Трое знатных господ, самых близких к престолу людей, сплотились в убеждении, что только физическое устранение Распутина может удержать монархию от развала и «спасти погибающую Россию»[412] от революции и смуты. Но так как устранение Распутина входило и в планы государств Антанты, то к Юсупову, за несколько дней до убийства Распутина, приехал его старый друг по учебе в Англии Освальд Рейнер, который специализировался на агентуре и специально прибыл в столицу русской империи для оказания ему профессиональной помощи[413].
Инициатором готовившегося убийства был князь Феликс Юсупов, возмущенный дерзостью «старца» склонить его жену к измене и сделать ее своей любовницей. Княжна императорской крови Ирина была красива телом и душой, и она отвергла наглые ухаживания Распутина, рассказав всю правду мужу о притязаниях «старца». А так как Распутин не терпел отказов, то страсть его разгоралась, и он утратил осторожность, чем и воспользовались заговорщики. Позднее Феликс Юсупов признавался: «Святости я в нем никогда не чувствовал. Я убежден, что религиозность его была личиной, которой он прикрывался и под которой я чувствовал обман и грязь. При всем том, я видел в нем колоссальную силу духа зла, и этой силой он сознательно порабощал людей. Последние минуты его жизни меня окончательно убедили, что я имел в его лице дело с необыкновенным человеком по сумме той нечеловеческой силы, которая в нем заключалась и определенно проявилась в его необычайной живучести»[414].
Несмотря на то, что Распутина всегда охраняли полицейские тайной охранки и несколько германских агентов-телохранителей, которые были «заинтересованы в сохранении жизни столь ценного для них пособника»[415], Юсупову удалось поздно вечером увезти его к себе во дворец на ужин с участием княжны Ирины, которая в действительности отдыхала в это время в Крыму. Там Распутина ждали великий князь Дмитрий, Пуришкевич, капитан Сухотин и доктор Лазоверт, подготовивший напитки и пирожные с ядом.
Всем этим людям ремесло убийц не подходило, и они исполнили его в худших мотивах пиров Борджиа, с не присущей для них жестокостью и дикостью. Князь Феликс Юсупов, оставшись наедине со «старцем», намеревался умертвить Распутина угощениями и вином, в которые был подмешан цианистый калий, но по каким-то причинам яд действовал на Распутина слабо, а бесцельная беседа и долгое ожидание княжны Ирины насторожила старца. Совершенно потерявшийся в догадках о бездействии яда и не знавший, что делать дальше, князь продолжал ждать смерти Распутина, а «старец», почувствовав опасность, лихорадочно искал выхода вырваться из западни, в которую он был заманен. Обманув на какое-то время бдительность Распутина, Юсупов поднялся на второй этаж к своим друзьям и с ужасом заявил им, что «слоновья доза» яда не действует на «старца», после чего взял пистолет у великого князя Дмитрия и, вернувшись к Распутину, князь, в полуобморочном состоянии, выстрелил старцу в грудь, когда тот рассматривал хрустальный поставец с распятием. [416]
Распутин упал на спину, лицо его подергивалось, а руки свело судорогой. Прибежавшие в нижнюю залу другие участники убийства констатировали смерть старца, после чего все они поднялись на второй этаж дворца, чтобы сделать приготовления к удалению тела. Каково же было их удивление и ужас, когда Распутин сначала ползком, а потом, поднявшись на ноги, стал уходить из дворца во двор, где его сумел догнать Пуришкевич и добить несколькими выстрелами в спину, которые были услышаны во всей округе.
Тело Распутина на автомобиле отвезли к Петровскому мосту и там сбросили его в полынью. Так спешили, что на снегу вблизи моста и проруби остались кровавые пятна. Край полыньи вскоре был обследован, и была найдена темная масса. Труп был извлечен, лицо его было обезображено. Убитый одет был в шубу с бобровым воротником, половина которого оборвана. Под шубой виднелась шелковая рубашка голубого цвета. Ноги туго связаны[417]. Лишь только тело Распутина вытащили из Невы, оно было таинственно увезено в грузовом автомобиле в Чесменскую военную богадельню императора Николая I за Московской заставой.
Смерть Распутина была жестоким ударом для императрицы. Ее горе было безгранично. Все надежды, которые она на нем сосредоточила, рухнули, и она каждую минуту стала опасаться за жизнь сына и сделанного Распутиным предсказания о гибели династии, если его, Распутина, не станет. И началось ожидание, мучительное ожидание несчастья, которого, как ей казалось, невозможно было избежать. По ее приказанию великий князь Дмитрий и князь Феликс были подвергнуты аресту, хотя свобода от ареста была признанной прерогативой всех членов императорской семьи. Император, узнав о гибели Распутина, немедленно выехал в Царское Село. Он тоже был подавлен и все время находился в мрачном настроении.
