Император издал странный звук, средний между покашливанием и смехом, а потом тоже спрятался за салфетку.
— О, — только и смогла сказать Фрида.
Императрица усмехнулась. Потянулась, накрыла рукой пальцы Фриды.
— Вы умная девушка, милая. Вы, конечно, поступите разумно.
Фриду затошнило.
— Матушка, ну хватит! Брак — это же по любви, — воскликнул император.
— Дурак! — взвизгнула вдруг императрица. — Посмотри: красавица, умница, и состояние Виндзоров, наконец, перейдёт к нам!
Фрида откинулась на спинку стула и потрясённо переводила взгляд с императора на его мать. Нет, это всё сон, абсурд! Не могут же они серьёзно…
— Матушка, по завещанию, сын Эша наследует герцогство… — сказал император.
— О да, но не ты ли голову себе ломаешь, как обеспечить его лояльность короне? — усмехнулась императрица. — Он будет очень лоялен, если эта корона ляжет ему на голову.
— Точно абсурд, — прошептала Фрида, но никто её не услышал.
— Матушка, — теряя терпение, начал Генрих, — корона ляжет только на голову моего сына…
— Дорогой, ну нельзя же быть таким слепцом! — отрезала императрица. — Сколько у тебя фавориток, и ни одна до сих пор не понесла! Ты никогда не интересовался, почему?
Император покраснел.
— Матушка! Не сейчас.
— А потом ты отправишь меня в самый дальний монастырь, и мы никогда это не обсудим, — цинично ответила императрица. — Так вот, побеседуй с нашим придворным врачом. Это, знаешь ли, уже не тайна.
Император тоже откинулся на спинку стула и принялся яростно тереть переносицу.
— Итак, если родится всё-таки у вас сын — отлично. Нет — у тебя будет наследник. Виндзоры — ближайшие нам родственники. Хвала богам, твой дед позаботился о том, чтобы ближе у нас никого не было. Ты усыновишь ребёнка, мальчик это будет, или девочка — неважно. Маг на троне — и эту империю будет не остановить. — И с видом завоевательницы, поставившей на колени весь мир (пусть и в мечтах), императрица улыбнулась.
Фрида посмотрела на императора, встретила задумчивый, оценивающий взгляд и подумала: «О боги!»
— Милая, вы побледнели, — заметила императрица, прервав тишину.
Фрида сглотнула.
— Я… Но…
— Понимаю. Вам, дорогая, о таком страшно было и подумать. Слишком хорошо, неправда ли? Вы составите моему сыну прекрасную партию, лучше всех этих заграничных потаскух. Вы мне нравитесь и…
Фрида прижала руку к губам, кое-как пробормотала:
— Простите, мне нехорошо.
И, вскочив, бросилась бежать.
Следом вскочил и император, кажется, зовя врача. Фрида услышала, как императрица успокаивающе объясняет:
— А, беременность! Это пройдёт.
В туалетной комнате Фриду вырвало. Долго потом пришлось умываться, приводить себя в порядок, но трясло всё равно сильно. Врач, к которому проводили герцогиню, сказал только:
— Миледи, нельзя же так волноваться! Вам необходимо немедленно отдохнуть.
Его Величество передал, что Фрида может ехать домой — они поговорят позже. Очевидно, сейчас император был занят матерью.
Фриду трясло, пока в одном из коридоров, полных, конечно, народу (дворец же), её не подхватил невесть откуда взявшийся Ричард.
— Госпожа?
«Не могу», — подумала Фрида и спрятала лицо у него на груди.
Ричард донёс её до кареты, а уже в пути Фрида, кое-как успокоившись, сказала:
— Ричард, вы знаете, я кажется, скоро стану императрицей.
И расхохоталась.
Глава 7
Когда я на троне
Сижу в золотой
Королевской короне,
А справа и слева
Стоит моя знать,—
Какая цена мне,
Ты должен сказать!
«Король и пастух», английская народная баллада,
перевод С. Я. Маршак
Вечером в столичный особняк Виндзоров явился с визитом сам император. Явился без помпы, в сопровождении лишь телохранителей, в карете без гербов и даже без лакеев. Почти инкогнито. Почти, потому что в такой же карете и с таким же сопровождением некогда разъезжал по столице его младший брат. Конечно, другими были тогда телохранители (а порой принц и вовсе обходился без них), но весь город уже очень скоро знал, кто и куда поехал. Газетчики — шустрые ребята, а тут такая сенсация! Конечно, шушукались тем вечером дамы в салонах: Его Величество отправился навестить безутешную вдову (ах, бедняжка!). Какое у императора доброе сердце!
Сердечного императора у Виндзоров весьма тепло встретили. Сначала чуть в обморок не упала экономка и задрожал всегда невозмутимый дворецкий. Его Величество они видели впервые: к Эшу император не заглядывал, предпочитал звать своего мага во дворец. Не так уж много у правителя великой империи времени, чтобы мотаться по гостям — даже к собственному кузену и самому доверенному советнику.
Так что визит был из ряда вон — для всех. Его Величество держался непринуждённо — сопровождение он оставил на улице. Дескать, что ему может угрожать в доме придворного мага? Правда, мёртвого… Но ведь из-за несчастного случая, не так ли? О, Эш всегда был таким растяпой…
Дворецкий справился с собой быстро, и Его Величество окружили слуги. Ах, ему нужно видеть герцогиню? Но…
— Ваше Величество. — Остановившись на последней ступеньке лестницы на второй этаж, лорд Валентин изящно поклонился. — Какая досада, моя дочь не принимает.
