– Александра, – начала пани Юстина, – я хотела бы попрощаться с тобой. Спасибо большое за то, что помогла мне справиться с горем, заменив погибшую дочь… Ей было столько же, сколько и тебе… Вот, возьми. Это талисман моей дочурки. Я никогда не расставалась с ним со дня ее смерти.
– Но я не могу это взять, – попятилась я. – Медальон не принадлежит мне.
– Нет, теперь он твой, – снимая цепочку с шеи и протягивая ее мне, произнесла пани. – Я очень хочу, чтобы у тебя осталась память о нас.
Женщина взяла мою руку и вложила в нее талисман: маленькую подвеску с изображением ласточки. Слезы навернулись у меня на глаза от избытка чувств. Я бросилась к моей приемной матери.
– Спасибо… спасибо большое, пани… мама.
Сказав это, я поспешила к сестре и родной мамочке, продолжая сжимать в руке драгоценный подарок.
– Будь счастлива! – крикнула вслед пани Юстина, смахивая набежавшую слезу. – Будь счастлива, моя девочка!
Мы вернулись в монастырский приют, где нам позволили остаться на ночь. Всю ночь, сидя в обнимку с мамой, мы с Варюшей рассказывали о времени, проведенном без нее. Она молчала и только с каждым словом все крепче и крепче прижимала нас к себе.
– Мои же вы дорогие, – целуя нас в щеки, произнесла мамочка по окончании нашего рассказа. – Как же вы выдержали все беды, свалившиеся на ваши головы? Как выстояли? Сашенька, какая же ты молодец! Я горжусь моей девочкой. Моя дочка самая сильная и самая мужественная… И ты, Варюша, тоже. Я очень боялась больше не увидеть вас. Мое сердце буквально разрывалось на части от того, что я не знала, где вы, что с вами? Живы ли или канули, как многие другие детки?
– Но где же ты была все это время? – спросила я. – Почему приехала лишь сейчас?
– Ох, мои дорогие, – печально покачав головой, отозвалась мама. – Если бы Господь не заступился за меня, то вряд ли бы мы свиделись когда-нибудь.
– Ласскажи, ласскажи! – потребовала Варюша.
– Да, мамуля, мы очень хотим знать, что с тобой произошло с того момента, когда мы попрощались в приюте города Гдова.
– Хорошо, мои дорогие, – собравшись с духом, произнесла мама. – И, хотя история моя безрадостная, но я должна рассказать ее вам, моим самым дорогим и родным людям… После того как мы расстались, меня и множество других женщин повезли на работы в Германию. Затолкав в грязные вонючие вагоны, нас повезли в Кенигсберг, где после медицинской проверки стали пересаживать на пароход для отправки через Балтийское море. Вы помните, что я болела больше двух месяцев; из-за моей болезни вы и оказались в приюте. По истечении этого срока доктор, выписавший меня из больницы в Гдове, объявил, что я вполне здорова. Но на самом деле он солгал, пытаясь таким образом избавиться от «лишних» пациентов. Я случайно услышала его разговор с медсестрой. «Не жилец, как и многие из ее палаты. Поэтому лечить, а уж тем более кормить их не имеет смысла. Все равно подохнут». Так я и мои соседки оказались в Восточной Пруссии. В порту собралось очень много людей. Нас должны были посадить на пароход и отправить в Германии по морю. В связи с тем, что я была очень худой и на вид нездоровой, врач, осматривавший людей перед отправлением, забраковал меня. Не желая больше возиться c нами, меня и нескольких других женщин они просто выкинули на улицу: без паспортов, денег и, естественно, надежды на то, что мы сможем выжить в таких условиях. Здесь, в немецком городе, мы были чужими, да к тому же русскими. Нас ждала верная гибель от голода. Те, кто был посильнее, решили уйти из Кенигсберга, по возможности дойти до линии фронта и сдаться своим. Я понимала, что это утопия, и им никогда не добраться до наших войск. Поэтому решила остаться, а там будь что будет. Невдалеке от кафедрального собора я села с протянутой рукой, прося милостыню. Нет, я не рассчитывала на то, что кто-то подаст грязной оборванке, но другого выхода у меня не было.
Мама на минуту задумалась, вспоминая те страшные часы и людей, проходивших мимо и смотревших на нее с презрением; дразнивших ее мальчишек, которые то и дело бросали в женщину камнями.
– Я не знаю, сколько прошло времени. Возможно, я даже задремала, когда внезапно услышала русскую речь. Я с трудом открыла глаза и увидела стоящих передо мной женщину и мужчину, одетого в немецкую форму. Я страшно испугалась и забилась в угол, однако чета тотчас же заверила меня, что не стоит бояться. «Мы не причиним вам зла, – сказали они. – Вы же ведь русская, не так ли?» Я молча кивнула головой, ожидая любых последствий. «Кто вы? Откуда? Как вы тут очутились?» – поинтересовался немецкий офицер на достаточно хорошем русском. Я вкратце рассказала мою историю. Переглянувшись между собой, супруги предложили поехать с ними. До смерти напугавшись, я побледнела. «Но зачем? Вы сдадите меня полиции или отвезете в концлагерь?» – спросила я. Женщина улыбнулась и ответила, что они хотят предложить мне работу. Им нужна помощница, поскольку в их имении мало рабочих рук, а хозяйство большое. Впрочем, я понимала, что работник из меня никуда не годный, ибо я очень исхудала да к тому же долго была больна. «Боюсь, я не гожусь вам, – опустив голову, отозвалась я. – Работница из меня сейчас никакая, поскольку болезнь сильно подорвала мое здоровье». – «Это поправимо, не волнуйтесь», – проговорил офицер и жестом пригласил меня следовать за ними. На самом деле меня очень удивили эти люди, решившие помочь жалкой русской оборванке. Герр Беккер с супругой отвезли меня в больницу и, оплатив врачам мое лечение, пообещали вернуться за мной через две недели. Внимание врачей и всего персонала, а также надлежащий уход сделали свое дело, и я почувствовала себя намного лучше. Все дни, проведенные в больнице, я не переставала думать, почему немецкая чета поступила так со мной. Больше всего на свете в те дни я боялась, что пара забудет обо мне, и когда меня выпишут, мне некуда будет идти. Как бы то ни было, мои опасения оказались напрасными. Выйдя из больницы, я увидела стоящую около машины фрау Беккер. Она поприветствовала меня и пригласила сесть в автомобиль, объяснив, что водитель отвезет нас в имение, где для меня была уже подготовлена комната.
