кажемся в положении, когда генералы германского императора будут маршировать рука об руку с русской революцией против монархии». [573]
Брожение в правящем классе Германии и Австро-Венгрии против кайзера Вильгельма II стало настолько сильным, что их недовольство и открытый протест против политики своего императора в отношении большевистского правительства в России, был услышан в правящем классе Англии, Франции, и других странах. В Лондоне, в знак протеста против политики кайзера Германии Вильгельма II, королевская семья отказалась от германских корней, и причислила себя к древней британской фамилии, а во всех других европейских странах и США росло твердое убеждение, что необходимо будет отторгнуть династию Гогенцоллернов в Германии и династию Габсбургов в Австро-Венгрии от престола, и не иметь с ними никаких сношений до конца войны и после нее. Эта линия четко просматривалась в послании президента США конгрессу 8 января 1918 года, состоявшем из четырнадцати пунктов, ни в одном из которых не упоминалось имя германского императора и его правительства, и союзные державы Антанты намеревались заключить мир уже с теми людьми в побежденной Германии, кто не запятнал себя в ее развязывании и преступлениях, совершенных в ходе ее ведения. В шестом пункте, касавшемся России, ставилось условие «освобождение Германией всех оккупированных ею российских территорий, предоставление России возможности определять свою национальную политику и вступить «в сообщество свободных наций»[574].
Кайзер Германии Вильгельм II, умевший много говорить, но не умевший слушать, весной 1918 года, наконец-то осознал, что его ставка на большевиков и заключение с ними сепаратного мира, была его роковой и стратегической ошибкой, и, если он хотел сохранить наследственную монархию в своей империи, то он должен был порвать всякие связи с Советской Россией и с большевиками и попытаться восстановить там монархию, чтобы исправить тот негативный образ, который сложился о нем в королевских дворах Европы после свержения династии Романовых в России.
Москва кишела агентами противоборствующих сторон, но если дипломаты и агенты Антанты пытались путем заговоров, волнений или мятежей свергнуть большевистское правительство, то агенты Германии и Австрии, вместе с ВЧК, с одной стороны, всячески противодействовали этому, а с другой – искали пути самим свергнуть правительство Ленина и поставить во главе нового режима про-германски настроенных политических деятелей России, которые послушно бы служили интересам Германии. Вся трудность немцев заключалась в том, что среди русских политических и общественных деятелей той поры не было людей, согласных взять на себя такую позорную и предательскую линию поведения по отношению к собственной стране, которая будет подвержена осуждению потомками. Даже приверженцы монархии в России отказывались вступать с немцами в такие переговоры, и тогда в окружении кайзера Вильгельма II возникла кощунственная мысль привлечь членов семьи Романовых к идее восстановления монархии с помощью германских штыков. После овладения германскими войсками Эстонией и городами Псков и Остров, германская армия находилась на удалении одного, двух суточных переходов своих подвижных войск от предместий Петрограда, но в правящих кругах Германии долго не было согласия, каким способом это лучше осуществить, а упущенное время работало на большевиков.
Понимая серьезность этой угрозы, по рекомендации Сталина, советское правительство 11 марта, никого не предупреждая, скрытно переехало в Москву. В московском кремле для всего правительства, членов ВЦИК и партийных функционеров были подготовлены скромные одно-двух-комнатные квартиры, где раньше жила прислуга; два вождя – Ленин и Сталин, по своему обустройству на новом месте, ничем не отличались от всех остальных членов правительства. Один Троцкий занял знаменитый юсуповский дворец в Архангельском и вызывающе жил в роскоши и в довольстве, когда в стране было полно нищих и бедных людей. Истошно призывая до революции «грабить награбленное» у буржуазии и помещиков, он теперь и сам занимался открытым грабежом тех людей, которых он собирался защищать от неравноправия, когда придет к власти.
После подписания Брестского мира в Москву, в начале апреля, прибыл граф Вильгельм Мирбах, назначенный правительством кайзеровской Германии официальным представителем в ранге посланника при правительстве РСФСР. Он был уроженцем Австрии и принадлежал к самому воинственному кругу австрийской знати, кто вдохновенно проповедывал взгляды кайзера Германии Вильгельма II о неоспоримом превосходстве немецкой расы над другими народами и необходимости подчинить весь мир немецкой воле и культуре. Он хорошо был известен в берлинских правящих кругах и лично знал и встречался со своим кумиром Вильгельмом II. Он подвизался на дипломатической работе и выполнял специальные поручения кайзера по налаживанию и упрочению связей с теми государствами в Европе и с теми политиками, кто симпатизировал Германии и кто мог быть полезен для германских интересов. В 1916 году, в качестве консула-разведчика, он работал в норвежском Бергене и участвовал в потоплении германской подводной лодкой английского крейсера «Гэмпшир», на борту которого погиб личный посланник английского короля Георга V военный министр граф Хартумский Гораций Китченер, направлявшийся в Россию к Николаю II с неопровержимыми документами участия его близкого окружения в измене русскому оружию и служению их Германии. Вместе с ним погибло 643 человека экипажа. Англичане не могли простить ему этого преступления, и когда он был назначен официальным представителем МИД Германии в ранге посланника при правительстве РСФСР, в Лондоне был выработан план ликвидации Мирбаха, согласованный с французской разведкой, которые к исполнению этого акта привлекли капитана французской разведки Пьера Лорана. Молодой французский разведчик вошел в близкий контакт с первым начальником советской контрразведки Яковом Блюмкиным и склонил его к участию в нем[575].