Перед погребением Распутина императрица лично вложила в его руки письмо, где были такие строки: «Мой дорогой мученик, дай мне свое благословение, чтоб оно постоянно было со мной на скорбном пути, который остается мне пройти здесь на земле. И помяни нас на небесах в твоих святых молитвах. Александра»[418].
Императрица, после похорон Распутина, на которых присутствовал император с четырьмя дочерьми, Протопопов, митрополит Питирим и Вырубова, еще больше ожесточилась против всего света, и она больше никому не доверяла. Больная неврозом и страхом за жизнь сына и династии, императрица, когда закачался трон, когда германская клика агентов раскачивала его для своих политических целей, тоже была в одиночестве, и единственным человеком, оказывавшем ей поддержку, был министр внутренних дел Протопопов. На одном из приемов он упал перед ней на колени и пафосно воскликнул: «За вами я вижу лик Христа!»[419] Но он тоже был неизлечимо болен и в стремлении удержать власть, случайно свалившуюся на него, Протопопов мог пойти и шел на самые различные ухищрения и подлости. Чтобы задобрить императрицу и успокоить ее нервы он, как и Плеве, организовал в своем министерстве отдел, чиновники которого от имени разных групп населения России писали царице Александре Федоровне письма и посылали ей телеграммы, в которых звучали слова признательности за ее титанический труд по поддержанию стабильности в империи и выражали ей восторженные чувства любви и верности: «О, любезная государыня наша, мать и мудрая воспитательница нашего обожаемого царевича!.. Хранительница наших устоев и семейных очагов!..О, наша благочестивая и великая государыня!.. Спаси и защити нас от врагов… Мы уповаем только на тебя, спаси Россию и нас, грешных»…
Одновременно министр, вопреки мнению правительства, полицейскими и жандармскими методами усиливал преследование лояльных к самодержавию организаций, среди которых числился и Союз земств и городов России, кооперативные и земельные организации. Князь Львов решительно осудил эти меры: «Историческая власть страны стоит у бездны. Наша внутренняя разруха растет с каждым днем и с каждым днем становится труднее организовать страну в уровень с великими требованиями, которые предъявляет ей война. Наше спасение – в патриотизме, в нашем единении и ответственности перед родиной. Когда власть ставит преграды на пути к спасению, ответственность за судьбу родины должна принять на себя вся страна. Правительство, ставшее орудием в руках темных сил, ведет Россию по пути к гибели и колеблет царский трон. Должно быть создано правительство, достойное великого народа в один из величайших моментов его истории, сильное, ответственное перед народом и народным представительством. Пусть Государственная Дума при начатой решительной борьбе помнит о великой ответственности и оправдает то доверие, с которым к ней обращается страна. Время не терпит, истекли все сроки для отсрочек, данные нам историей»[420].
В день похорон Распутина крупный промышленник Богданов давал у себя обед, на котором присутствовали члены императорской фамилии, члены Государственного Совета, видные представители финансового капитала, и офицеры военного министерства и гарнизона. Находившийся среди гостей магнат финансового и промышленного капитала Путилов, обращаясь к присутствующим гостям, сказал, что для спасения царствующей династии и монархического режима надо «собрать всех членов императорской фамилии, лидеров партий Государственного Совета и Думы, а также представителей дворянства и армии, и торжественно объявить императора ослабевшим, не справляющимся со своей задачей, неспособным дольше царствовать и возвестить воцарение наследника под регентством одного из великих князей»[421].
В организацию заговора по отстранению Николая II от престола были вовлечены депутаты Государственной Думы из «Прогрессивного блока», крупные промышленники, буржуазия и, конечно, генералы Ставки, больше всего знавшие пагубную роль царского окружения на принимаемые им решения. Всем им была обещана политическая поддержка правительств стран Антанты, кровно заинтересованных в том, чтобы Россия воевала вместе с ними до победного конца с Германией и Австро-Венгрией. В Лондоне и Париже понимали, что усиление германского влияния в России вело к активизации сил, толкавших страну к подписанию сепаратного мира с немцами, после чего немцы, для войны с Англией и Францией, могли снять с восточного фронта до шестидесяти своих дивизий. Такого поворота событий нельзя было допустить. Центр всей европейской политики в тот период сместился на набережную Невы, где решалась судьба Николая II, и коренные проблемы, связанные с продолжением войны и удержанием на стороне Антанты России, чья армия притягивала к себе половину сил центральных держав.