– А как выжила эта книга? – Диана с благоговением посмотрела на обложку.
– Отец держал ее под подушкой и перед смертью отдал мне. – Темпл вздохнул. – Мне удалось пробраться к нему вопреки желанию деда, который боялся, что у постели отца я подхвачу какую-нибудь заразу.
Он вспомнил, как шел длинными коридорами громадного фамильного гнезда. Первоначально Сетчфилд-Плейс был особняком елизаветинских времен, но дом веками надстраивался и изменялся, пока не стал расползшимся во все стороны дворцом. Это здание всегда внушало Темплу ужас, особенно его длинные темные коридоры, увешанные портретами предков. Когда он попадал в них, родственники хмуро взирали на него из тяжелых рам, как ряд мертвецов на виселицах.
Но в тот день мальчик был полон решимости, и даже целая галерея недовольных Сетчфилдов не отпугнула его, когда он крался из детской в комнату больного отца, находившуюся в другом конце дома.
– В комнате были лакей и горничная, но когда я вошел, отец отослал их взмахом руки. Они понимали, что если герцог обнаружит меня здесь, то придет в ярость и уволит их, как понимали и то, что я в последний раз вижусь с отцом.
– И они позволили тебе остаться.
Темпл кивнул.
– Я сел на огромную кровать и держал отца за руку несколько часов, пока он не умер.
Глаза Дианы наполнились слезами.
– Я думаю, твое присутствие его утешало.
– Наверное, но он все же хотел, чтобы я ушел, пока меня не обнаружили. – Темпл нахмурился. – По-моему, он даже старался поскорее умереть и позволить мне уйти, пока меня не поймали.
Взяв за руку, Диана подвела маркиза к каменному очагу, присела и потянула его к себе, а затем прижалась к его груди и стала смотреть на огонь.
– Расскажи мне про него. И про мать тоже.
Воспоминания о родителях были зыбкими, они мерцали и колыхались, как огонь перед его глазами, и все же Темпл цеплялся за драгоценные обрывки, которые сумел сохранить.
– Мама была очень красивая – с длинными черными волосами и темными глазами, словно она родилась от ворона. А отца я считал победителем дракона.
Диана выпрямилась и посмотрела ему в глаза:
– Победителем дракона?
– Да, именно так. Каждый раз, когда приезжал дед, мама говорила, что мы это переживем, так как отец знает заклинание, которое усмиряет огнедышащего дракона.
Диана рассмеялась от всей души.
– Я уверена, многие в свете желали бы узнать это заклинание. А твой дед просто невыносим.
Маркиз кивнул.
– Его презрение убило отца и убило бы меня, если бы я не унаследовал долю его упрямства.
Ее голос дрогнул.
– Так твой дед отвечает за смерть отца?
– У мамы близились роды, и дед приказал нам переехать в Сетчфилд-Плейс: его злило, что родители очень близки друг другу и счастливо живут в деревне, забыв о высшем свете. Будь на то воля отца, он бы так и остался в деревне и не приезжал в Лондон.
– Думаю, твоего деда это не устраивало: он слишком гордится своим выдающимся положением.
– Да, это так. Когда отец сбежал с матерью, герцог был в ярости. Какое-то время родители его игнорировали и жили на небольшое наследство, доставшееся матери от дальнего родственника, но, к сожалению, они оба не умели обращаться с деньгами и их и так небольшие средства быстро закончились. В конце концов отец проглотил гордость, и они приняли помощь деда.
– Значит, герцог в самом деле им помог?
– О да, если можно это так назвать. Родился я, другой наследник Сетчфилда, и дед решил смягчиться. Он выделил им маленький дом, поскольку боялся, что если пустит их в Сетчфилд-Плейс, отцовские друзья-литераторы набегут, как муравьи на пикник.
Диана кивнула:
– И они зажили по-своему.
– Да. Одно время все было прекрасно, но потом мама стала полнеть, и герцог об этом узнал. Он сразу стал настаивать, чтобы ребенок появился на свет в Сетчфилд-Плейсе, однако все вышло не так, и я стал первым наследником Сетч-филдов, который родился не в этих гнетущих стенах. Дед до сих пор считает это одним из главных моих недостатков. – Темпл помолчал, затем глубоко вздохнул. – Родители отказывались, сколько могли: по-моему, они надеялись остаться вдали от церемоний, неизбежных при рождении ребенка в Сетчфилд-Плейсе, но герцог продолжал настаивать на своем. В конце концов он прислал карету и предъявил ультиматум: или они приезжают, или он лишает их наследства.
– И что же они сделали?
– Разумеется, поехали. Более пятидесяти миль по скверной дороге, в разгар зимы, и мама на сносях. К несчастью, карета осела набок…
Маркиз остановился и отвернулся: вспоминать дальше было тяжело.
Диана придвинулась к нему и взяла его за руку.
– И что было дальше?
– Преждевременные роды во время пурги. Сугробы были такие глубокие, что мы в них чуть не утонули. Кучер с отцом шли пешком, вели лошадей и расчищали перед ними дорогу. Мы приехали в бедный трактир в десяти милях от Сетчфилда, но дальше двигаться не могли. Там и умерли она и ребенок, прежде чем подоспела помощь и пришла акушерка. Отец был неутешен. Горе его подкосило.