Убийство Мирбаха рассматривалось как прелюдия к разрыву отношений Советской России с Германией, а подготовленные дипломатами и разведчиками Антанты заговоры в Москве и ближайших областных центрах должны были привести к свержению власти большевиков. К указанному периоду, в советском правительстве углубился раскол между Лениным и его сторонниками в партии и правительстве и левыми эсерами, игравшими заметную роль в политической жизни страны. Левые эсеры напрочь отвергали условия Брестского мира и пытались всячески взорвать его изнутри как открытой критикой этого курса, так и подготовкой крупных террористических актов против германских политических и военных деятелей, на которые они были крупные мастера. Сначала они планировали совершить убийство самого кайзера Германии Вильгельма II, но в силу сложности его исполнения и нежелания брать на себя такую ответственность, в руководстве левых эсеров победила группа партийцев, отстаивавших убийство двух влиятельных лиц: посланника Германии в России графа Мирбаха и главнокомандующего группой «Киев» генерал– фельдмаршала фон Эйхгорна. Совершить террористический акт над Мирбахом согласились молодые эсеры Я. Блюмкин, возглавлявший в ВЧК отдел по борьбе с иностранным шпионажем и Н. Андреев, работавший там же фотографом. Оба чекиста были перевербованы Дзержинским на свою сторону и им были предоставлены все возможности для того, чтобы они могли совершить этот террористический акт.
Деятельность Мирбаха в Москве вызывала всеобщее раздражение в советском правительстве, так как он постоянно требовал от Ленина неуклонного выполнения статей Брест-Литовского договора и дальнейших уступок германским военным и колониальным властям на Украине и в Белоруссии, когда уступать было уже нечего. С прусской наглостью и цинизмом, граф, не считаясь ни с какими законами и правовыми нормами молодого государства, повсюду пытался вдохнуть немецкий воинственный дух в оставшихся в России немцев, заставляя их активнее помогать кайзеровскому рейху в разрушении советской экономики и промышленности, чтобы довести ее до полного краха. С его участием росла германская агентура в России, а работники посольства подготавливали в Петербурге и Москве боевые отряды из бывших немецких военнопленных, раздавая им оружие и военное снаряжение, и, по распоряжению посланника, производилась их «подозрительная перегруппировка» к местам, где они должны были действовать[576].ВЧК, созданная Ф. Дзержинским для борьбы с контрреволюцией, быстро научилась искусству борьбы с врагами и действовала, на удивление всем, опережающими мерами по предотвращению диверсий и терактов. Ее ряды в основном пополнялись молодыми и способными евреями, знавшими немецкий язык, и исступленно верившими в победу марксизма и пролетарской революции во всем мире, и ради этой, как им казалось великой цели, они готовы были идти на любые жертвы.
ВЧК вскоре обнаружила контакты дипломатов германского посольства и их агентов с некоторыми великими князьями и им нетрудно было раскрыть цель этих контактов и замыслы немцев. Весной сотрудники ВЧК стали замечать высокую активность русских монархистов, которые «вели переговоры с немцами о свержении власти большевиков»[577].
Прибыв в Москву, Мирбах стал настаивать, чтобы советское правительство привезло бывшего царя в столицу для подписания Брест-Литовского мирного договора, который не признавали все страны Антанты, но, если бы его подписал и Николай, то к этому документу могло бы придти другое звучание. К тому же, в одном из секретных пунктов этого договора была особая оговорка, что, по требованию германских властей, «царская семья будет передана им целой и невредимой»[578].
Вместе с прибытием Николая и его сына Алексея в Москву, германские правящие круги рассчитывали с помощью монархических организаций и немецких боевых отрядов из числа военнопленных, усиленных германской агентурой, совершить правительственный переворот и возложить корону на Алексея, которая, по своему значению, должна была стать спасательным кругом для династий Гогенцоллернов и Габсбургов. Восстановив монархию в России можно было бы укрепить и свою. Регентом при царе-подростке должен был стать его отец, бывший царь Николай II. В Берлине не сомневались, что такое развитие событий бывший монарх вряд ли откажется поддерживать. Одновременно германское командование спланировало и считало возможным провести быструю наступательную операцию на Петроград и Москву, о чем Людендорф написал в своих воспоминаниях: «С военной точки зрения мы были в силах нанести короткий удар на Петроград теми войсками, которые у нас имелись на востоке и при помощи донских казаков развить наступление на Москву. Это было бы во много раз выгоднее ведения обороны на длинных фронтах. Оборона поглощала больше сил, чем нужно было для короткого движения вперед и сильно нервировала войска, в то время как наступательная операция поддержала бы их дух. Мы могли бы устранить внутреннее, столь враждебное нам Советское правительство и установить в России другую власть, которая …была бы согласна идти з