Да и как мы могли пойти домой, когда на ногах были брезентовые ботинки на деревянной подошве? Помню, в один из дней мы так увлеклись, что перевыполнили дневную норму на двести процентов. В качестве поощрения я и моя бригада получили банку варенья и… валенки! Вот радости было! По прошествии стольких лет, я до сих пор помню вкус вишневого варенья и тепло, окутавшее замершие ноги.
Но однажды произошел несчастный случай, едва не стоивший мне жизни. Желая получить звание «фронтовой бригады», мы работали, не жалея сил. Это привело к тому, что неокрепший подростковый организм не выдержал нагрузки и дал сбой. Случилось это сразу после моего дня рождения.
Дыхание весны мы ощутили еще в апреле, но настоящее блаженное тепло пришло лишь в первых числах мая. Оно расслабляло, согревая озябшее за зиму тело, оно погружало в негу. К тому моменту у людей, работавших уже больше шести месяцев без выходных, осталось только два желания – есть и спать. И если чувство голода со временем притупилось, то побороть сон люди могли не всегда. Поэтому неудивительно, что майское солнце разморило меня, и я уснула на рабочем месте, прямо в фюзеляже. Очнулась я уже в больнице. Возле меня сидели мама, Надя, а позади них стоял Виктор Яковлевич, которому немедленно сообщили об инциденте на заводе.
– Ну что? – ласково спросил он. – Как дела у нашего передовика производства?
– Ч-что произошло? – неуверенным голосом вопросила я. – Каким образом я тут очутилась?
– Тшш, – приложив палец к губам, ответила мама, на глазах которой стояли слезы радости. – Доктор запретил тебе разговаривать… и нервничать!
– Но…
– Тшш, – повторила она.
Я умоляюще смотрела на них, взглядом прося все объяснить.
– Ничего страшного, – легонько похлопала меня по руке сестра, – но напугала ты нас ого-го как, выпав из фюзеляжа прямо на цементный пол.
– Как? Но что я делала…
– Шурка, – прикрикнула на меня мама, – честное слово, сейчас пойду домой и возьму отцовский ремень, если не будешь меня слушаться.
Я обиженно отвернулась от них.
– Ну ладно, ладно, – рассмеялся товарищ Литвинов. – Зинаида Григорьевна, Надежда, не сердитесь на нашего героя.
– Героя? – удивленно переспросила я, повернув голову. – Почему героя?
Мама и сестра также в недоумении уставились на главного инженера.
– Героя? – повторили они.
– Да, – подтвердил Виктор Яковлевич. – Я как раз направлялся в цех, чтобы при всех поздравить тебя и твою бригаду.
– С чем? – мои глаза округлились, а сердце бешено заколотилось от волнения.
– С присвоением звания «фронтовой бригады», – слегка улыбнувшись, ответил тот. – В апреле твои молодцы перевыполнили план на триста процентов. Благодаря таким ребятам, благодаря вашей самоотверженности и целеустремленности, Красная армия, сражающаяся с фашистскими захватчиками за свободу и будущее наших детей и внуков, ежедневно пополняется первоклассными штурмовиками. Спасибо большое, Шура, и низкий поклон!
Я зарделась от смущения. Слова директора тронули меня до глубины души. Разумеется, я понимала, что не только самоотверженный труд моей бригады позволил заводу ускорить темпы производства новейших самолетов. Весь огромный коллектив, начиная от директора и заканчивая простым слесарем, работал на пределе человеческих возможностей, денно и нощно, без праздников и выходных.
Глядя на голубое небо, видневшееся сквозь окно моей палаты, я думала не о награде и похвале директора, а о людях, трудившихся в тылу: на торфяных разработках, стоя по пояс в ледяной воде; в деревнях и селах, работая на полях до десяти вечера; на фабриках и заводах в условиях шестнадцатичасовых смен. «Какая же непосильная тяжесть легла на хрупкие женские и детские плечи, – размышляла я. – Тем не менее они работают, не покладая рук. Невероятно!»
И на самом деле, пройдя все тяжкие испытания и невзгоды тыловой и прифронтовой жизни, люди выстояли, выдержали, не сломались. И все потому, что их девизом стали простые, но очень важные слова: «Все для фронта, все для ПОБЕДЫ!»
Украденное детство
Войны прокляты матерями.
Гораций
1
С самого утра шел проливной дождь. По размытой дороге вдоль леса ехали девять всадников, возглавляемых мужчиной лет тридцати пяти. Ехали молча, погруженные каждый в свои мысли. Да и о чем могли разговаривать промокшие до нитки люди, оказавшиеся по собственной воле в непроходимых псковских землях? Первоначально туристическая группа предполагала дойти до Чудского озера. Но разверзшиеся хляби небесные изменили все их планы: туристы вынуждены были отступить и пуститься в обратный путь. И чтобы хоть как-то сократить маршрут, решили ехать не в обход, а напрямую.
Наконец, инструктор, стоявший во главе отряда, поднял руку и крикнул зычным голосом:
– Стой!.. Тпру, спокойно, спокойно, мальчик! – похлопав коня по шее, добавил он тише. – Нужно сделать привал. Скоро начнет темнеть.
– Привал? А где? – переглянулись уставшие люди. – Тут одна грязь.
