— Отвезите меня домой, — сказала девушка тоном, близким к мольбе, забившись в подушки сиденья и приготовившись сопротивляться попыткам вывести себя наружу. — Я ценю то, что вы сделали в театре, и… и благодарна всей душой, но сейчас я более всего желаю оказаться дома.
— Ах вот как! — Губы Сен-Сира сжались в тонкую линию, брови сошлись на переносице. — Выходит, я заблуждался, когда думал, что передо мной женщина, искренняя в своих чувствах?
— Это я заблуждалась на ваш счет, милорд. Я думала, что впервые в жизни могу доверять мужчине.
— О, вы вполне можете доверять мне! — с невыразимо саркастической усмешкой заверил Сен-Сир. — Когда я говорил, что осуществлю все, чего желает каждый из нас, я был абсолютно искренен. Я не солгал вам ни единым словом. В отличие от вас.
Адам сделал движение, и Гвен напряглась, наполовину боясь, наполовину надеясь, что он вытащит се из экипажа и повлечет за собой в любовное гнездышко. Однако Аркур просто вышел, захлопнул дверцу экипажа и скомандовал кучеру:
— Джеймс, отвези-ка леди домой!
Однако, когда Сен-Сир добавил тише, только для Гвен: «Очевидно, это и есть ваше заветное желание», — его улыбка оставалась все такой же уверенной, как если бы он не сомневался, что время работает на него.
Забившись в угол быстро движущегося экипажа, Гвен спрашивала себя, как поступила бы в такой ситуации Джесси Фокс: Почему-то в памяти возникла картина, давняя, но не забытая: стройная фигурка подруги, перекинутая через широкое плечо Мэттью Ситона, словно хрупкий стебелек через ветвь могучего дуба. Джесси всегда шла навстречу тому, чего желала. Если она, Гвен, по-настоящему желает Адама Аркура, то что мешает ей добиться желаемого?
Разве у нее меньше решительности, чем у Джесси Фокс?
Короткая дрожь прошла по спине Гвен. Теперь, когда решение принято, она уже не чувствовала недавнего страха. Это была дрожь предвкушения при мысли обо всем, что обещал знающий взгляд виконта.
Джессика заметила верхового издалека, и сердце ее ушло в пятки: всадник был в мундире. Подобрав юбку, она самым неподобающим настоящей леди образом припустилась вон из своей спальни и вниз по лестнице.
Однако ей не пришлось никого извещать. Из кабинета появился Мэттью, а следом и маркиз спустился из своих комнат. Мрачной группой встретились они в вестибюле, объединенные одной и той же мыслью.
Наступило время разлуки.
Раздался внятный стук дверного молотка. Дворецкий Озгуд, держась даже прямее обычного, прошел открыть дверь. Его лицо было абсолютно непроницаемым, как и у Мэттью, в то время как маркиз и Джессика не скрывали беспокойства.
— Пакет для капитана флота Ее Величества королевы Англии Мэттью Ситона, — провозгласил нарочный.
— Прошу вас, лейтенант, входите. — Мэттью сделал радушный жест, и молодой офицер, чье лицо носило следы усталости после долгой скачки, ступил внутрь и протянул ему пакет. — По всему видно, что вы как следует гнали лошадь. За ней присмотрят, а вы тем временем отдохните после утомительной дороги. Озгуд, будьте добры отдать все необходимые распоряжения.
— Не могу воспользоваться вашим гостеприимством, сэр, — сказал нарочный с видом сожаления. — Мне предстоит еще несколько остановок в пути, а времени отпущено не так уж много.
— Понимаю, — произнес Мэттью с несколько принужденной улыбкой.
После прощального приветствия офицер сбежал по ступеням, и дворецкий закрыл за ним дверь. Мэттью сломал печати и развернул листок. Еще до первых слов Джессика все поняла по выражению его лица.
— Под повесткой стоит подпись адмирала Данхевена. Здесь есть еще личное послание. Нельсон почти готов к сражению. Я должен незамедлительно явиться на борт «Норвича».
— Ох, Мэттью! — Джессика бросилась на шею мужу, и тот крепко прижал ее к себе.
— Э-э… ты уверен, что невозможно как-нибудь… отказаться? — спросил побледневший маркиз, откашлявшись.
— Ты не можешь говорить это серьезно, отец. Я должен ехать, но будь уверен, я делаю это только из чувства долга. Я бы охотнее остался в Белморе… дома.
Джессика собрала все силы, стараясь улыбнуться. Всю эту неделю она молилась об отсрочке, как, впрочем, и все предыдущие недели.
— Значит, уезжаешь?
— Значит, уезжаю, — эхом откликнулся Мэттью. — Сейчас не время для отсрочек, Джесси. Как только вещи будут собраны, я отправлюсь в путь.
— То есть ты хочешь сказать — сегодня?!
— Прости, милая, но у меня нет выбора. От Портсмута до Кадиса дорога морем займет две недели. Туда стянута уже почти вся эскадра адмирала Нельсона, там скапливаются и силы французов. Поскольку столкновение не за горами, мне придется спешить.
— Да, но можно ведь подождать до утра!
— Мне приказано выехать немедленно, а приказ командования имеет силу закона, особенно в военное время. — Мэттью взял ее за плечи и слегка отстранил, вглядываясь в лицо. — Прошу тебя, милая, не нужно уговоров. Мне и без того нелегко.
