– Wer ist hier?37 – услышала я за дверью резкий мужской голос. – Was ist los?38
Дверь открылась, и на пороге показался тучный человек с охотничьим ружьем в руке. Увидев меня, он нахмурился.
– Was brauchst du? 39
– Я хочу есть и пить, – пролепетала я по-литовски.
– Was? Ich verstehe dich nicht! – изумился мужчина, услышав незнакомую речь. – Geh weg! 40
Я продолжала стоять на пороге, совершенно не понимая его, хотя по недовольному лицу и резкому тону уже догадывалась, что мужчина сильно разозлен. Мне следовало бы покинуть негостеприимный двор, но я настолько устала, что силы покинули меня. Упав ему в ноги, я заплакала.
– Хлеба… хотя бы корочку сухого хлеба, – неожиданно для себя заговорила я по-русски. – Прошу вас!
Грубые черты сурового лица мужчины исказились от ненависти. Побагровев, он вскричал:
– Russisches Schwein… Russisches abscheuliches Schwein… Wulff, Zack! Packen… Fass!41
Услышав грозный рык, я обернулась и тотчас же увидела двух немецких овчарок, несущихся на меня. Вскочив на ноги, я побежала что было сил. Впрочем, разве могла я, измученная невзгодами, недоеданием и побоями, убежать от здоровых, сильных собак? Естественно, нет. Устремившись ко мне, они в два счета настигли меня и, повалив на землю, принялись терзать. Я никогда еще не испытывала такого ужаса, как в те страшные минуты. Как могла, я отбивалась от них, решив защищаться до последнего, но псы не отступались. Не знаю, чем бы все закончилось, если бы ночную тьму не разрезал протяжный свист. Услышав его, собаки оставили меня и отправились восвояси.
– Неужели все закончилось? Господи, благодарю тебя! – прошептала я, не веря своему счастью. – Отче наш…
Впервые в жизни я читала молитву не потому, что мне приказали, а потому, что моя истерзанная душа требовала этого, ибо я была уверена в том, что меня спасло лишь заступничество Спасителя.
Оправившись от испуга, я встала и поплелась по дороге, подальше от этого ужасного места. Я то и дело оборачивалась, опасаясь быть вновь настигнутой кровожадными собаками. Одежда моя висела клочьями, из ран текла кровь. Силы уходили с каждой ее каплей, но я знала, что если сдамся и упаду, то уже никогда не увижу сестренку. «Я нужна ей, я нужна Варе, – точно заведенная повторяла я, с трудом переставляя окровавленные ноги. – Без меня она погибнет». Наверно, только эти мысли и позволили мне не сдаться, а упорно идти вперед в поисках помощи.
9
– Господи, это еще кто? – услышала я, постепенно приходя в себя. – Вилкас, принеси-ка свечу. Не пойму: то ли зверь какой-то, то ли… ах ты, Боже мой! Да это же ребенок!
Я почувствовала, как сильные руки подхватили меня и куда-то понесли. У меня закружилась голова и потемнело в глазах.
– Помогите, – прошептала я, вновь лишаясь чувств.
Я не знаю, сколько времени находилась без сознания. Когда я очнулась, то увидела, что лежу на столе в одних трусах, а мои окровавленные лохмотья валяются в сторонке.
– Это кто же тебя так, деточка? – спросила миловидная женщина лет тридцати, мокрой тряпкой осторожно протирая мое истерзанное собаками тело. – Вилкас, поменяй воду… Боже, какие раны. Как ты вообще шла? Не ноги, а сплошное месиво… Ах ты, бедняжка.
– Спасибо, – еле слышно произнесла я. – Не могли бы вы дать мне немного воды?
– Ой, конечно!.. Вилкас, дай скорее воды. Да поторопись! Девочка так измучилась, а ты еле ходишь.
– Да несу уже, Роже, несу, – послышался раздраженный голос.
В комнату вошел худощавый мужчина, держа в руках крынку.
Сделав несколько глотков, я немного воспряла духом.
– Откуда идешь? – продолжила расспросы женщина, видя, что я уже могу отвечать.
– Я… направляюсь в Шедува, там, в приюте, находится моя младшая сестра.
– В Шедува? – изменившись в лице, проговорила гостеприимная хозяйка. – Но… каким образом ты оказалась здесь? В Восточной Пруссии?
Я с трудом приподнялась на локтях и изумленно уставилась на нее.
– Где? В Пруссии? Не может быть… хотя… теперь я поняла.
– Что поняла?
– Почему люди в городе косились на меня, а на одном хуторе хозяин спустил на меня собак.
– Такой высокий здоровый бугай? – поинтересовалась Роже.
– Да… у него большой живот и вот такие усища.
– Тогда понятно. Хотя довольно-таки странно, что он спустил собак… Но ты не рассказала, как забрела в чужую страну?
Помня о том, что сделал немец, я решила умолчать о том, что я русская.
– Мы жили неподалеку от Шедува. Однажды случилось несчастье, и мои родители и братик умерли, сгорев в доме. Спаслись только я и моя сестренка. Нас определили в приют, а потом меня удочерили. Однако новый отец бил меня за малейшие провинности, поэтому я решила сбежать из дома.
– И сколько же ты бродяжничаешь?
– Наверно, месяц или чуть больше… Иду, куда глаза глядят.