– Знаю, да и машина с нашими вещами уехала далеко вперед… Однако с такими темпами до запланированного лагеря нам не добраться.
– А может, позвонить водителю? – предложила хрупкая девчушка, доставая платок и вытирая им лицо. – Сказать, где мы находимся…
– Ленок, знать бы, – хмыкнул парень, посмотрев в телефоне на карту, – где мы находимся…
– Было бы неплохо, только вот беда: сети в этой глуши нет, – отозвался инструктор.
– Тогда что же делать? – задал вопрос Профессор – самый пожилой человек из команды.
– Через пять-шесть, ну, самое большое – семь километров должна быть одна деревенька. Небольшая да и небогатая, но очень живописная. Там живут хорошие люди; познакомился с ними, когда проезжал мимо лет пять-шесть назад. Думаю, они с радостью приютят нас до утра.
– Что ж, – задумчиво протянул Профессор, – обогреться и обсохнуть не мешало бы.
– Все согласны?
– А что, варианты есть? – нервно хихикнула Леночка. – Либо ночевать в деревне, либо слышать, как хлюпает в ночи грязь под копытами.
Начало смеркаться. Дождь понемногу стих, а вскоре, к величайшей радости туристов, и вовсе прекратился. Продрогшие голодные люди изнемогали от усталости.
– Скоро мы приедем? – прервал молчание Профессор, мечтавший поскорее оказаться около теплой печки.
– Вон за тем лесочком, – показал инструктор рукой на еле видневшийся в вечернем тумане темный лес. – Еще совсем чуть-чуть.
Не прошло и получаса, как группа въехала в деревню, – глухое, богом забытое место. Покосившиеся избы, почерневшие от времени, с провалившимися крышами и забитыми наглухо ставнями, стояли вдоль дороги; чернели провалы распахнутых или выломанных дверей. Заброшенные дворы так заросли травой, что казалось, будто люди покинули здешние места уже очень давно. И вокруг было так поразительно тихо, что туристам стало не по себе. Не было видно ни птиц, ни зверей. Страх закрался в души незваных гостей.
– Странно, очень странно, – пробормотал инструктор, оглядываясь по сторонам. – Мне рассказывали знакомые, что еще в том году здесь если и не кипела жизнь, то, по крайней мере, деревня не пустовала: во дворах были коровы, бегали куры и шныряли собаки и коты. А сейчас все тут выглядит так, будто она необитаема лет эдак двадцать.
– Что же мы будем делать? – жалобно спросила Лена.
– Что, что? – отозвался парень лет двадцати четырех. – Думать!
Вова в очередной раз взглянул на телефон и, убедившись, что сети все еще нет, продолжил:
– В начале деревни я видел дом. Мне кажется, он сохранился лучше остальных. Может, там заночевать? С едой проблема, но дрова-то всяко найдем.
Осмотрев внимательно несколько других развалюх, все пришли к выводу, что Володя прав. Тот дом остался единственно пригодным для ночлега. Подойдя к нему ближе, туристы увидели, что входная дверь закрыта, но в замочную скважину вставлен ржавый ключ.
– Интересно, и чего это хозяевам взбрело в голову ключ оставить в замке? – удивилась Инна Павловна, жена Профессора. – Неужели хозяева не боятся, что дом разграбят или осквернят, а то и вовсе сожгут?
– Да уж, – поддакнул ее муж, – любой заходи и живи.
– А может, уже некому бояться? – предположил пожилой мужчина, слезая с лошади.
– А я где-то читала, что в таких заброшенных деревнях нечисть живет, – испуганно прошептала Леночка, с опаской оглянувшись по сторонам.
– Ой, да ладно, – расхохотался Володя, – неужели ты веришь в эту чушь?
– Чушь не чушь, – услышали они голос инструктора, который вместе с дежурными по лагерю устраивал лошадей в сарае, где, как ни странно, оказалось отличное сено, – но ночью на улице делать точно нечего. Идите в дом и посмотрите, возможно ли растопить печь. Если да, то дрова есть. Можем принести.
– Хорошо, Александр, мы посмотрим сейчас, – открывая замок, который жалобно заскрипел, проговорил Профессор.
Уставшие туристы один за другим вошли в дом и огляделись. Комната, в которой они оказались, явила картину полного запустения: серая пыль повсюду и паутина, свисавшая клоками то тут, то там; разбросанный по грязному полу хлам. Единственным плюсом пока было то, что не протекала крыша.
– Так, – скомандовал Профессор, – женщины пусть наведут порядок, а мужчины займутся печкой и дровами. Володя, посмотри на чердаке, может быть, там какой-нибудь чайник или чугунок завалялся. Хорошо?
Через полчаса комнату было не узнать: пол чисто выметен, со стен и окон снята паутина, лавки и большой стол очищены от пыли и трухи, а в печи полыхал веселый огонек.
Наверху, среди всякой рухляди и старья, не представлявшего никакой ценности, Володя нашел несколько крынок. Он уже хотел спуститься вниз, как вдруг в дальнем углу послышался шорох.
– К-кто здесь? – прошептал парень, вздрогнув. – Не вздумай пугать, никто не заставит меня поверить в сверхъестественное! Эй, ты? Выходи, я не боюсь тебя!.. А-а, вот кто тут шумит.
Владимир облегченно вздохнул, ув