– Что же, если ваш выбор окончателен, то мы можем пойти и оформить документы. Сестра, помогите собрать вещи детей.
– Конечно, преподобная мать, – слегка поклонившись, ответила девушка.
Затем, подозвав Тоню к себе, воспитательница продолжила:
– Пойдем, сложим твои вещи.
Уже выходя из комнаты, девчушка обернулась и, показав дразнившему ее мальчугану язык, с достоинством удалилась.
Я подробно описала только один эпизод смотрин, но их с каждым днем становилось все больше и больше. Каждый из нас мечтал о новом доме, в котором будет сытно и уютно, где нас будут любить, баловать. Нам казалось, что там, за пределами этих стен, – рай, о котором рассказывали сестры, присматривающие за нами. Мы не знали, что ждало нас в чужих семьях. Да мы и предположить не могли, что некоторым из нас, в том числе и мне, может не повезти с приемными родителями, что детей берут в дом в качестве бесплатной рабочей силы.
Меня забрали из приюта в начале ноября. В тот день к нам пришли две чопорные пожилые женщины. Нас опять выстроили рядами, и они принялись с особым вниманием вглядываться в наши лица, проверяя и оценивая заложенные природой физические возможности. Минуты ожидания тянулись невыносимо долго. Наконец, мы устали ждать и загалдели:
– Тетя, возьмите меня… нет, меня… Меня, тетя, выберите меня… Я сильный!.. Смотрите, что я умею!.. Тетя, нет, я лучше!
Бедные сестры пытались нас утихомирить, но справиться с этой задачей им оказалось не под силу. Ребятня успокоилась только тогда, когда одна из женщин взяла меня за руку после непродолжительного осмотра.
– Как тебя зовут, девочка? – вкрадчивым голосом осведомилась одна из женщин.
– Саша… то есть Александра.
– Ты хочешь уйти из приюта и жить на ферме, на природе?
– На ферме? – не поняла я.
– В большом доме, на хуторе. У нас есть коровы, свиньи, гуси… Ты не боишься их?
– Конечно, нет. Я же не маленькая, – рассмеялась я. – У нас тоже была корова и гуси.
– Значит, знаешь, как за ними ухаживать? – обрадовалась пани, многозначительно пог–лядев на вторую женщину. – Это то, что нужно… Мы возьмем эту девочку, сестра Иосифа. Мы сможем быстро оформить соответствующие документы?
– Вне всякого сомнения… Процедура не займет много времени, пани Мазур. Пройдемте со мной к преподобной матери.
– Хорошо… Ты пока побудь здесь, а мы сейчас подпишем все бумаги и поедем домой.
Однако я так вцепилась в руку пожилой женщины, что та никак не могла освободить ее.
– Александра, отпусти, пожалуйста, – попросила сестра, – не задерживай нас.
Но я очень боялась хоть на секунду разжать пальцы. Мне казалось, что если я сделаю это, то женщины передумают и уйдут.
– Мы вернемся, обещаю, – потрепав меня за щеку, проговорила женщина.
Однако, увидев мой недоверчивый взгляд, добавила:
– Вот, возьми мои перчатки. Постереги их, пожалуйста. Отдашь их, когда поедем домой.
Они уже стояли в дверях, когда от младшей группы, узнав, что меня забирают, отделилась Варюша и бросилась мне на шею.
– Не блосай меня… я боюся остаться одна! Пусть и меня восьмут. Я холосая.
– Никто не бросает тебя, – покосившись на женщин, остановившихся в недоумении в дверях, ответила я. – Меня хотят забрать в семью.
– А посему мне низя с тобой?
– Кто эта девочка? – поинтересовалась у сестры Иосифы пани Мазур.
– Это ее младшая сестренка. Ей три года.
– А-а, сестра… – разочаровано протянула женщина. – Но мы не можем взять их обеих. Придется найти другую девочку.
Услышав это, я оторопела. «Как – другую? Почему другую? Нет-нет! Я хочу уехать с ними!» – пронеслось у меня в голове.
– Варя, сестренка, послушай, – присев на корточки, принялась объяснять я, – двоих нас никто не возьмет… не плачь, пожалуйста! Я буду ездить к тебе в гости. Клянусь! При первой же возможности я приеду.
– Пани Мазур, вы не волнуйтесь. За этой малышкой завтра обещали прийти, поэтому вам не следует искать другую девочку, тем более что Александра – прекрасный ребенок. Трудолюбивая, добрая, расторопная.
– Если нам не придется брать второго ребенка, то я согласна, – немного помедлив, отозвалась вторая пани, молчавшая все это время. – В конце концов, Даниса, ребенок не виноват, что у него есть малолетний родственник.
– Я согласна с тобой, Натазя, – кивнула головой первая дама и вышла из комнаты.
Так закончилась моя приютская жизнь. И если я о чем-то грустила, то только о моей горячо любимой Вареньке, с которой мы не расставались с самого начала войны, не считая одного месяца, проведенного раздельно в концлагере. Но я понимала, что нас двоих никто и никогда не возьмет, поэтому желание оказаться в семье и забыть все тяготы войны оказалось сильнее других чувств…
7
Мне никогда не забыть встречу с новыми родителями. Даниса, мать хозяина дома, и ее сестра Натазя Кравчик привезли меня в довольно-таки большой дом, на пороге которого меня встретили статный, высокий, сурового вида мужчина с грубыми чертами лица и миловидная женщина с годовалым ребенком на руках.