– А патруль? Неужели тебя ни разу не остановили? – удивился Вилкас, помогая жене перебинтовывать мои раны.
– Ну… я старалась не попадаться им на глаза. Пряталась в кустах, обходила посты.
– Шустрая, – рассмеялся мужчина. – Ты, наверно, голодная? Да чего спрашиваю, конечно, голодная. Роже, приготовь девочке что-нибудь поесть, а я доделаю все.
Вкусно поев, впервые за несколько месяцев я легла в теплую чистую кровать. Как же было приятно вновь положить голову на настоящую подушку и укрыться одеялом. Несмотря на то, что мои раны сильно болели и кровоточили, я все равно ощутила блаженство. Понять меня сможет, пожалуй, лишь тот, кто прошел через те же испытания, что выпали мне. «Господи, благодарю тебя», – закрывая глаза и погружаясь в сладостный сон, подумала я.
Я проспала больше суток, а когда проснулась, то почувствовала необычайный прилив сил.
– Доброе утро… кстати, мы так и не знаем твоего имени, – поприветствовала меня пани Роже.
– Александра, – ответила я, садясь на кровати.
– Необычное имя, хотя и красивое… Так, давай посмотрим твои раны, промоем их и перебинтуем. Ну, а после пойдем завтракать.
Сняв бинты, женщина нахмурилась. Раны воспалились и выглядели ужасающе.
– Вилкас, поезжай в город за доктором. Нам самим не справиться.
– Может, не нужно врача? – вскинулась я, насмерть перепугавшись.
– Ты боишься докторов? – улыбнулась Роже. – Вот никогда бы не подумала. Мне казалось, что смелости тебе не занимать… Чтобы отправиться одной скитаться в наше время, нужна немалая храбрость.
– Да, но все же…
– Не спорь, Александра, – обняв меня за плечи, ответила женщина. – Это для твоего же блага.
Я не стала возражать, боясь вызвать подозрения. Поэтому с тревогой ожидала прихода врача, появившегося в доме ближе к вечеру. Вид белого халата вызвал у меня глубокое волнение.
– Ну, фройляйн, как ваше самочувствие? – внимательно осматривая раны, начал разговор доктор. – М-да, досталось вам. К сожалению, война сделала людей жестокими. Это бесчеловечно – спускать собак, даже не выяснив, КТО просит о помощи.
Разумеется, я не стала говорить, что хозяин того хутора спустил собак именно потому, что ЗНАЛ, кто стоит перед ним.
А тем временем врач продолжил осмотр, иногда бросая на меня любопытные взгляды.
– Значит, так, фройляйн, – складывая инструменты в саквояж, подытожил он. – Раны неглубокие, хотя и рваные, поэтому заживут быстро. Я пропишу мазь и настойку. Настоятельно советую недельный постельный режим. Поправляйтесь!
Доктор вышел из комнаты, оставив меня одну. «Какой странный тип, – подумала я. – А как он внимательно рассматривал меня. Неужели что-то заподозрил? А если донесет? Вдруг меня опять арестуют и отправят в лагерь? – От одной только этой мысли меня бросило в жар. – Надо бежать! Но куда и как? Без одежды и с такими ранами я погибну. Что же делать?»
Пока я размышляла о своем положении, доктор спустился в столовую, где его поджидали Роже и Вилкас.
– Ну что? Каково ее состояние? Раны не очень серьезные? – с тревогой в голосе спросила Роже.
– Откуда у вас эта девочка? – задал встречный вопрос доктор, садясь за стол.
– Пару дней назад поздно ночью нас разбудила собака. Вилкас и я решили посмотреть… ну, и возле калитки нашли ее, всю окровавленную… Вы считаете, что мы должны были оставить ребенка умирать прямо на дороге? Кем бы она ни была, это, прежде всего, невинное дитя.
– Да, невинное дитя, – задумчиво повторил доктор. – Не более чем дитя… однако…
– Что значит ваше «однако»? – вмешался в разговор Вилкас. – На что вы намекаете?
– Нет, ничего, но мне пришла в голову одна мысль, когда я осматривал девочку.
– И какая?
– Ее худоба, нездоровый вид, ну, и еще ряд признаков навели меня на мысль, что девочка была в концлагере.
– Не может быть! – воскликнули Роже и Вилкас в один голос. – Александра прекрасно говорит по-литовски, даже акцента нет.
– Мое дело сказать вам, а там уже решайте, – пожал плечами врач. – Вместе с тем я должен сообщить… поймите меня правильно.
– Даже если она и в самом деле там была, – немного подумав, ответила женщина, – неужели вы сможете спокойно спать, зная, что донесли на человека, который не виноват в том, что родился не арийцем? Вы сможете спокойно есть, зная, что по вашей вине дитя, уже перенесшее нечеловеческие страдания, вновь окажется там, откуда ей по какой-то случайности удалось вырваться? У вас есть дети?
– Да, трое, – смутившись, отозвался доктор.
– Тогда представьте их на месте этой девочки.
– Но мой долг…
– Вспомните вначале о моральной ответственности, прежде чем сообщить о подозрительном ребенке, – заключила Роже, вставая. – Я же продолжу лечить девочку, несмотря ни на что.
Когда доктор ушел, Вилкас поглядел на жену и нахмурился.