Украденное детство — страница 41 из 41

На следующее утро, оформив все документы, мы поехали вместе с мамой в имение людей, когда-то спасших ей жизнь. Всю дорогу мы не выпускали из рук мамино платье, боясь потеряться. Я то и дело поглядывала на сосредоточенное лицо матери, гадая, о чем она думает. А ее всю дорогу преследовала только одна мысль – как отнесутся к нашему приезду фрау и герр Беккер. Не прогонят ли нас? А если прогонят, то куда нам идти и что делать дальше?

Но ее опасения оказались напрасными. Супружеская пара не стала попрекать маму за своеволие.

– Я тоже мать, Мария, – просто ответила хозяйка. – И, поверь, поступила бы точно так же. Так что ты сделала все правильно. Пусть живут с тобой в комнате. Еды хватит на всех. Девочки будут помогать тебе.

Мы сердечно поблагодарили наших хозяев, пообещав, что будем вести себя хорошо и во всем слушаться и помогать им. Потрепав нас за щеки, женщина улыбнулась.

– У тебя замечательные девочки. Ради них стоило пройти через горе и невзгоды.

Впервые за долгие месяцы я, обняв маму, засыпала счастливой. «Господи, спасибо! Благодарю за маму, за сестренку, за то, что защитил и уберег нас… Отче Наш…» – погружаясь в безмятежный сон, поблагодарила я Всевышнего за наше чудесное спасение.

Так, живя в имении и работая вместе с мамой, мы прожили до конца июля 1944 года. Однажды ночью мы проснулись от звуков артиллерийской канонады.

– Ой, мамочка, что это? – прильнув к ней, спросила Варя.

– Это пушки, – ответила я.

– Пушки?

– Да, милая. Наши войска на подходе.

И в самом деле, на следующее утро в небе мы увидели самолеты со звездами на крыльях. Узнав тревожные новости с фронта, немцы приступили к сборам, упаковывая в ящики только самое ценное. Вечером этого дня чета Беккеров пришла к нам в комнату.

– Мы пришли попрощаться, Мария, – начала фрау Герда. – Советские войска в скором времени будут уже здесь, и нам оставаться небезопасно.

– А мы? – спросила мама. – Мы поедем с вами?

– Вы? Конечно, нет… не волнуйтесь! Ну, вас-то они точно не тронут.

– Вы хотите, чтобы мы остались? Но…

– Мария, ты и девочки совершенно свободны. Мы рады, что помогли тебе и детям выжить в нелегкое время. Когда война закончится, то возвращайтесь домой. Может быть, ваш дом не сгорел, и вам будет куда вернуться. Надеюсь, вы поняли, что не все немцы одинаковы. Безусловно, среди них есть безжалостные убийцы и садисты, но есть и такие, кто ненавидит фашизм так же, как и вы. Прощайте! Храни вас Господь!

Больше мы не видели наших хозяев. Что с ними стало? Пощадила ли их жизнь? Кто знает. Тем не менее я никогда не забуду того, что они сделали для меня, сестры и мамы. Всякий раз, когда я начинаю молиться, то прошу Господа защитить их и помочь в их трудах.

С приходом Красной армии мы наконец-то вздохнули свободно, не опасаясь уже быть угнанными в лагеря или сданными в приют. В имении бывших хозяев наши развернули госпиталь, и мы помогали, чем могли, ухаживая за раненными солдатами. Ну, а когда закончилась война, госпиталь эвакуировали. Мы вернулись в нашу деревню. Ко всеобщему счастью, наш дом хоть и был разграблен немцами, но все же сохранился, выстоял, как и мы.

Никому из наших односельчан мы не рассказывали о том, что были в Литве, а потом в Германии, что прошли через приюты, больницы и концлагеря. Зачем? Это наша история, наша жизнь. К тому же мы боялись, что на нас будут косо смотреть, а еще хуже, избегать. «Были в эвакуации», – и точка!

Сейчас часто говорят, что на войне не бывает детей. Да, они правы. Война – суровое испытание для всех, а особенно для малышей, у которых украли детство. Мне уже чуть больше восьмидесяти лет, вместе с тем, до сих пор мне снится входящий в барак немецкий врач в белом халате с огромным саквояжем в руке. До конца своих дней я не забуду его мерзкую улыбку на чисто выбритом лице…

Мы празднуем День Победы торжественно и со слезами радости на глазах. И я хочу, чтобы люди, прочитав мой дневник, вспомнили в этот великий день тех, кто погиб в застенках концлагерей и не дожил до светлых мирных дней. Вспомнили о тысячах сирот, которым война сломала жизнь. До сих пор не верится, что мы своими глазами видели всё ЭТО, смогли выстоять и выжить. Война – это не только потрясение, но и испытание, через которое смогли пройти лишь стойкие духом…»


Притихшие люди сидели молча, боясь нарушить тишину. Рассказ девочки, пережившей ужасы концлагеря, потерю близких, издевательства и унижения, потряс их до глубины души.

– Надо сохранить эти записи, – хриплым голосом проговорил Профессор, первым решившийся нарушить молчание.

– Да-да, – согласилась с ним его жена Инна Павловна. – Я вообще предлагаю отдать их совету ветеранов или в музей.

– Невероятно, – проговорила Лена, находясь под глубоким впечатлением от прочитанного. – КАКИМ ОБРАЗОМ такие крохи смогли выдержать весь этот ужас? Не сломались, не сдались! Откуда они находили в себе силы еще и подбадривать друг друга? Непостижимо! Не знаю, мне кажется, сейчас люди сильно изменились…

– Ну, так уж и изменились, – вставил Володя.

– Да, изменились. Появились другие ценности, что ли. Мы почему-то стали злее, хотя у нас все есть. Я с трудом могу представить, что наше поколение пошло бы в сорокаградусный мороз на Неву за водой для бегемота, подобно служащим зоопарка в блокадном Ленинграде… Нет, мы перестали ценить жизнь!

– И радоваться, – вставила Анна Павловна.

– Да, и радоваться, – согласилась с ней Лена. – К сожалению, сейчас находятся негодяи, старающиеся исказить историю, исковеркать, переписать. Сделать ее удобной для себя.

– Именно поэтому эти записи и должны быть сохранены. Чтобы потомки знали, через что пришлось пройти их прабабушкам и прадедушкам, – добавил Профессор. – Должны ныне живущие знать всю правду о людях, подарившим им чистое небо!


А дождь тем временем продолжал барабанить по крыше и стеклам старого дома, пережившего и артобстрелы, и немецкую оккупацию, и долгое послевоенное восстановление, и радость от рождения новой жизни. Пережившего даже собственных хозяев, но всё же сохранившего память о них для случайных гостей, укрывшихся от непогоды.


Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора Ирины Сергеевой