– Ты не прав! – возмущенно воскликнула Франческа, оскобленная несправедливыми обвинениями. – Да я делаю больше всех вместе взятых, если хочешь знать. Вот и сегодня я не просто ходила в город прогуляться. Новости, которые я сообщила нашим друзьям, позволят сохранить много жизней.
– И каким образом, позволь поинтересоваться?
– Мы и многие другие сможем уехать, как только получим новые паспорта.
– Новые паспорта? Изволь объяснить!
Супруга в двух словах поведала ему о разговоре с немецким офицером.
– А ты уверена, что его предложение – не ловушка? – помедлив с ответом, наконец изрек Марек.
– Ловушка? Не знаю… вряд ли, – растерялась женщина. – Нет… я не думаю, что герр Шварц способен на подлость.
– Моя дорогая, ты и впрямь еще дитя, – обняв супругу за плечи, заявил мужчина.
Франческа недовольно передернула плечами и отошла в сторону.
– Из твоих уст это звучит как: «Моя дорогая, ты настоящая дура!»
– Ты несправедлива ко мне, – обиделся тот. – Я просто волнуюсь за тебя, и только.
– Прости, я погорячилась! – смягчилась молодая женщина, подходя к мужу. – Я на самом деле очень хочу помочь нам всем вырваться из ада. И если фальшивые паспорта дадут возможность избежать концлагеря, где, по слухам, евреев отправляют вначале в газовую камеру, а потом сжигают, то я буду только рада помочь приобрести их.
А слухи с каждым днем становились все страшнее, обрастая новыми подробностями, подобно снежному кому, особенно после того, как была отправлена первая партия людей. Вначале вывезли беднейшую часть населения, затем всех больных и раненых. Но через несколько дней начались повальные облавы. На улицу было страшно выходить. Хватали всех подряд, не обращая внимания ни на пол, ни на возраст.
Марека, Франческу и Веру спасло лишь то, что у них имелись рабочие удостоверения. Молодые женщины наблюдали с нестерпимой тоской за сокращающимся населением еврейского квартала. За полтора месяца немцы депортировали более двухсот пятидесяти человек. Людям сообщили, что их просто переселяют на восточные, освобожденные от большевицкого гнета территории. Немецкое командование уверяло, что желает улучшить положение «избранных», поскольку в гетто для них нет ни достойной работы, ни приличной одежды, ни нормальной еды. А там, куда везут бывших жителей гетто, они смогут получить все, о чем только можно мечтать.
Несмотря на многочисленные лживые уверения нацистов, жители квартала прекрасно знали конечную остановку. И те, кого, словно скот, запихивали в товарные вагоны так, что людям всю дорогу приходилось стоять, не питали иллюзий относительно своей дальнейшей судьбы. Концентрационный лагерь Треблинка, расположенный в восьмидесяти километрах от Варшавы, построенный по личному распоряжению рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера – вот был пункт назначения. И хотя никто не знал, что именно происходит за его воротами, так как немцы засекретили объект еще на стадии строительства, запретив даже самолетам люфтваффе пролетать над лагерем, тем не менее, по Варшаве поползли ужасающие слухи.
Вот почему пока остававшиеся в живых жители гетто и скрывающиеся в арийской зоне евреи с воодушевлением восприняли новость о том, что, имея на руках паспорта нейтральных государств, они смогут вырваться из лап палачей. Машина заработала полным ходом, ибо уставшие бояться люди продавали последнюю рубашку, лишь бы получить вожделенный паспорт. А вспыхнувшее в еврейском квартале в канун праздника Песах восстание лишь ускорило этот процесс.
– Вера, Вера, посмотри, что мне удалось достать. Боже, я не верю своим глазам. Мы спасены! – воскликнула молодая женщина, вбежав в небольшую комнату отеля «Polski», куда танцовщица и ее подруга переехали за неделю до начала восстания в Варшавском гетто.
Сбросив шляпку и тряхнув золотистыми кудрями, она весело закружилась в танце.
– Тише, Франческа, тише! – прошептала Вера. – Не стоит так шуметь. Мы привлечем к себе внимание.
– О, моя дорогая, ты не представляешь, как я рада, – усаживаясь рядом с ней на диван, ответила та. – Наконец-то мы сможем вырваться из рук изуверов.
– Тише, – повторила Вера, покосившись на дверь. – Зачем так кричать?
– Прости, дорогая, но меня переполняет радость. Вот, посмотри!
Она протянула подруге три паспорта.
– Что это? – листая странички одного из них, осведомилась та.
– Что-что? Наша свобода! Паспорта для тебя, Марека и меня. Ему тоже позволили покинуть Варшаву, несмотря на то, что он работает на фабрике. Мы наконец-то вырвемся из плена и уедем в Южную Америку. И неважно, куда: Перу, Уругвай или Парагвай, подобно семье Ариэль Вайнберг. Помнишь, она прислала мне письмо месяц назад? Она еще звала нас к себе. Вспомнила? Неужели ты забыла? Мы так радовались за нее, когда Ариэль написала, что постепенно начала забывать ужасы войны.
В самом деле, к осени 1943 года нескольким семьям удалось перебраться в безопасное убежище за океаном. Полученные от них письма и фотографии служили тому подтверждением. Оставшиеся на многострадальной родине, воодушевленные их примером, бросились получать паспорта всеми правдами и неправдами.
– Да-да, я начинаю припоминать, – подтвердила Вера, продолжая вертеть в руках поддельный паспорт. – Ариэль еще упомянула, что ее приняли в Национальный театр, где она продолжила любимое дело.