– Мамочка, словно в сказке, – не отрывая взгляда от матери, проговорила я. – Все же как ты нашла нас? Откуда узнала, где мы?
– Благодаря моей хозяйке, – ответила мама, целуя меня. – Но случилось это не сразу, а только через год с нашей последней встречи.
– У тебя было много работы?
– О, да. В мои обязанности входило ухаживать за коровами, кормить их и пасти в теплые дни. Вставала еще до рассвета, а ложилась глубокой ночью. И так ежедневно, без выходных. Однако так трудились все их работники без исключения. Поэтому я не жаловалась на тяжкий труд, а наоборот, хотела быть полезной моим спасителям. Да и как я могла сетовать на судьбу, когда меня прекрасно кормили, давали кров, покупали одежду и даже на новый год сделали подарок?
– А нас? Каким образом ты нашла нас? – подергав маму за рукав, спросила Варя.
– Я ни на секунду не переставала думать о вас. Тревожные мысли не давали мне ни спать нормально, ни есть. Где вы? Что с вами? Живы ли или канули в вечность? А если живы, то сыты ли, не мерзнете? Я часто плакала украдкой, особенно когда смотрела на детей хозяйки – Ханса и Урсулу. Очаровательные малыши. Мальчику пять лет, а девочке как тебе, Варюша. И вот однажды в таком состоянии меня застала фрау Герда. «В чем дело, Мария? – спросила она меня. – Тебя кто-то обидел?» Я быстро вытерла рукавом глаза и отрицательно покачала головой. «Тогда что произошло? Я могу чем-то помочь?» Тяжело вздохнув, я ответила, что мне, к сожалению, никто не может помочь. В эту минуту в хлев вбежали хозяйские дети и бросились к матери. «Spielen! Lass uns spielen!42» – закричали они. Предательские слезы вновь навернулись на глаза. Внимательно поглядев на меня, потом на детей, фрау Беккер отослала их играть, а сама приступила к расспросам. «Я же вижу, что ты расстроена. В чем причина? Дети обижают тебя?» – «О нет, нет, что вы, – торопливо ответила я. – Ваши дети очаровательны. Я так люблю наблюдать за ними, особенно когда они смеются. Ребята такие милые, такие…» Тут я не выдержала и разревелась. Фрау Герда оказалась умной женщиной и сразу же обо всем догадалась. «Расскажи о своей прошлой жизни. О семье, о детях», – попросила фрау. Немного успокоившись, я подробнейшим образом поведала ей о своей жизни, об убитом муже и потерянных детях. В тот день я больше не смогла уже работать, потому что после рассказа пребывала в растрепанных чувствах. Хозяйка больше не расспрашивала меня о вас, да и я старалась при ней больше не разводить сырость. Но два дня назад она вызвала меня к себе. «Что-то произошло?» – спросила я, войдя в комнату. «Да, присаживайся», – указав мне на стул, ответила фрау. «Я что-то сделала не так? – испугалась я. – Если так, то прошу простить меня! Обещаю, такого больше не повторится». – «Нет, не волнуйся, – заверила меня фрау Герда. – Ты очень хорошо работаешь, я довольна тобой». – «Тогда что? » – подивилась я, разволновавшись еще больше. «Я только что получила письмо. В нем говорится о твоих детях». – «Что?» – хрипло произнесла я. У меня перехватило дыхание, а мое лицо покрылось бледностью. «Господи! – заволновалась хозяйка, бросившись ко мне. – Вильхельм… Вильхельм! Скорее принеси воды!.. Ну, Мария… все хорошо! С твоими детьми все в порядке. Ребятишки живы и здоровы!»
Мама на секунду замолчала. Она крепко прижала нас к себе, попеременно целуя то меня, то Варюшу.
– Выходит, это немцы нашли нас? – задала вопрос я.
– Да, благодаря старым связям герру Беккеру удалось отыскать вас. Если бы не он, то мы никогда бы не встретились. Фрау Герда разрешила мне на один день съездить к вам.
– На один день? – воскликнули мы. – Ты… ты завтра уедешь?.. О, нет! мама… мамочка, не оставляй нас! Мы хотим поехать с тобой! Возьми нас с собой!
– Я… я не знаю, как они воспримут ваш приезд. Возможно, хозяева будут против. Но в одном я уверена полностью, – что больше ни на секунду не оставлю вас. А там будь что будет.