— Он прав, дорогая моя, — тихо добавил маркиз, взял ее руку и сжал в своей. — Приказ пришел, ему нужно подчиниться, и чем лучше мы с тобой будем держаться, тем легче будет Мэттью оставить нас.
Джессика могла только кивнуть. Она чувствовала мучительную боль в груди от слез, которые не могла выплакать, глаза жгло, в горле стоял ком.
— Прости, Мэттью, я не хотела… я просто… просто надеялась, что у нас будет еще немного времени.
— Я тоже надеялся на это, милая. — Муж ободряюще улыбнулся, но глаза оставались тревожными, мрачными. — Надеюсь, ты не откажешься помочь мне в сборах? Тогда поднимайся наверх.
Молча она подчинилась. Примерно через полминуты Мэттью вошел в спальню, где Джессика стояла над пустым чемоданом, борясь со слезами. Вместо того чтобы вызвать камердинера, он привлек жену к себе.
Это был все тот же жадный и страстный поцелуй — и в чем-то совсем иной. В нем было не только исступление страсти, но и боль разлуки, которая словно безмолвно стояла рядом. Джессика самозабвенно отдалась прощальной близости. Она едва сознавала, что именно происходит между ними, как будто тщетно пытаясь насытиться надолго… может быть, навсегда. Это было прощание, прощание во всей его полноте.
Они любили друг друга снова и снова, сначала словно безумные, потом более медленно и нежно. Но невозможно прощаться вечно.
— Мне жаль расставаться с тобой, милая, если бы ты только знала, как жаль, — сказал Мэттью, высвобождаясь из ее объятий. — Но время не ждет. Боюсь, задержаться дольше я не смогу.
— Да, понимаю…
Они поднялись и в молчании оделись, после чего Мэттью сразу вызвал камердинера. Джессика праздно сидела в кресле и смотрела, как Ролли с привычной сноровкой укладывает чемоданы.
Прошло всего несколько часов с момента, когда к дверям Белмор-Холла прибыл нарочный от командования флота, а Мэттью в безукоризненной форме морского офицера уже стоял у подножия лестницы, прощаясь с домашними. Чемоданы уложили в экипаж, кучер держал кнут наготове, оставалось лишь сказать последнее «прости».
Маркиз, который выглядел постаревшим по крайней мере лет на пять, принял протянутую руку сына и пожал ее.
— Отец, постарайся беречь себя.
— А ты, мой сын, возвращайся живым и невредимым, — сказал Реджинальд Ситон с печальной улыбкой. — Ты ведь понимаешь, что мне одному больше не под силу заниматься таким громадным поместьем.
Мэттью склонил голову в знак согласия. Неожиданно для него и, может быть, для себя маркиз сделал шаг вперед и заключил его в объятия. Подобное выражение чувств было до того несвойственно обоим, что почти сразу же отец и сын отступили друг от друга.
— А ну-ка, ягодиночка, — раздалось с верхней ступени, где Виола опустила с рук Сару, — беги попрощайся с его милостью.
Девочка бросилась вниз, прыгая через две ступени, так что многочисленные оборки платьица затрепетали. Однако шагах в двух от Мэттью Сара остановилась и округлила глаза, зачарованная блеском золоченых пуговиц на его мундире.
— Папа уезжает?
— Да, моя маленькая.
— Но я не хочу… не хочу! — Сара топнула ногой, и ее громадные глаза наполнились слезами.
— Я тоже не хочу, — очень спокойно заверил Мэттью, поднимая девочку на руки, — но уехать мне все же придется. Зато вернуться я постараюсь как можно скорее.
Он поцеловал нахмуренный лобик, и Сара звонко чмокнула его в ответ. Мэттью опустил ее и сделал прощальный жест.
— До свидания, папочка! — Пока Виола уводила ее, Сара несколько раз поворачивалась и усердно махала рукой.
Мэттью с самым серьезным видом махал в ответ.
Наконец все остальные разошлись, оставив мужа и жену для последнего прощания. Когда Джессика повернулась к Мэттью, тот стоял очень прямо, развернув плечи и выпятив челюсть, — очевидно, он считал это достаточно воинственным видом, исключающим всякую слабость. Как всегда, безупречен, с мягким упреком подумала Джессика. Ей же хотелось броситься к нему, захлебываясь от рыданий, и бить его кулаками в грудь, требуя не оставлять ее. Или опуститься на колени и умолять. Но что оставалось делать, кроме как вскинуть подбородок под стать мужу?
— С ней все в порядке, не правда ли? — спросил Мэттью, чей взгляд все еще был прикован к дверям, за которыми скрылась Сара.
— Конечно.
— И ты, Джесси, тоже будешь в полном порядке, что бы со мной ни случилось, — сказал он, обращая к ней повелительный взгляд. — Обещай, что примешь любую весть как должно.
Сердце ее болезненно сжалось, и Джессика поймала себя на том, что отрицательно качает головой, боясь произнести хоть слово, чтобы не разрыдаться.
— Не нужно, Мэттью… не говори со мной таким тоном!
— Прости. Ты знаешь, что я буду скучать. Я даже не могу высказать, как сильно, потому что не сумею подыскать слов.
— Я люблю тебя! — сказала Джессика, заглядывая в темно-синие глаза, в которые так и не смогла насмотреться.
Всем сердцем она желала, чтобы этот человек, ее муж, повторил признание, которое вырвалось помимо ее воли. Почему он не может сказать эти три слова? Даже если это неправда…