– Вот именно! – восторженно воскликнула Франческа. – И мы тоже сможем там выступать. Ты петь, я танцевать. Боже, я обожаю танцевать. Танец, сцена, зрители – это моя жизнь, часть моей души, мой пульс! Отбери их – и я умру. Мое сердце тотчас же остановится.
И Франческа, подпевая себе, начала исполнять па.
– Откуда ты взяла их? – с недоумением поглядев на танцующую Франческу, полюбопытствовала Вера. – Ты ограбила банк? Я слышала, что за паспорт просят около полутора тысяч долларов. А тут три паспорта… Ты ограбила немецкий банк?
Пани Манн озорно засмеялась.
– Ты никогда не догадаешься.
– Уж точно, – подтвердила ее подруга.
– Между прочим, Марек тоже не угадал. Более того, он даже рассердился, назвав мою идею «дурацкой затеей».
– Что ж, твой муж не лишен здравого смысла. Так откуда паспорта? Драгоценности мы с тобой продали уже давно, а денег за выступления едва хватает на достойную жизнь. Тогда…
– Ты помнишь герра Шварца? Ну, того, с колючими глазами и высокомерной улыбкой?
– Не припоминаю, – наморщив лоб, ответила Вера.
– Нет, ты помнишь его! Немецкий офицер, постоянно приходит в кабаре. Садится за первый столик… ну, тот, что возле сцены, и таращится на меня. Он тебе еще коробку конфет весной подарил. Вспомнила?
– Ах, да. Такой высокий, несколько полноватый, с правильными чертами лица, которые несколько портит квадратный подбородок. И что дальше?
– Так вот, герр Шварц посоветовал мне, к кому обратиться.
– И что из этого? Я все равно не понимаю, откуда ты взяла деньги.
Франческа недовольно топнула ножкой.
– Ты постоянно перебиваешь меня, как я могу договорить.
– Прости, больше не буду, – с улыбкой заметила Вера и приготовилась слушать.
– Так вот… У него в штабе работает родственник, точнее, двоюродный брат. Тот человек, он… ну, в общем, майор по-нашему, пообещал сделать паспорт для меня, для моего мужа и для тебя, разумеется. Я наотрез отказалась ехать без моей подруги. Этот человек хорошо знаком с начальником отдела… не помню точно его названия, да важно ли это? Благодаря содействию майора, нам не пришлось ждать трех месяцев. И вот сегодня герр Шварц вызвал меня к себе в кабинет и вручил эти паспорта. Безусловно, я тут же поинтересовалась стоимостью оказанной услуги, мысленно при этом гадая, откуда взять деньги, но тот, мило улыбнувшись, ответил, что взамен попросит сегодня вечером посвятить ему танец. «Это самое малое, пани Манн, что я могу сделать для искусства, для вас и для тех немногих несчастных, которые еще остались в городе, – отозвался он, целуя мне руку. – У меня сердце разрывается, когда я гляжу на обнищалых униженных людей. Судьба несправедлива к ним».
Вера с подозрением поглядела на подругу и хмыкнула.
– Всего лишь танец? А ты уверена, что поняла его правильно?
– Ну вот, ты тоже не веришь, – обиделась на нее Франческа. – Марек также усомнился в искренности моего поклонника.
– И он был прав. Нельзя доверять немцам!
– Ну почему? Они не отличаются от нас! – возмутилась молодая женщина.
– Не отличаются? – вспыхнула Вера. – Мы не ссылаем их в гетто и не убиваем в газовых камерах. Переполненные вагоны с осужденными на смерть уходят с вокзала изо дня в день. Куда составы направляются? В светлое будущее? Неужели ты так слепа, что не видишь ничего дальше своего носа? Господи! Да очнись ты! Приди в себя! Ты всегда была здравомыслящей девушкой. Эти паспорта затмили тебе разум. Опомнись!
Франческа решительно встала и, приняв гордый вид, спросила:
– Я так поняла, завтра ты не едешь с нами? Это твой окончательный ответ?
– Как? Разве вы уезжаете уже завтра? – Вера удивленно уставилась на неё. – Но почему завтра?
Она все еще надеялась на то, что ей удастся отговорить подругу от опрометчивого шага.
– Да, мы покидаем Варшаву завтра утром. Сегодня я танцую в кабаре в последний раз.
– Странно, ты не находишь?
– Что именно тебя удивляет?
– А то, что ты с Мареком должна покинуть город незамедлительно.
– Поначалу меня тоже насторожил скоропалительный отъезд, но герр Шварц сообщил, что на границе со Швейцарией уже вторые сутки нас поджидает поезд, готовый отвезти всех желающих во Францию. Там мы пересядем на пароход и поплывем в Южную Америку, в Парагвай. Билеты уже куплены; нам выдадут их при пересечении границы.
– Ну, что ж, – помедлила Вера, – мне остается всего-навсего пожелать тебе и Мареку счастливого пути. Доберетесь до места, напишите, пожалуйста.
– Непременно, – сухо ответила молодая женщина и, забрав с дивана два паспорта, торопливо вышла из комнаты.
– Бедная девочка, – горестно вздохнула ее подруга, ни на секунду не усомнившаяся в том, что затея с паспортами нейтральных стран – лишь афера оккупантов, которая не приведет ни к чему хорошему. – Жаль, что я не смогла остановить тебя. А мое сердце чует недоброе. Ох, Франческа, Франческа, почему ты меня не послушала?