеробом.
Да, когда она будет дома, брошенная, как его объедки.
Она и была ими, больше он в ней не нуждался и хотел поскорее от нее избавиться. С Пег он так не обращался.
— Я подожду тебя во дворе.
— О да, вместе с Кейт! Ты у нее взял эту одежду? У своей новой подружки?
— Я купил все в магазине, — ответил он сдержанно, видя ее состояние и стараясь ее не злить.
— Но ведь мне вполне подошли бы ее платья! Потому что я не отличаюсь от нее, верно? Я такая же, как все служанки, горничные и фермерские дочки. Для тебя все равно, я не отличаюсь ни от них, ни от любой шлюхи.
Он побелел:
— Ради всех святых, замолчи!
— Почему? Признай, что ты обошелся со мной точно так же, как со всеми девицами, с которыми забавлялся в нашей конюшне, когда мы росли вместе, я видела! — Слезы ярости выступили у нее на глазах. — Как ты посмел сжечь мои брюки!
Он тяжело вздохнул:
— Прости. Прости меня за все. Ты не дочь фермера и ты не шлюха. Я знаю, ты любишь меня… Я преступник и негодяй. Я действительно воспользовался твоей слабостью, и мне нет теперь прощения. — И повернулся к двери.
Она вскочила с кровати, обернув себя одеялом.
— Но я не люблю тебя!
Он замер, потом повернулся к ней.
— Ты был распутником и раньше, и я знала это. Ты им и остался. Ты просто лгун, обманщик и ничтожество!
Он стоял не шевелясь. И молчал. Он был неподвижен, как статуя, изваяние красивого молодого человека.