– Ты говоришь по-литовски? – не здороваясь, начал мужчина.
– Да, немного, – растерявшись, отозвалась я.
– Это плохо. Учить тебя всему придется, – нахмурился мой новый папа. – А у меня времени нет. На ферме дел невпроворот.
– Она росла в селе. Знает, что и как, – заступилась за меня пани Даниса. – Да и я помогу ей освоиться. Язык подучит, к порядкам привыкнет.
– В деревне, говоришь? А что умеешь делать? За коровой или птицей ходила? Свиней, гусей пасла?
– Милош, что ты на девочку налетел сразу? Совсем засмущал ребенка, – вмешалась в разговор его жена. – Девочка с дороги, устала, а ты с расспросами. Вот отдохнет, попривыкнет, а уж потом и требуй с нее.
– Ладно, пусть в дом заходит, – буркнул мужчина и, пройдя мимо меня, пошел в сарай.
– Девочка, не обращай внимания, – потрепав меня по плечу, заметила женщина. – Кстати, как зовут тебя?
– Александра… Саша.
– Саша… А я Юстина, а это Стефан. Ты можешь называть меня мама, если хочешь. Хорошо?
Я кивнула головой. Сказать по правде, у меня язык не поворачивался назвать ее «мама», а того нелюбезного мужчину – «папа». «Просто устала с дороги», – подумала я, лежа в кровати. Моя новая комната по размеру больше походила на чулан, вместе с тем была уютной и теплой. Кровать, стул, кованый сундук под маленьким окошком, небольшой стол, на котором стоял кувшин с водой и тазик, – вот и вся обстановка. Но я не жаловалась. В приюте (не говоря уж о концлагере) о таком можно было только мечтать.
Я с большим трудом привыкала к порядкам в новой семье. Пан Милош постоянно сверлил меня недовольным взглядом, тетушки доводили своими нравоучениями до слез. И лишь одна пани Юстина обращалась со мной по-человечески.
– Почему ее постоянно рвет? – проворчал хозяин дома после того, как я в очередной раз пожаловалась на тошноту. – Вероятно, девка нездорова. Вы смотрели ее документы, мама? А вдруг она заразная? Не хватало, чтобы наш родной сын заразился от нее.
– В приюте сказали, что с ней все в порядке. Девочка полгода провела в концлагере, видимо, что-то с желудком. Преподобная мать поделилась со мной воспоминаниями о поездке в лагерь. Не представляла, что такое возможно.
– Вот и не надобно мне тут аппетит портить, – грубо оборвал ее сын, обведя всех присутствующих за столом суровым взглядом. – Нечего демагогию разводить. Дармоедов и любимчиков в доме не будет! Все поняли? Хлеб заработать нужно!
– Милош, никто и не просит…
– Женщина, молчи, когда муж говорит, – стукнув по столу, рявкнул супруг. – Много воли я тебе дал. Смотри у меня… Вызови ей завтра врача. Может, чего дельного скажет, таблеток выпишет, посоветует, чем кормить. Поняла? А то еду зря переводит. Мы не для того брали из приюта ребенка…
Юстина опустила голову. Ей было не привыкать к грубости мужа. В двадцать пять лет она выглядела много старше своего возраста. Постоянные хлопоты по хозяйству, уход за сыном, вечно недовольное ворчание свекрови состарили женщину раньше времени. Я очень жалела ее, стараясь хоть как-то помочь новой маме.
Насилу освоившись, я принялась за работу. У меня появилось столько обязанностей по дому, что и взрослому человеку было бы нелегко справиться.
– Саша, – через неделю после моего приезда обратилась ко мне новая мама. – Я думаю, ты уже немного оправилась, привыкла к нам и к дому?
– Да, пани Юстина.
– Я же просила называть меня мамой.
– Да, но… хорошо… мама, – помедлив, отозвалась я.
– Вот и хорошо. Твой папа просит помочь ему с домашними животными. Справишься?
– Безусловно, я люблю животных. Они такие милые. А что надобно делать?
– Сходи в хлев, он объяснит и покажет тебе все. Он, по-моему, свиньям еду раскладывает.
Слегка вздохнув, я направилась к сараю, где семья держала свиней.
– П-пани Юстина… то есть мама, сказала, что вы просили помочь, – заикаясь от страха, проговорила я, войдя внутрь.
Пан Милош посмотрел на меня исподлобья и молча продолжил раскладывать еду поросятам, которых семья выращивала на продажу. Я стояла в дверях, боясь пошевелиться.
– За лошадьми ухаживать умеешь? – после продолжительного молчания спросил он.
– У нас… была лошадь до войны.
– Я не спрашиваю тебя об этом… меня не интересует твоя прошлая жизнь, заруби это себе на носу. Я хочу знать, сможешь ли ты заботиться о моих лошадях: кормить их, поить, чистить, убирать навоз, пасти, сторожить от волков? Я могу доверить их тебе? Но смотри, за любую провинность будешь отвечать по всей строгости.
Пан Милош обернулся и с вызовом посмотрел на меня.
– Ну, так что? Чего молчишь? Стоишь тут как соляной столб. Язык, что ли, проглотила?
– Как вы прикажете, пан, – опустив голову, ответила я.
– Хорошо… В свободное время будешь матери моей и ее сестре помогать приглядывать за птицей. Стары они и бестолковы. Вечно все не так делают. В том месяце пять кур лиса унесла и еще десять придушила.