После этого наступила тишина. Императору не отказывают, особенно в такой щекотливой ситуации. Его Величество уже оказал герцогине великую честь, приехав к ней лично. Так что же?
Император выдержал паузу, как будто специально дожидаясь нужного эффекта — чтобы все присутствующие поняли, какую оплошность допустил лорд Валентин. Впрочем, из присутствующих были только слуги, а кого волнует их мнение? Сам же лорд Валентин как будто ничего не понял: он замер на лестнице, словно собирался грудью закрыть императору проход на второй этаж.
— Леди Фрида снова не здорова? — спросил, наконец, Генрих.
Валентин не поднимал глаз и руки его, лежащие на перилах, подрагивали, но ответил он твёрдо:
— Моя дочь утомилась и сейчас отдыхает. Приношу от её лица извинения, Ваше Величество. Как только моей дочери станет легче, мы нижайше попросим у вас аудиенции…
Император отмахнулся.
— И тем не менее я хочу видеть её сейчас.
— Ваше Величество…
Не обращая на него внимания, Генрих подошёл к лестнице и оказался очень близко от Валентина — хрупкого, маленького по сравнению с императором.
— Граф, — улыбнулся император. — Отойдите. — И когда Валентин (явно испуганно) вцепился в перила, добавил: — Вы же понимаете, что я могу позвать моих телохранителей, и вас… отодвинут. Аккуратно, конечно. Но смысла в вашем маленьком бунте я не вижу.
Валентин вздрогнул. Впервые поднял на Его Величество глаза. Ему было страшно, действительно страшно: воспитание и мораль кричали повиноваться и молить императора о прощении. Никто не встаёт у Его Величества на пути: ни слуга, ни лорд.
— Я жду, граф, — гипнотизируя Валентина взглядом, как змея зайчонка, сказал Генрих.
Валентин дрогнул. Посторонился и тут же сказал:
— Ваше Величество, умоляю, моей дочери нужен покой…
— Какая трогательная забота для той, кто даже не является вашим ребёнком, — усмехнулся император, проходя мимо. — Позовите врача, если так волнуетесь, граф. В вашем доме должен быть кто-то из Академии.
Валентин осел на ступеньки. К нему бросились лакеи и дворецкий — а потом и к врачу. Не леди, так лорду он точно понадобится.
Однако у дверей в комнаты герцогини (дорогу Его Величеству показывал расторопный лакей, очень взволнованный подобной честью) императора ждала ещё одна преграда — Ричард.
— О, ну ради всех богов! — выдохнул император, увидев его. — Уйди. Немедленно!
Ричард равнодушно взглянул на него и не шелохнулся.
— Ты не слышал меня? — Император привык видеть Ричарда раболепствующим перед Эшем, а потому никогда не воспринимал его как человека. Кукла, тень. Ничтожество. — Дай мне пройти. Сейчас же!
Ричард поднял голову и спокойно ответил:
— Я слышу тебя, правитель людей. К моей госпоже ты не войдёшь.
Генрих опешил. Нет, правда, выходило так, словно сама дверь заговорила. Как эта… марионетка смеет, откуда у неё такой тон, такое упрямство? И потому всё, что смог сказать ошарашенный император, было:
— Ты спятил?
Ричард чуть скривил губы, обозначая усмешку.
— Ты не войдёшь. И ты можешь звать своих слуг, но они не войдут тоже. Все твои люди тебе не помогут.
— Спятил, — кивнул император и попытался взяться за дверную ручку. Его пальцы даже не коснулись двери — словно наткнулись на преграду, невидимую и непреодолимую. Генрих обомлел. Посмотрел на невозмутимого Ричарда.
— Твоя госпожа… это… сделала?
— Нет, я, — ответил Ричард, чем поверг императора в ещё большее изумление.
— Ты колдуешь?
Ричард промолчал.
Генрих потряс головой. И, словно отбросив эти мысли вместе с удивлением, поинтересовался:
— Что, так и будешь здесь стоять? Вечно?
— Если понадобится.
— Это абсурд, — пробормотал Генрих. — Абсурд… Как у тебя смелости хватает?!
Ричард улыбнулся.
— Ты не знаешь, что такое вечность, человек. И ты ничем не можешь меня напугать. По сравнению с властителями фейри ты ничтожен. Уходи, моя госпожа не желает тебя видеть. Никогда.
Замерший в тени лакей, всё это время незаметный (слуга и должен быть ненавязчив), издал тонкий смешной звук, прервав обрушившуюся было тишину.
— Или я спятил? — озадачился император и снова попытался толкнуть дверь. С тем же успехом.
Ричард не шелохнулся. Не шелохнулся и бледный до смерти лакей, безмолвный зритель этой странной сцены.
— Да вы с ума все походили в этом доме! — не выдержал император.
— Не нужно кричать, — сказал Ричард, когда эхо прокатилось по пустому коридору.
— Или что? Ты заколдуешь меня так, чтобы язык отнялся? — пошутил император. Потом посмотрел в лицо Ричарду и умолк.
— Если это потребуется, — ответил Ричард.