Диана прижалась к нему.
– Как это ужасно! И для него, и для тебя.
– Для всех нас. Отец почти сразу слег с лихорадкой и через несколько дней скончался. Врач сказал – от простуды, но я знал, что он умер из-за разбитого сердца. Он не мог жить без нее.
– Но ведь у него был ты, – возразила Диана. – Он должен был жить ради тебя.
– Я тоже так думал и возмущался тем, что он сдался, но потом понял, что у него просто не осталось сил. С матерью он был победителем дракона, а без нее – просто неспособный, несовершенный наследник моего деда.
– И он решил, что лучше оставить тебя одного? – Пылкий темперамент Дианы поднялся нa защиту брошенного сироты.
Темпл улыбнулся и, протянув руку, погладил ее по голове, стараясь утихомирить разбушевавшийся огонь.
– Отец жил в бедности и грелся в лучах одобрения моей матери. Она любила его не потому, что он был наследником герцогства, а потому что он ее боготворил. Родственные душ и. Я думаю, дед ее возненавидел именно потому, что она говорила на том же языке, что и отец, – поэзия, литература, красивые вещи, тихие жалобы, о которых, заметь, его светлость никогда не узнает.
– И все же как он мог оставить тебя одного, бросить на произвол судьбы?
– Это не совсем так, – не согласился Темпл. – Перед тем как умереть, он открыл глаза, улыбнулся мне и взял с меня обещание, что я не забуду его пример и нежное влияние матери, поскольку я не только будущий наследник герцога Сетчфилда, но и наследник победителя дракона.
Диана вытерла слезы с глаз, но они еще блестели на щеках. Некоторое время оба смотрели на огонь, погрузившись каждый в свои воспоминания.
Потом Диана вздохнула:
– Плохо, что ты не сдержал данное ему слово.
Темпл вскинул голову.
– Я делал только то, чего требовала честь…
– То есть играл с дедом в детские игры, когда каждый старается разозлить другого? Твой отец жил не для того, он жил для любви. В отличие от тебя он женился на женщине, которую любил, не думая о последствиях. А еще он писал стихи и счастливо проводил время вдали от города.
– Да, и чем все это закончилось?
– Их смерть – случайность. Действительно, отчасти в этом виноват дед, но твой отец жил собственной жизнью.
– А разве я не живу собственной жизнью? – сказал Темпл и вдруг подумал, что страстная женщина, сидящая перед ним, лучше, чем он, поняла клятву, данную им отцу.
– Вряд ли твой отец хотел, чтобы ты жил один, постоянно рискуя жизнью. Только не говори мне про «короля и отечество». Думаешь, отказываясь на мне жениться, ты спасаешь меня от дракона и от всех жизненных опасностей? – Диана усмехнулась. – Ты делаешь это для того, чтобы уберечь себя! Ты такой же, как дед, раз не веришь в любовь! – Подойдя к столу, Диана взяла книгу его отца и пролистала страницы. Глаза ее вспыхнули, когда она нашла нужную строфу.
Я живу светом твоих очей, Вкусом твоих губ. Ты мое святилище, Моя жизнь и надежда.
Захлопнув книгу, Диана сунула ее Темплу в руки.
– Человек, написавший эти слова, ужаснулся бы твоей жизни. – Она схватила специальную лицензию на брак и, швырнув ее в огонь, наконец почувствовала себя абсолютно свободной.
Глава 17
Темпл сидел в сухом, темном углу коттеджа, погруженный в свои невеселые мысли. Прислонившись к стене, он пинал камушки, разбросанные по полу, носком некогда блестящих сапог и время от времени бросал взгляд на спящую красавицу, свернувшуюся возле печки на его плаще.
Неужели он ошибался все эти годы? Неужели язвительность и недоверчивость деда постепенно изменили его сердце и душу?
Найти свою женщину и усмирять для нее драконов.
Злить деда было легко, проникать во Францию и обратно доставляло острое удовольствие. Но любить, открыть кому-то свое сердце? Это пугало его даже больше, чем он думал.
Полюбить и рискнуть всем? А почему бы нет? Похоже, самое отвратительное из того, что он сделал, – это то, что так долго пренебрегал Дианой.
В его голове зазвучали слова, призывавшие изменить жизнь и свое предназначение: «Дерзай, любовь моя, и скорее освободи меня».
Не смешно ли – единственная истина, которую он нашел в этот момент, единственные слова, которые ему вспомнились, это строчка из книги отца – она била во все колокола и призывала быть честным перед собой и перед Дианой.
Да, он жил собственной жизнью, но отказался от своего сердца, и это был худший из его грехов. Теперь все, за что он держался: независимость, которую давала работа на Пимма, злость деда и капризный зов судьбы, – все казалось пустяком в сравнении с ней.
Диана!
Как будто услышав его молчаливую мольбу, она пошевелилась, и Темпл испугался. Что он собирается делать? Упасть на колени и объявить ей о своей любви? Скорее всего Диана подумает, что он хлебнул лишнего из фляжки, которую миссис Мегайр положила на дно сумки.
Диана снова завозилась и повернулась к нему лицом; ее губы приоткрылись, как будто она предлагала их невидимому любовнику, и Темпл усмехнулся. Эти сладкие губки всегда были его неиссякаемым искушением, теперь они станут его спасением.